Вот теперь ты пожалеешь, Кулакова! (СИ) - Дюжева Маргарита

И, как ни странно, но родительница уступила. Промямлила что-то про ужин, который на плите и ушла. Я прикрыла за ней дверь, радуясь одиночеству и тишине, включила компьютер и открыла свой шедевр. Там по-прежнему были две жалкие строчки «Привет. Меня зовут Антон Северный! Я— …»

В конце многоточие. Я тогда не смогла придумать окончание фразы, зато сейчас снизошло вдохновение.

«Я — самый настоящий Олень!»

Остановилась, задумчиво закусывая губы. Почему именно Олень? Сомневаюсь, что благородные животные мстят друг другу за неудачные школьные годы. Нет. Так неправильно.

Удалила последние слова и написала по-другому.

«Я — мерзавец».

Да. Именно так.

Еще раз пробежалась взглядом по строчкам, а потом просто удалила файл, завязав с несостоявшейся карьерой писателя.

***

Мое утро началось поздно. Полночи я потратила на обдумывание своей незавидной участи, поревела, хорошенько промочив слезами подушку-подружку, отключилась, когда на часах было далеко за полночь, и проснулась ближе к полудню, чувствуя себя старой развалиной.

Настроения не было, желания выбираться из кровати тоже, но я заставила себя подняться. Хотел отомстить? Отыграться? Ему удалось. Но если он думал, что сломает меня, то зря. Я не собиралась беспросветно горевать и убиваться из-за этого мерзавца. Да, сейчас мне плохо, больно, но жизнь продолжается, надо было просто идти вперед. Рано или поздно станет легче. Все наладится. Я верю в это.

Родителей дома не оказалось, но на кухонном столе обнаружилась записка, выведенная красивым маминым почерком «Диночка, мы уехали в магазин за продуктами. Скоро вернемся».

Ух ты! Я опять Диночка! Мама обрадовалась, что я сегодня дома? Решила, что победа за ней? Что теперь все наладится: я откажусь от переезда, перейду работать в школу, выйду замуж за сыночка Юлии Николаевны?

Жалко ее расстраивать, но нет. Мои планы остались неизменными, просто из них выпал один бракованный элемент. Скорее всего придется поменять работу, чтобы не видеть наглую тюленью морду, но в педагогику я однозначно не пойду, это не мой путь, не моя мечта.

Родители вернулись домой около часа, с огромными пакетами. Я помогла убрать продукты по местам, рассеяно прислушиваясь к их разговорам и отвечая невпопад. Маменька подозрительно на меня косилась, но ничего не говорила, а отец моего состояния не замечал.

— Лида, — проворчал он, открывая несколько банок, — скажи мне пожалуйста, зачем нас сдались эти посиделки?

— Лень, ну что за глупые вопросы. Посидим в хорошей компании, пообщаемся, повеселимся.

— Ладно, ты пообщаешься с Юлькой своей ненаглядной, а мне то какой резон? Я бы веселее время провел с мужиками!

Я лишь усмехнулась, похоже папенька тоже не очень рад предстоящему «семейному» ужину.

— Леня! — произнесла мама с нажимом, — Стас придет. Вот и пообщаешься с ним на мужские темы. Он чудесный собеседник.

Балабол он чудесный!

Папа только бровью повел и пренебрежительно скривился. Ну хоть с одного из них розовые очки спали относительно сынка Юлии Николаевны. В слух он ничего не сказал, чтобы маму не расстраивать. Он ее любил, и всегда старался уберечь от разочарований.

…А вот меня никто не любил, и не берег. Лицом, наверное, не вышла.

После обеда мне пришлось переквалифицироваться в повара. Я молча строгала салаты, задумчиво стуча ножом по деревянной доске, и размышляла о своей незавидной участи. Мысли то и дело возвращались к несчастному письму. Я вспоминала отрывки из него и морщилась, словно от боли. Ну как же так? Была уверена, что встретила мужчину своей мечты, а оказалось, что это просто некрасивая игра. Гадко, аж зубы сводит.

Зато будет что написать в своих мемуарах на старости лет. Хотя нет, с писательством я завязала. Не мое. И Олень тоже не мой…к сожалению.

Где-то в душе все равно теплилась упрямая надежда, что все это шутка, розыгрыш, подстава. Что угодно, но только не горькая, обжигающая своей циничностью правда.

Все-таки я неисправимая оптимистка. Даже не так. Неизлечимая. И почему-то это злило.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я злилась на саму себя за безалаберность, наивность, неспособность рассмотреть волка под шкурой ягненка. Ему даже пришлось особо стараться, чтобы меня обмануть. Я все сделала сама — сама обманулась, сама поверила, даже свидания наши сама придумывала. Дурочка.

Так мне и надо.

Ладно, будем считать это суровой школой жизни. Как там говориться? Все, что не убивает, делает нас сильнее? Пусть так и будет.

К шести часам вечера отец разложил в большой комнате стол-книжку, мама достала из антресоли праздничную скатерть — белоснежную с крупными голубыми цветами по краям, а я начала носить с кухни угощения. Выглядело замечательно, пахло божественно, но я не испытывала ни единой искры радости.

Под вечер настроение совсем испортилось, опять захотелось уйти к себе и посидеть в тишине, но я снова не позволила себе этого сделать. Я не хотела думать об Антоне. Что угодно, только не мысли о нем. Лучше уж сидеть за одним столом со Стасом, давиться от его гениальных изречений и масляных взглядов, чем вспоминать историю своего позора.

Они пришли в семь.

Юлия Ивановна вся такая из себя кокетка – в белой блузочке, черной юбочке, чуть ниже колена, с игривым кренделем на голове. Мне показалось, или она стрельнула взглядом в моего отца? Присмотрелась к ней подозрительно, внезапно осознав, что она вроде как тоже женщина, а женщины на моего папеньку всегда томно поглядывают. Наверное, все-таки показалось, просто очки загадочно блеснули при свете лампы, но лучше держать ухо востро.

Стасик…

О, Стасик был неотразим! Темно-зеленая рубашка из какой-то синтетической отчаянно блестевшей ткани, брючках с острыми стрелками и синие полосатые носки с дыркой на большом пальце левой ноги. Оттуда застенчиво выглядывал кривой ноготь весьма сомнительной чистоты.

Ну до чего ж хорош! ПрЫнц! Да какое там прынц! Король! Властный император! Повелитель Тьмы!

Оставалось только склонить голову перед его великолепием и не заржать. Правда смех был бы не искренним. Злым и ядовитым. Я вообще моментально пропиталась ядом, стоило только гостям переступить порог нашего дома.

— Ну что, гости дорогие, — мама, наоборот, сияла, — мойте руки и добро пожаловать за стол!

***

— Давайте поднимем бокалы за дружбу! — произнесла разрумяненная Юлия Ивановна, и снова глянула на отца.

У меня уже сомнений не осталось в том, что она была бы не против, если бы отец обратил на нее внимание, как мужчина.

В груди кипело от негодования, а еще больше от недоумения. Как мама может этого не замечать? Это же просто классика жанра — подруга, поглядывающая на чужого мужа. Все вот эти игривые смешки, взгляды из-под коротких тусклых ресниц, кокетливые заправки волос, якобы выбившихся из дурацкого кренделя.

Эх, как я разозлилась. На фоне того, что эта змея подколодная покушалась на счастье моей семьи, померкли даже переживания о Северном и его коварной мести.

Хотелось вскочить на ноги, заорать и вытолкать Юлию Ивановну за двери, швырнув следом одежду, пропахшую ядерными духами «Красная Москва», а заодно и Стасику пендаля, чтобы летел и посвистывал. Но я держалась. Какая-то ненормальная, остаточная вера в людей тихо нашептывала «Вдруг я все не так поняла. Вдруг мне показалось»

— За мою любимую подругу Лидочку, и за тебя Лень.

Отец даже бровью не повел, а мама растеклась в счастливой улыбке.

Неужели она ничего не замечала? Или это мне от нее досталась эта глупая вера в людей?

Я лишь слегка пригубила содержимое бокала, решив, что в такой странной ситуации хоть кто-то должен сохранить голову трезвой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Дина, — обратился ко мне Стас тоном властного мачо, — я хочу с тобой поговорить. Родители пусть остаются здесь, а молодежь пойдет в другую комнату.

Да ну на хер!

Юлия Ивановна чуть не прослезилась от решительности своего сынули, а мне очень хотелось взять тарелку с оливье и надеть ему на голову. Но я так не сделала — салат стало жалко. Я столько времени потратила чтобы его нарубить, что было бы кощунством так с ним поступить.