Волны. Сэнп - Алла Марковская

— Не те теперь времена, — сокрушалась бабушка: — Не боятся ни маоронгов, ни латоров… — Гэл вздрогнул — неужели здесь помнят о тех древних пожирателях пространства, с которыми сейчас Зэрон сравнил Волнов. Старушка продолжала говорить: — Вчера утром тоун Фэррас, хозяин здешних земель, со своей сворой набег учинил. Один из разбойников в дом ворвался, а я спряталась за печкой, и лежала тихо. Наемник пошарил по дому, заглянул везде, лавку со зла перевернул, кувшин последний разбил, и ушел. Кузнеца искали… А зачем им кузнец?.. А я вылезти не решилась. Очень лют Фэррас — ему убить человека, что на землю плюнуть.

А еще она рассказала, что вчера в замке Тиррона поймали страшного перевертыша, того самого, который детями питается. Да только убил оборотень всех воинов Тиррона, половину замка разрушил и убежал… «Кто рассказал?.. Так бродяжка мимо проходила, вот и рассказала…»

Первым делом сложить в доме печь, пока стены не сгнили. Старушка Шилла, пока жила одна, устроила для себя некое подобие очага из оставшихся камней, но тепла это сооружение давало мало. Вторым делом покрыть крышу. Чем? — Так соломой же… — подсказала бабушка и принялась вязать небольшие пучки соломы. Пока она готовила пучки соломы, Гэл складывал из камней основу печи, отдаленно помнил, в какой способ это делается, теперь мог и на практике свои знания освежить.

Айрэ выспался и носился по дому, влез в глину, замешанную отцом, запутался в льняных нитях, которыми старушка связывала соломенные пучки, измазался в золе, в пыли, и в грязи — бегал на улицу… прибежал обратно, залез к Огоньку, тот вытер об ребенка морду и вывалял его в своей подстилке из соломы. Волосы у малыша слипшейся копной стояли дыбом, рубашка стала черно-бурой, а нос напоминал поросячье рыльце.

Огонек, оказалось, простудился, чихал и кашлял, распугивая небольших птичек, свивших гнезда под кровлей конюшни. Старушка заставила коня дышать паром травяного отвара из миски, поставленной на дно мешка. Огонек сопротивлялся, когда рядом был хозяин, но когда Шилла прогнала Гэла в дом, рыжий конь ей подчинился.

А потом Гэл провалился в лаз под пол за печью, там сохранились запасы круп и зерна, на чердаке нашли много сена для коня. А в углу маленькой конюшни еще одну закрытую деревом яму с овсом. Не верил старый кузнец людям, запрятал множество нужных вещей для нового кузнеца, и мешочек с монетами нашелся под кровлей. Вот если бы еще и крыша сама починилась…

Местные жители восприняли нового кузнеца насторожено. Но присутствие ребенка смягчало подозрение. Да и кузнец он был умелый. И женщинам понравился.

Дом понемногу приобрел живой вид. Гэл начал работать в кузнице. Пришли жители поселка, принесли работу: прохудившиеся котлы, сломанные грабли, лопаты, косы. Приводили подковывать небольших, крепких, круглых лошадок. За работу платили продуктами и монетами.

Шилла радовалась, у нее был дом и семья: новый кузнец хоть не в меру молчалив и задумчив, но не злой. И уже через десять дней она стала называть Айрэ внучком.

Огонек выздоравливал. Гэл не успевал за работой ездить верхом. Рыжий конь наслаждался покоем и начал толстеть. Гэл бросал в кормушку овес и грозился: — Все, завтра я тебя погоняю… наступало завтра, появлялись новые хлопоты.

Пряха принесла сковороду в починку, Гэл осмотрел старую сковороду с налипшей неоднократно прогоревшей коркой жира, и ушел в кузницу. Шилла заметила, что старая знакомая уходить не собирается, вздохнув, пригласила нежеланную гостью сесть за стол. Пряха была сплетницей на всю округу, такая как начнет говорить да выпытывать, полдня без дела проведешь. А гостья рассказывала последние сплетни, и как будто между прочим расспрашивалась о кузнице. Айрэ крутился рядом, изучал незнакомку. Пряха посмотрела на малыша и засокрушалась:

— Ох, забыла дома прянички, если бы знала о мальчонке… Это сын кузнеца? Надо же, такой молоденький, а уже сын, а мать ребенка где? Не рассказывал?.. Ой, скажу соседке, она собиралась прийти сюда с котлом… пускай прянички принесет. А знаешь — племянница Тиррола сбежала с Литто в замок к Феррасу, да только Литто ее не получит, Феррас сам хочет жениться на девочке, чтобы землю взять.

— Ой, — всплеснула старуха Шилла, — а девочка совсем молоденькая, как же так, ой, погибнет она. Фэррас ведь человек страшный — жестокий. Меня из замка выгнал, сказал — старуха не нужна хлеб напрасно жевать.

— Ну, Нэллэи — глупая… сама себя обрекла, — проворчала пряха. Погладила Айрэ по пушистым волосам, — дите-то какое. А этот кузнец не прост, хоть и лицом темен — спина ровная, руки тонкие. Не рассказывал, откуда пришел?

— Не рассказывал… — Шилла отложила деревянные спицы с вязаньем, кряхтя поднялась, бросила несколько поленьев в камин, — может, и не прост, но руками работать умеет. Конь только у него — ни землю пахать, ни в телегу впрягать…

Айрэ надоело играть разноцветными нитками, он встал с вороха сена и поскакал на одной ноге в кузницу. Старушка, кряхтя, поковыляла за неугомонным малышом:

— Стой… Да куда ж ты снова бежишь? Отец наказывал, чтобы ты в доме оставался.

Пряха улыбнулась:

— Вот и тебе судьба внука подкинула…

Вечер, дождь стучит по крыше. Старушка Шилла щелкает спицами. Огонь трещит в камине. Гэл сидит рядом с Айрэ на широкой лавке, что приспособили под кровать, и тихо поет колыбельную о белой кошке. Айрэ упорно борется со сном. Старушка замерла, спицы застыли, она слушает песню, на глазах появляются слезы. За всю свою жизнь она только в детстве слышала, как поет бродячий менестрель. А кузнец пел лучше бродячего менестреля из детства. Шилла тихонько утирала слезы рукавом. Айрэ засыпал, а маленькая ручка упорно цеплялась в полотняную рубаху отца.

Еще час, и свечи потушили, в доме стало темно. Старушка Шила легла на свой ворох сена, на теплой полати, за очагом. Гэл уснул на старых мягких шкурах у очага.

В тишине пронзительно и громко заржал Огонек. Калтокиец вскочил — услышал топот копыт по грязи. Айрэ заплакал. Старушка испуганно посмотрела на посеревшее лицо кузнеца, тот бросился к двери, распахнул ее. Айрэ соскочил с кровати. Гэл прикрикнул на сына:

— Вернись в постель!

Малыш, всхлипывая, поплелся к лавке. Шилла посеменила к ребенку, села рядом с ним, взяла на руки, гладила и успокаивала.

Гэл шагнул за порог. Увидел мокрую, забрызганную грязью, взмыленную морду коня, на коне — бледного измученного Кэрфи. Он сидел, боялся пошевелиться. Халкеец был без плаща, в промокшей рубахе, на кожаные штаны налипла грязь.

— Слазь… — коротко приказал Гэл.

— Я не могу, я себе все отбил, у меня ноги судорогой свело… — прошептал Кэрфи.