Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2 - Александр Дюма

Единственным новшеством была обеспокоенная Жанна, которая не вынесла неизвестности и спустилась с сестрой из паланкина. Обе девушки, заслышав топот копыт, сделали несколько шагов навстречу всадникам.

В мгновение ока оказавшись на ногах с элегантностью безупречного наездника, Рене взял руку английского офицера и подвел его к мадемуазель де Сент-Эрмин:

— Мисс Элен, — заявил он, — я имею честь представить вам сэра Джеймса Асплея. — И затем, повернувшись к англичанину: — Сэр Джеймс Асплей, имею честь представить вам мисс Элен де Сент-Эрмин и мисс Жанну, ее сестру.

Затем, оставив всех, как всегда, ошеломленными, отошел на несколько шагов, чтобы ничем не потревожить первые мгновения счастливого воссоединения.

Жанна наградила Рене неописуемым взглядом, в котором остатки страха смешивались с выражением нежнейшей любви, и подошла к сестре.

Милое создание, которое еще находило силы повелевать словами, уже не было властно ни над сердцем, ни над взглядами.

Через десять минут, в течение которых Рене батистовым платком приводил в порядок оружие, сэр Джеймс пришел к нему и поклонился:

— Сударь, — произнес он, — я пока не знаю всех обязательств, которые у меня есть перед вами: мадемуазель Элен поведает о них; а сейчас она просит передать, что не желает долее пребывать без вашего общества.

Рене присоединился к девушкам, а через два часа, в сгущающихся сумерках, под приветственный лай собачьей своры, караван прибыл во владения виконта де Сент-Эрмина.

Рене, понимая, каким печальным для сестер было бы присутствие отцовского гроба в трехдневном путешествии, позаботился, чтобы часть эскорта препроводила останки виконта на Землю бетеля через три дня после живых.

LXX

СЕМЬЯ УПРАВЛЯЮЩЕГО

Часа через полтора показалась утоптанная многими ногами дорога. Внимательный наблюдатель, кроме человеческих, мог обнаружить следы слонов, буйволов и лошадей. Пройдя через перекидной мост, дорога заканчивалась у тяжелого частокола с воротами. За кольями маячили силуэты нескольких домиков, словно спутники окружавших большой дом в центре, должно быть, жилище хозяина этой небольшой, но многолюдной деревушки. На псарне поднялся большой переполох, когда Рене достал из паланкина охотничий рог и с мастерством истинного охотника на лис протрубил сигнал прибытия.

Сэр Джеймс вздрогнул: с тех пор, как он покинул Англию, никогда он не слышал столь звонкого и призывного сигнала рога.

Ни собаки, ни жители деревни, за исключением ее основателя, не имели представления о природе взорвавшего ночную тишину звука, который обычно раздается лишь при появлении рыжего зверя. Все они разом выскочили на улицу: первые, отвязанные на ночь, — со своих излюбленных лежбищ, а последние, завершавшие день, — из-за семейных столов.

Весь дом, казалось, пришел в движение. Двери открылись, распахнулись со скрипом окна, и показалась целая дюжина всевозможной прислуги — негры, индусы, китайцы, держа в руках горящие смоляные факелы. Впереди выступал старик лет шестидесяти восьми — семидесяти, насколько позволял разглядеть свет его факела. У него были длинные белые волосы и такая же белая борода, которые, без сомнения, не видели ножниц с тех пор, как их владелец оказался в Индии. Еще подвижные черные глаза живо блестели из-под густых серебристых бровей.

— Приветствую странников, пожелавших просить меня о гостеприимстве. Но мы вовсе не во Франции, и да позволено мне будет спросить, кто они, прежде чем я отворю двери дома, который мне не принадлежит.

— Моему отцу было бы уместнее ответить вам, — произнесла Элен, — но губы его навеки сомкнула смерть, поэтому от его имени отвечу я: благослови Бог, Гийом Реми, тебя и твое семейство.

— О-о! Хвала Небесам! — воскликнул добродушный старик. — Случилось! Моего покойного хозяина заменят молодые барышни, которых я столько ждал и отчаялся увидеться с ними до моей кончины!

— Да, Реми, это мы, — в один голос ответили обе девушки.

— Открывай, Реми, открывай скорее, — прибавила Элен, — мы очень устали после трех дней пути, и с нами еще постояльцы для тебя, которые, возможно, устали еще больше нас и держатся только своей стойкостью и самоотверженностью.

Старик подбежал к двери, крича на ходу:

— Ко мне, Жюль! Сюда Бернар! Открывайте почтенным сеньорам, которые приехали к нам.

Двое высоченных молодцов устремились к двери, а старик тем временем продолжал кричать:

— Адда, позови Пятницу, пусть зажжет печи, и скажи Воскресенью, пусть свернет головы двум самым большим птицам во дворе. Есть у тебя чем подкрепиться, Бернар? А у тебя в столовой, Жюль?

— О, будьте покойны, отец, — ответили ему те, — мы можем накормить целый полк, а здесь даже роты не наберется.

Молодые люди спрыгнули со своих коней и помогли Элен и Жанне спуститься со слонов.

— Иисус! — воскликнул Реми, увидев девушек. — Чудесные дети! И как звучат ваши земные имена, ангелы мои небесные?

Элен и Жанна представились одна за другой.

— Мадемуазель Элен, — сказал старик, — вы похожи на виконта, своего отца; а вы, мадемуазель Жанна, вы — точная копия вашей матушки. Ах, мои милые сеньоры, — продолжал старик, сделав движение головой и смахнув слезы, дрожавшие на ресницах, — я больше не увижу вас! Больше не увижу вас! Больше не увижу! Но на этом все не кончается, — воспрянул он, — умершие, как бы сильно мы ни любили их при жизни, не должны заставлять нас забывать о живых. Нас предупреждали о вашем приезде. Однажды мы увидели то, что уже никогда не повторится. Это был почтальон из Пегу со своими колокольчиками; он принес письмо от вашего отца, дорогие мои дети! В нем ваш отец сообщал мне о своем скором приезде и о вашем тоже. На конверте он написал: «Сто франков тому, кто доставит». Я дал ему двести франков за письмо: сотню из денег вашего отца и сто от себя, настолько меня обрадовала весть, которую он принес. Вы найдете свои комнаты готовыми к приему, они вас ждут сегодня так же, как ждали полгода назад. Пока их никто не занимал, в моем сердце царила пустота. А сейчас, храни вас Господь, пустота отступила!

Старик со шляпой в руке возглавил процессию в сторону большого дома, окна которого были распахнуты. Он вошел в большую столовую, внутри отделанную золоченой лепниной, изображавшей акации и эбеновые деревья. Циновки тончайшей работы, сплетенные чернокожими обитательницами дома, устилали пол. Стол покрывали льняная скатерть и такие же салфетки, хранившие цвет некрашеного холщового полотна; на них падали блики от сервиза из хрупкого, ярчайших цветов фарфора, купленного в королевстве Сиам. Ложки и вилки были вырезаны из дерева, которое по прочности не уступало металлу. Английские ножи из Калькутты дополняли сервиз.