Битва за Францию - Ирина Даневская

   — Боюсь, у меня нет возможности возражать вам, — галантно улыбнулся Монтегю, вытягивая вперёд связанные руки. — Но, прошу вас, велите своим людям развязать меня!

Бурбон исполнил его просьбу. Обходительный англичанин покорил его своими приятными манерами. И, приказав своим людям относиться к узнику со всей почтительностью, но не спускать с него глаз, маркиз приказал отвезти милорда в свой замок, где Уолтер наконец смог немного отдохнуть. Тем временем его тюремщик, ознакомившись с изъятыми у Монтегю бумагами, пришёл в ужас и ещё раз удивился удивительной проницательности кардинала, который, узнав от своих агентов о пребывании в Нанси посланца Бэкингема, поручил маркизу любой ценой его арестовать. Но ещё больше господина де Бурбона ужаснул вопрос самого узника, который вздумал поинтересоваться судьбой своих людей. Расспросив тех самых басков, которые так ловко похитили англичанина, де Бурбон узнал, что свиту англичанина они оставили на дороге, правда, связав её по рукам и ногам.

   — Почему же вы не доставили англичан сюда, идиоты? — простонал маркиз, понимая, что слуги уже вернулись в Нанси и сообщили лотарингскому герцогу о несчастье, постигшем их господина.

   — Потому что приказ вашей светлости относился только к господину Монтегю, — хором ответили те.

Прогнав глупцов с глаз долой, де Бурбон крепко задумался. Опасаясь нападения сильной лотарингской армии, стоящей на границе, он приказал перевезти Монтегю в хорошо укреплённый замок Куаффи. А сам немедленно написал кардиналу и, переслав ему захваченные бумаги, запросил инструкций, что дальше делать с опасным арестантом.

Впрочем, маркиз не имел никаких оснований жаловаться на своего подопечного. Англичанин оказался весёлым собеседником и великолепно скрашивал скучные вечера, которые со времени его приезда в Куаффи перестали быть таковыми. Де Бурбон и его офицеры, которых он приглашал к столу, умирали со смеху, слушая остроумные анекдоты о нравах английского двора. Уолтер также не терял времени даром, невзначай расспрашивая французов о последних новостях. Он уже знал, что король и кардинал спешно двинули французские войска к Ла-Рошели.

   — Будет хорошая драка, — потирая руки, говорил Бурбон. — Если бы старик Гомер жил в наше время, он бы мог написать вторую «Илиаду». Ведь вся эта кутерьма произошла из-за прекрасных глаз нашей королевы!

   — Вы так думаете? — удивился такой наивности Уолтер.

   — Ну, конечно! При дворе говорят, что Бэкингем объявил войну Франции, чтобы отомстить Людовику XIII за нежелание принять его в Париже в качестве посла.

Уолтер пожал плечами. Скоро у него уже стало не хватать терпения выслушивать эти глупости и достойно отвечать на них, но, к его счастью, в Куаффи возвратился барон Понтье — посланник Бурбона к Ришелье и кроме кардинальской депеши привёз с собою последние новости. Оказалось, что король заболел по дороге в Ла-Рошель и вынужден был остановиться в Виллеруа. Кардинал принял на себя командование армией и вот-вот двинет её на побережье Ониса. Поэтому и приказал доставить господина Монтегю в Париж и заключить в Бастилию. Поскольку узник очень опасен, то кардинал счёл разумным усилить его конвой и прислал для этой цели 800 солдат.

   — Что ж, — бесстрастно проговорил Уолтер, выслушав приказ. — В Париж так в Париж. Маркиз, — обратился он к Бурбону, — мне там будет очень не хватать вашего общества.

Польщённый его словами, маркиз решил дать в честь узника роскошный ужин, на котором Уолтер смог как следует расспросить де Понтье.

   — А что слышно из Ла-Рошели, господин барон? — спросил он, отправляя себе в рот кусок жареной курицы. — Маршал де Туара по-прежнему в осаде?

   — О! — засмеялся де Понтье. — Они с вашим герцогом ведут себя словно влюблённые: регулярно пишут друг другу нежные письма и обмениваются подарками.

   — Вы, вероятно, имеете в виду мушкетными салютами? — с набитым ртом спросил де Бурбон.

Он, конечно, видел все уловки англичанина, но не стал пресекать их.

   — В конце концов мне поручено хорошенько сторожить этого шалопая, а не мешать ему разговаривать, — вполне резонно успокоил он себя, отвечая на поклон барона, который поднял бокал в его честь.

   — И салютами тоже, — ответил де Понтье. — Впрочем, я слышал, что как-то Бэкингем велел послать маршалу дыни со своего стола, а тот в ответ прислал ему духи и пудру.

   — И это война! — возмущённо вознёс руки к небу Бурбон.

   — Всё изменится, когда французская армия подойдёт к Ла-Рошели, — успокоил его барон. — Жаль, конечно, что король заболел. В лагере одно время надеялись, что приезд королевы позволит ему быстрее выздороветь, но, видно, отношения между Их Величествами так и не наладились: камердинер короля де Юмьер получил приказ оставить двор за то, что пропустил Её Величество к королю.

   — И что королева? — обеспокоился де Бурбон.

   — Вся в слезах покинула лагерь.

   — Врёшь! — воскликнул кто-то.

   — Не вру, — обиделся де Понтье. — Мои слова может подтвердить де Ла Порт, он тоже был гам.

Молодой офицер — из тех, что прибыли сегодня с конвоем, посланным за Монтегю, согласно кивнул.

Уолтер чуть не вскрикнул от неожиданности. Он весь вечер не сводил глаз с офицера, лицо которого показалось ему смутно знакомым. Теперь, услышав его имя, он понял, что не ошибся — это был доверенный слуга Анны Австрийской, с которым он познакомился во время заговора Шале. После провала заговора молодой человек вынужден был оставить двор и поступить на военную службу. Монтегю заметил, что де Ла Порт тоже не отводит от него взгляда.

«Что могло случиться?» — удивлённо спросил он себя.

Разгадка обнаружилась немного позже — во время игры в карты де Ла Порт умудрился передать Монтегю записку, где спрашивал, не было ли среди тех бумаг, которые отобрали у него, писем Бэкингема для Анны Австрийской?

Уолтер понял, что королева Франции отправила к нему своего доверенного слугу, беспокоясь за собственную судьбу, и от души порадовался, что Бэкингему действительно не взбрело в голову сделать его ещё и посланцем любви.

   — Впрочем, какой любви? — осадил он себя, вспомнив о Генриетте, и ещё раз удивился тому, что Анна Австрийская могла ожидать от Бэкингема письма...

На следующее утро в сопровождении девятисот всадников лорд Монтегю тронулся в Париж. Он уже знал о печальной судьбе Бутвиля и, хотя мысленно поздравил себя, что его преосвященство счёл его более опасной персоной, чем знаменитый дуэлянт, раз прислал внушительнее конвой, всё же искренне надеялся, что ему удастся избежать участи графа. О побеге не приходилось и думать. Уолтер ехал верхом, но на такой маленькой лошади, что кони солдат, охранявших его, рядом с нею казались великанами. Ему также не дали надеть шпоры, и конечно же отобрали всё, что могло хоть отдалённо напоминать оружие — включая маленький карманный ножик.

Воспользовавшись первым же привалом, Уолтер шепнул Ла Порту, что не получал от Бэкингема никаких писем к королеве, что её имя не упоминается в отнятых у него бумагах и заверил, что скорей умрёт, чем словом или же поступком причинит неприятности Её Величеству.

Слуга, по-видимому, вздохнул свободнее. Он находился в конвое англичанина до самого въезда в Париж, но больше не пытался говорить с ним. Уолтер тоже не желал доставлять неприятностей верному слуге французской королевы, так что никто из сопровождающих его лиц так ничего и не заподозрил.

В Париже Монтегю отвели в Бастилию. Комендант тюрьмы, где англичанину уже пришлось побывать, встретил его не очень любезно. Впрочем, его кривая ухмылка показалась Уолтеру ангельской улыбкой в сравнении с мрачным оскалом отца Жозефа, которым тот поприветствовал узника на следующее утро.

— Меня интересует, какие поручения давал вам Бэкингем к инфанте и к герцогам Савойи и Лотарингии? — капуцин решил сразу же приступить к делу.

Уолтер пожал плечами.

   — Прочтите бумаги, изъятые у меня. Там всё написано.

Господин дю Трамбле побагровел.

   — Я уже читал их. Меня интересуют устные инструкции. И вы мне их сообщите! В противном случае...

Тут отец Жозеф приступил к длинному перечню пыток, испробовать действие которых он собирался на англичанине. Эти угрозы вывели из себя обычно терпеливого молодого человека.

   — Святой отец, — перебил священника Уолтер. — Меня учили почтительности к лицам духовного звания, поэтому я прошу вас во время допроса держаться от меня на таком расстоянии, чтобы я не мог вас достать рукой. Поверьте, это в ваших же интересах.