Битва за Францию - Ирина Даневская

Отец Жозеф оказался прав — ночная буря разметала линию английских кораблей, блокировавших доступ к Сен-Мартену с моря. Когда Бэкингему доложили об этом, он почувствовал, как нехорошее предчувствие ледяной рукой сжало его сердце.

   — Ришелье уже нет необходимости ломать себе голову, как бы прорвать наши заграждения, так как непогода всё сделала за него. Все на корабли! Если французы собираются прийти на помощь своим соотечественникам, они сделают это сегодня.

   — Милорд, но над морем стоит такой туман, что трудно разглядеть что-либо дальше собственного носа, — заметил какой-то капитан, но герцог словно ужаленный повернулся к нему:

   — Постарайтесь, сударь, — ледяным голосом заявил он. — Иначе попрощаетесь с головой.

Впрочем, это было пустое бахвальство. Выйдя в море, англичане и в самом деле обнаружили небольшую французскую флотилию под предводительством капитана Болье, который, воспользовавшись густым утренним туманом и брешью в английских укреплениях, вёз Сен-Мартену необходимое продовольствие. Это были дюнкерские пираты, которым кардинал обещал амнистию и солидное вознаграждение, если их смелая эскапада увенчается успехом.

Волосы на голове у господина Верховного адмирала встали дыбом. Он хорошо понимал, что, получив помощь, господин де Туара вновь станет неуязвим.

   — Брандеры! — заорал он. — Брандеры на воду.

Действительно, это была единственная возможность переломить ситуацию, но моряки, вынужденные повиноваться приказу, выполняли его неохотно — начался отлив и начиненные бочонками с порохом лодки, подхваченные встречным ветром, отказывались плыть к французам, и было легче подорваться на собственной мине, чем заставить её изменить свой смертоносный маршрут...

Итак, небо действительно было на стороне кардинала. Когда туман рассеялся и утомлённые английские моряки вернулись на берег, со стены Сен-Мартена их приветствовали пьяными песнями довольные французы — капитан Болье успешно выполнил свою миссию, доставив Туара хлеб, вино и порох.

Бэкингем, увидев эту картину, пришёл в такое отчаяние, что отправил к Ришелье посольство, предлагая начать мирные переговоры. Кардинал, который уже не сомневался в своей победе, велел передать английскому министру, что не станет говорить о мире, пока хоть один английский солдат находится на французской земле.

Джордж Вилльерс ответил на этот ультиматум штурмом Сен-Мартена: отчаянным, но безуспешным. Большого урона гарнизону де Туара эта атака не нанесла, зато унесла многие жизни английских солдат. В довершение всех бед на остров Рэ прибыл маркиз Шомберг со свежими силами французов и занял форт Ла-Пре. Это был конец!

Оставалось только погрузить на корабли изнеможённых солдат и не теряя времени возвращаться в Англию, пока не прибыл французский флот, который Ришелье с огромным упорством снаряжал в путь, и не уничтожил остатки когда-то доблестной армии. И именно эта заключительная часть операции оставила неизгладимый кровавый след на репутации главного адмирала.

Отступление готовили в большой спешке. Англичане находились между двух огней: на юге находился Шомберг, на севере — де Туара, которые, увидев отступление англичан, непременно должны были броситься им в погоню. Сообразив это, Бэкингем решил переправить войска на маленький остров Луа к западу от Ре, где его люди могли бы спокойно сесть на корабли в заливе Лафосс-де-Луа, не опасаясь угрозы со стороны французов.

Для переправы был построен деревянный мост, и, как следовало ожидать, английские солдаты, которые желали только одного — быстрее сесть на корабли и отплыть восвояси, бросились туда, нарушив весь порядок отступления. Французская пехота преследовала их по пятам. Напрасно главный адмирал пытался навести порядок в этом хаосе. Его никто не видел и не слышал. Бэкингем с пикой в руке сражался как простой солдат, не обращая внимания на прицельный огонь противника. Он последним покинул остров, отказавшись сесть на корабль прежде, чем это сделают его люди.

Шомберг был так поражён смелостью главного адмирала, о которой он позже повсюду восхищённо рассказывал, что велел своим людям прекратить огонь и дал возможность Бэкингему покинуть остров, на котором он, терзаемый отчаянием, был готов окончить свои дни.

Военная кампания к Ла-Рошели окончилась катастрофой. Сорок четыре британских знамени попали в руки французов и были позже вывешены у собора Парижской Богоматери на радость парижанам. Почти пять тысяч солдат были убиты или попали в плен. Остальные — оборванные, измученные, больные возвращались в Англию, оплакивая убитых товарищей и проклиная собственную злополучную звезду.

Джон подошёл к убитому горем брату, который стоял на корме и глядел на исчезающий вдали негостеприимный берег Франции.

   — Джордж, это ещё не конец, — тихо сказал он, положив руку ему на плечо.

   — Ты думаешь? — горько усмехнулся тот. — Зачем мне жить после этого?

Виконт Пурбек, которому стоило немалых усилий заставить брата покинуть остров, почувствовал, как холодный пот прошиб его. Ему ещё не приходилось видеть Джорджа в таком отчаянии.

   — Не говори глупостей, — резко оборвал он герцога. — Ты всё сделал для того, чтобы умереть, но Небо почему-то пощадило тебя. Взгляни, на тебе ведь нет ни царапины! Бог хранит тебя для новых дел.

   — Как я теперь посмотрю в глаза королю? — печально спросил Бэкингем.

   — Королю, который бросил нас на произвол судьбы? — зло удивился Джон. — Проклятье! Пускай Его Величество посмотрит нам в глаза, если осмелится! Если бы он не врал, обещая вот-вот прислать подмогу, мы бы покинули этот проклятый остров, не понеся таких потерь, как теперь. Это было бы не бегство, а почётное отступление.

Бэкингем громко и прерывисто вздохнул.

Разговор был прерван приходом молодого лейтенанта, который, низко поклонившись, по-военному вытянулся перед министром.

   — Что вам угодно, сударь? — Джордж не был расположен к разговорам.

   — Милорд, моё имя Джон Фельтон[79], я лейтенант, служил под началом капитана Чатерлея, убитого сегодня.

Герцог вздрогнул — храбрый офицер умер у него на глазах.

   — И что? — глухо спросил он, не глядя на лейтенанта.

   — Поскольку мой командир погиб, я прошу у вашей светлости назначить меня на его место.

   — Как?

   — Я желал бы получить чин капитана...

   — Вы его не получите, — зло прервал его герцог.

   — Но почему?

   — Мне так угодно.

Так и не посмотрев на просителя, Бэкингем отвернулся, дав тому понять, что разговор окончен.

   — Почему ты не утвердил его в чине капитана? — удивился Джон.

   — Кого?

   — Да этого Фельтона.

   — Потому что смерть начальника — это ещё не достаточная причина для повышения по службе. К тому же он глуп. Умный человек не может не понимать, что сейчас не лучший момент требовать награды, даже если ты заслужил её хоть сто раз! И, наконец, он мне не понравился.

   — Но ты на него даже не взглянул!

   — Всё равно. Сейчас я могу думать только о том, с каким лицом предстану перед Тайным советом. Он потребует моей крови, я знаю!

   — Лучше подумай о чём-либо другом, — посоветовал Джон. — О короле, например.

   — Ты прав. Если Чарльз отвернётся от меня, тогда всё пропало. Если же нет — я вернусь и поставлю на колени Францию, клянусь в этом!

Он с ненавистью посмотрел на горизонт, где уже едва виднелся французский берег.

Джон хотел что-то ответить, но крик матроса, который, вскарабкавшись на мачту, показывал рукой куда-то вдаль, отвлёк его внимание.

   — Что там такое? — удивился и Бэкингем. Подойдя на нос, он понял причину тревоги: навстречу им плыл флот Холланда, что наконец-то соблаговолил отправиться на помощь своим соотечественникам....

ГЛАВА 9. ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

После того как остатки некогда доблестной английской армии сошли на берег в Портсмуте, пугая местных жителей своим жалким видом, Бэкингем устремился в Лондон в карете, посланной ему навстречу королём Англии. Этой каретой прибыл его друг — сэр Эндимион Портер[80], пользовавшийся полным доверием короля, и у герцога при виде его добродушного лица, проникнутого дружеским участием, немного отлегло от сердца. А прочитав письмо Чарльза, в котором король уверял его в «своём неизменном расположении», герцог совсем перестал волноваться за свою судьбу и, приказав раздать солдатам четыре тысячи фунтов своих личных денег, поехал во дворец.