Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина

– Да какая девушка пойдёт за меня? Я уже обошёл двадцать два храма богини Азмигиль и обойду ещё одиннадцать. Я на месте не сижу, дома бываю редко. Какой жене это понравится?

– Но ведь когда-нибудь ты посетишь те одиннадцать храмов и твоё долгое паломничество закончится. Разве тогда ты не сможешь жениться на какой-нибудь маримбелке?

– Может и смогу, – пожал он плечами, – а может и не захочу.

– Так ты, выходит, не создан для семейной жизни?

– Точно говоришь. Это не мой путь, не моё испытание.

Всё с ним ясно. Не в женитьбе дело. Шанти просто бежит от самого себя и опостылевшего ему Фарияза, когда пускается в очередное путешествие к заветному храму. В родном городе ему всё напоминает о былом детстве, о тромском квартале, которого больше нет, об отце, о котором он уже давно ничего не слышал. Жизнь в дороге он выбрал не ради богини, наоборот, богиню с тридцатью тремя храмами он выбрал именно для того, чтобы провести свою жизнь в дороге, вдалеке от осуждающих взглядов и шепотков.

Что-то я слишком поздно заметила, как с каждым часом всё больше и больше проникаюсь симпатией к моему нечаянному попутчику. А как не проникнуться, если он такой отзывчивый, доброжелательный и просто приятный на лицо молодой мужчина? Как бы мне всё-таки заполучить его фотографию? Она бы стала изюминкой моей коллекции. "Одинокий паломник" – так бы я её назвала, если бы прямо сейчас достала камеру и сняла, как Шанти, стоя на фоне синеющих пиков, смотрит вдаль, приглаживает отросшие до плеч чёрные волосы и готовится намотать на головы чалму. Но увы, камера лежит в дорожной сумке, сумка лежит в стороне, неподалёку от кобылки. Если начну суетиться, Шанти заметит мои манипуляции и снова откажется сниматься. Надо будет придумать какую-нибудь хитрость.

После завтрака мы снова пустились в путь. Чем выше мы забирались в горы, тем холоднее становился воздух. Солнце слепило глаза, а я то и дело растирала ладонями предплечья, чтобы согреться, но тонкая хлопчатая рубашка была не в силах сохранить тепло.

– Дай мне своё одеяло, – попросил Шанти.

Я его странную просьбу выполнила, и совсем не ожидала, что он достанет нож и прорежет дыру прямо посредине тёплого шерстяного полотнища. Я даже пикнуть не успела, а он протянул мне раскромсанное одеяло со словами:

– Просунь голову в отверстие.

Я и просунула. Получилась нелепая накидка, зато она полностью закрыла руки и спину, а я тут же ощутила прилив тепла.

– В горах Кумкаля пастухи такую вот одежду и носят, – сказал Шанти, чтобы подбодрить меня. – Ткут квадрат с отверстием посередине, а потом носят его. Тепло и просторно.

Что ж не могу не согласиться, одеяние очень даже комфортное, но такое нелепое. Отчего-то после встречи с Шанти мне уже который день хочется привести себя в порядок, помыть голову и перестать быть замухрышкой. Раньше я не задумывалась, как выгляжу и что об этом думают встречные бандиты, вдовцы и холостяки. Чем хуже, тем лучше – такого принципа я придерживалась в горном Чахучане. В Жатжае же мне больше ничего не грозит. Не в компании Шанти, как мне кажется.

Полдня мы поднимались по скудному на зелень горному хребту, что преградил нам путь. Стоило нам приблизиться к вершине, как я обернулась и обомлела. Какой потрясающий вид! Прикрытые облаками горные пики словно на ладони. Мы будто на крыше мира, а под ногами распростёрлось само небо и вся земная твердь.

Конечно же, я не стала упускать шанс и расчехлила камеру, а потом, позабыв о мучающей меня с утра головной боли в затылке, долго бегала то вверх, то вниз, чтобы найти нужный ракурс и сделать серию снимков.

– Теперь я понимаю, почему ты шла из Жатжайских гор на север, а попала на восток, – ехидно улыбаясь, произнёс Шанти.

– И почему же? – оставив съемку, спросила я.

– Наверное, как и сейчас бегала туда-сюда, крутилась, а потом перепутала стороны света и пошла, куда глаза глядят, – и уже без всяких шуток он добавил. – Нельзя быть такой беспечной в горах. Это очень опасно.

– Но фотография – моя работа. Я не могу вести себя иначе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Тогда готовься к неприятностям. Или становись внимательнее и осмотрительнее.

Хороший совет. Вот сейчас выгадаю момент и сниму этого советчика исподтишка, пусть потом переживает о потерянной душе.

Не успела я снова потянуться к камере, как виски пронзила острая боль, а перед глазами всё поплыло. Кажется, небо упало на землю и всё вокруг перевернулось вверх тормашками. Я что, споткнулась и теперь лежу на горной тропинке? А почему всё вокруг почернело? Кто это держит меня за горло и теребит щёки?

Когда темнота рассеялась, я увидела голубое небо и обеспокоенное лицо Шанти, но какое-то расплывчатое и половинчатое.

– Мой правый глаз… Я им не вижу! – к собственному ужасу поняла я.

– Эмеран, только не волнуйся, – убирая пальцы с шеи, произнёс Шанти, – лежи, не вставай.

– Голова… – только и смогла простонать я. – Я упала и ударилась…

– Нет, это не удар.

Шанти поднялся на ноги и кинулся к лошадям. Единственным зрячим глазом я видела, как он роется в своей дорожной сумке, потом в моей, достаёт стакан, что-то насыпает в него из маленького бумажного пакета, наливает воду из меха и несёт наполненный сосуд ко мне.

– Эмеран, – присев рядом, Шанти скользнул одной рукой мне под шею, а другой протянул стакан к моим губам, – ты должна выпить до дна.

– Что это?

– Вода.

– Нет, ты что-то туда насыпал.

– Это травы. Толчённые целебные травы. Пей.

– Но…

Больше возражать не было сил. Шанти приподнял мою голову и принялся вливать в пересохшее горло своё месиво с подозрительным химическим привкусом.

– Надо поскорее спуститься вниз, – сказал он, когда я всё допила. – Ты сможешь подняться и сесть на лошадь?

Я не была в этом уверенна, но кивнула, и в голове снова взорвался фейерверк боли.

Придерживая за талию, Шанти подвёл меня к кобылке, потом помог взобраться ей на спину и всю дорогу не отпускал мою руку, видимо, чтобы я не вывалилась из седла.

Держаться ровно в седле не получалось. Я опустила голову на кобылкину гриву и закрыла глаза, не в силах терпеть пугающую серость внезапной слепоты.

Мы снова поднимались вверх, я это чувствовала и недоумевала, ведь Шанти сказал, что нам нужно спускаться. Не прошло и минуты, как кобылка действительно пошла вниз, и через полчаса мы оказались в чахлой долине, где и устроили привал.

Толку от меня, одноглазой и с гудящей головой, было мало, поэтому Шанти суетился, искал редкие деревца на дрова, чтобы сварить свой молочный чай. Его пёс подошёл ко мне и зачем-то лизнул в руку. А ещё он так посмотрел на меня, будто понял, что мне плохо, и теперь он очень мне сочувствует. Я осторожно поднесла ладонь к его голове и аккуратно погладила. Пёс довольно прищурился. И вправду, совсем он не страшный, даже добрый.

За обедом я начала прозревать, даже в затылке перестало тянуть. Это целебные травы так помогли или спуск с горного хребта? Я посмотрела на высокие горные пики и попыталась представить, сколько же метров мы преодолели вверх, а потом и вниз. Резкий подъем, резкий спуск… Да ведь со мной случилась горная болезнь, точно! Раньше я о таком только от альпинистов-скалолазов и слышала, но никак не думала, что этот недуг коснётся и меня. Резкий перепад давления – вот что меня подкосило, как же я это сразу не поняла? А Шанти понял и предложил спуститься, даже дал что-то выпить, как будто заранее готовился к чему-то подобному.

– Шанти, – сидя по другую сторону костра от него, спросила я, – Ты частенько бывал в горах?

– Только в Кумкале.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– С тобой уже случалась такая напасть?

– Чтобы духи горных вершин нападали на меня? – удивился он, – Нет, ни разу. Богиня Азмигиль охраняет меня.

– Это не духи. – невольно улыбнулась я, – это горная болезнь. Реакция тела на резкий подъем вверх.

– Да, это тело откликается на нападение злого незримого демона, что живёт на горной вершине и охраняет её от путников. На тебя напал одноглазый демон слепоты, потому что тебя не защищают благие боги. Вот нам и пришлось поскорее спуститься с горы, чтобы демон от тебя отстал и вернулся обратно охранять свою вершину.