Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина

Ох, как же я устала от этих сказок.

– Шанти, скажи честно, перед подъёмом ты всякий раз подсыпаешь мне какое-то аптечное лекарство. И каждый раз ты не о демоне на вершине думаешь, а о том, что меня снова сразит горная болезнь. Что у тебя в воде?

– То, что тебе всегда помогает. У тебя ведь больше не болит голова, и глаз не слепнет?

– Не слепнет. Но я всё равно имею право знать, что пью. Один уже подлил мне в херес… Не важно. Я просто рассчитываю на честность с твоей стороны. Это какие-то толчённые таблетки?

– Откуда им у меня взяться?

– Из аптеки в Фариязе.

– С тех пор, как тромцы покинули Старый Сарпаль, в Фариязе больше нет аптек. Только контрабанда для богатых вельмож.

– Значит, эта контрабанда каким-то образом попадает тебе в руки, так?

– Не спрашивай меня об этом.

– Брось, мы же сейчас не в Старом Сарпале. Мне можешь сказать. Ты ведь не просто покупал какие-то лекарства у тромских контрабандистов. Ты точно знал, что берёшь лекарство от горной болезни. Откуда ты вообще о ней слышал, ведь в Старом Сарпале нет высоких гор.

– Зато в Старом Сарпале есть демоны, – с полуулыбкой ответил мне Шанти. – А про них я знаю многое. Особенно то, что они живут в Жатжайских горах и любят мучить проходящих мимо хорошеньких девушек. Всё, отдохнули, идём дальше. У нас сегодня столько дел…

И он двинулся вверх по тропинке. Я же поняла, что ничего от Шанти не добьюсь – очень уж он скрытный ввиду своего происхождения и недоброжелательности окружающих его людей. А сам очень даже вежливый. Хорошенькие девушки... А мне всё было любопытно, считает ли меня полукровка уродливой великаншей с кошачьими глазами или же нет.

Стоило нам подняться к крепостным стенам и пройти сквозь туман и ворота, как мы окунулись в бурлящую жизнь города. Толкотня быстро привела наш караван к рынку, где Шанти намерился продать двух овец. Но сделать это оказалось не так просто. Лавочник из скотного ряда, посмотрев на Шанти и его одеяние, а вовсе не на животных, первым делом сказал:

– Сдаётся мне, не твои это овцы, чужак.

– А чьи же тогда? – удивился Шанти.

– Откуда мне знать, у кого ты их угнал, когда обратился в волка.

Тут лавочник кивнул в сторону Гро, и я не смогла сдержать смех. Он думает, что Шанти в облике собственного пса крадёт скот? Как он вообще себе это представляет?

– А это что за нелюдь с тобой? – тут же отреагировал лавочник, глядя на меня в упор.

– Прости, господин, – не сдержалась я, – но я тебя не оскорбляла.

– О, да ты эту нелюдь ещё и человеческому языку обучил, – удивлённо покачал головой говорливый нахал. – А где ты её выловил? В лесах Санго? А я думал тамошние нелюди волосаты и обвисшие груди на плечи закидывают.

С каждым мигом нас всё плотнее и плотнее обступала толпа зевак. Гро люди сторонились, а вот ко мне так и норовили протянуть руки, чтобы коснуться кожи на руках. Кто-то даже начал щупать мои волосы.

– Шанти, что происходит? – пытаясь не выдавать нахлынувший страх, шепнула я.

– Ничего страшного. Просто тебя не считают человеком, а меня приняли за оборотня.

– Что за глупости, Шанти? Объясни им, что мы нормальные люди.

А это оказалось не так-то просто сделать. Жатжайцы твердили, что у Шанти и Гро глаза не случайно одного цвета, да и не бывает у людей и даже собак голубых глаз. Тут я поняла, что в этих краях никогда не видели ни аконийцев, ни тем более тромцев. Меня и вовсе приняли за какую-то гигантскую дикую обезьяну, про которую в Эрхоне кто-то что-то слышал, но что из себя представляет та самая лесная нелюдь, никто толком сказать не мог.

Внезапно юная девушка с причёской из множества длинных косичек взяла меня за руку и начала считать, тыкая ногтём по моим пальцам:

– Один, два, три, четыре, пять, – потом она взяла другую мою руку и продолжила, – один, два, три, четыре, пять. Хм, а ещё у людей и на ногах должно быть по пять пальцев.

Пришлось мне усесться на мешок крупы, чтобы снять ботинки и позволить девушке продолжить счёт. Надо же доказать толпе, что я и вправду человек.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– А ещё у людей четырежды по восемь зубов.

Я стерпела и это: пришлось открыть рот, чтобы девушка повертела моей головой, внимательно осмотрела мои зубы и пересчитала их все.

– Ой, а два зуба-то железные, – ахнула она.

– Это коронки, – с досады взвыла я.

Аконийское словечко никто из присутствующих не понял, зато половина зевак окончательно махнула на меня, этакую железнозубую нелюдь, рукой, а другая половина начала придумывать новые тесты на человечность.

– Нет, снимать одежду я не стану, – твёрдо и громко предупредила я всех, когда чья-то женская рука потянула мою накидку из одеяла. – И груди у меня нормальные, не обвисшие. Через плечи их не перекинуть.

– Вроде и человек, – задумчиво протянула в тишине щуплая старушка. – А вроде и не совсем.

– Я человек, честное слово. Просто я родилась не в Сарпале, а на заморском северном континенте, где у людей могут быть и чёрные, и белые и красные волосы. И глаза могут быть кошачьими. И солнце у нас на севере светит не так ярко, чтобы наша кожа смуглела.

– Да ладно уж, пусть будет человеком, нам-то что, – наконец сжалился надо мной противный лавочник, чтобы снова взглянуть на Шанти, – а этот точно в ночи в своего волка обращается. Вон, на привязи его держит, от себя не отпускает. И глаза эти рыбьи… Таких глаз у простых людей не бывает.

– Постойте, – решила я вступиться за Шанти. – Если он оборотень, то как в один миг он может быть и человеком, и собственной собакой? Так не бывает. Либо человек, либо пёс.

– И вправду, – прошептал кто-то за моей спиной, – одну душу на два тела не разделить.

– Так, не путай меня, – протестующе махнул рукой лавочник. – рыбьих глаз у волков не бывает.

– А он не волк. Шанти, ну докажи, что Гро – собака.

Шанти и доказал. Сказал что-то псу по-тромски и тот сел, уставившись на него. Потом была другая команда, и Гро залаял, грубо, громко.

– Вот видите, волки гавкать не могут, – заключила я.

Вокруг дружно зашептались: да не могут, только воют в ночи, да и вообще, волки мельче этого зверя и хвост у них не завёрнут кольцом к спине.

– А что это за тайные слова ты собаке сказал? – не отставал от Шанти лавочник. – Заклинания? Да ты, не иначе, колдун-звереуст, звериный язык знаешь.

И что тут началось… Колдунов, в отличие от оборотней, в городе уважали. Уважали настолько, что отбоя от желающих заполучить свою частичку чуда не было. Конец гвалту и просьбам поворожить положил важного вида мужчина в бардовом халате, что обтягивал его огромное пузо.

– В Эрхоне нам и своих колдунов хватает, – надменно заявил он. – Чем вам плох Мимар? Это он сегодня ночью не дал бродячему мертвецу пробраться в город, отвёл от нас беду. А вот откуда тот мертвец взялся возле наших стен, это даже Мимару неведомо. И откуда эти двое пришли – тоже. Так что пусть покупают, что хотят, и поскорее убираются. Нам незваные гости со странными глазами не нужны.

Всё, на этом ажиотаж вокруг нас с Шанти закончился, и мы смогли заняться тем, зачем и пришли на рынок. Шанти сумел поторговаться и выгодно продать овец, потом и шкурку сурка с баночкой жира.

Пока на вырученные деньги Шанти закупал крупы с мукой, я засмотрелась на бегающих возле обоза детей. Они так беззаботно играли в салочки, так искренне смеялись, не обращая внимания на грязь под ногами, хмурые взгляды взрослых и промозглый туман, что я не удержалась и потянулась к камере.

Сделав снимок, я вспомнила, что кое-кто считает, будто фотография похищает человеческие души. Но отчего-то люди вокруг даже не обращали внимания на мою камеру. Да они просто не знают, что это такое. Так что, думаю, я никого не обижу, если сниму ещё несколько портретов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вон, девушка идёт с корзиной в руках, а позади в клочьях тумана теряется фигура молодого мужчины с весьма неприятным выражением лица. Замечательный кадр, кажется, будто беззащитное нежное создание идёт по своим делам и даже не замечает, как за ней во мраке крадётся злодей. Завораживающий сюжет с криминальным подтекстом. Правда, в реальности девушка с корзиной скрылась в одном из дворов, а мужчина, даже не глядя на неё, подошёл к лавке с лапшой, но какое это имеет значение для плёнки, что запоминает всего лишь миг нашей жизни?