Цунами - Николай Задорнов

– Что такое? – встрепенулся барон.

– Вы знаете, я совершенно забыл, что у меня имеется копия японо-американского договора о дружбе. Да, у меня есть копия, хранится уже давно. Так давно, что я даже забыл! Ведь я все время работал с американцами, с господином Вельш Вильямсом и мистером Чжоу-фу, как мы звали его помощника, благородного ученого джентльмена из Китая. Я часто говорил с самим мистером Перри! Он очень… очень любил меня. Знаете, они очень богатые… Но личные подарки их всегда не так роскошны, как у русских. Адмирал Путятин гораздо щедрей!

– Вы работали с Перри? – удивился Шиллинг.

– Да! Я с ним очень хорошо работал. Он разрешал мне садиться за стол с его превосходительством. Мы вместе обедали не раз. Американцы, как и русские, без… без таких обычаев… которые называются по-английски prejudice.[89] Так что я очень дружен был с адмиралом, и он подарил мне на память копию договора… Да… Ведь я составлял голландский текст и неотлучно находился при переговорах.

– Может быть, это черновики?

– Это не так совсем. Теперь это уже настоящий текст заключенного договора, и все до единого слова точно сходится. Прежде все договоры были черновиками до подписания. Как я забыл, сам не понимаю, так давно, конечно, это было, наверно, поэтому… После отъезда Перри опять так много впечатляющих событий… А вот это дерево называется… Ах, как же оно по-голландски? Кажется, по-голландски нет названия…

– Когда же вы мне передадите полный текст договора?

– К этому дереву не должен подходить человек с нежной кожей. Достаточно пройти под его ветвями, и на теле появятся ожоги. Женщины ненавидят это дерево… Текст договора имеется для вас.

– Так дайте мне сегодня.

– Нет, не здесь. Он с моими вещами в Симода. Я привезу вам на корабль.

Татноскэ, сняв в Симода во время цунами копию с договора, носил ее с собой в кармане широкого рукава, но не отдавал, зная, что у Шиллинга нет таких рукавов и ему некуда спрятать по-настоящему секретный документ, а все остальное имущество его ежедневно и тщательно просматривается тайной полицией, где бы он ни был. Татноскэ и сам тайно следил за ним, как и все переводчики.

– Но, пожалуйста, надо еще одни золотые часы с бриллиантами подарить кому-нибудь из членов японской делегации…

Шиллинг знал, что такие часы на «Диане» есть.

– Если «Диана» не утонула, пока мы с вами путешествуем!

– Как же сохраняются часы? Не сокровище ли это и не оберегается ли особенно?

– Да, конечно, оберегается и в случае крушения должно быть спасено. Да мало ли чего не бывает… А кому советуете подарить часы? Саэмону но джо?

– Да, ему, конечно. И еще можно Матсумото Чуробэ. Вы знаете его? Да, ведь Саэмону но джо уже дарили…

За спасение документов Татноскэ получил благодарность и награду от правительства, материи на халаты и еще одну награду от тайной полиции за бдительность и за хорошее наблюдение за охраной документов во время цунами.

Татноскэ переписал текст договора с опасностью для жизни. Голландский текст получился мелкий, как работа искусного ремесленника. У Татноскэ есть лупа, подаренная ему американцами. Что там текст! Татноскэ знает договор наизусть.

– Преамбула… – Татноскэ прочел ее. – Статья первая…

Татноскэ и ее прочел наизусть.

Возвращаясь, барон заметил, что с моря подошла лодка с двумя рыбаками, доставившими его и чиновников в Атами. С ними был еще человек, видимо здешний. Переводчик ушел в гостиницу. Шиллинг подсел к рыбакам. Они сидели на корточках и разговаривали между собой.

– А на нэ… Николай-сан! – обратился вдруг к барону рыбак, учивший его в пути грести веслом юли-юли.

Лодочник вычертил на песке какие-то знаки. Приглядевшись, Шиллинг разобрал, что это карта полуострова Идзу. На другом побережье, за горами, лодочник вычертил круглую бухту и, тронув плечо лейтенанта, показал на горы на западе и стал быстро говорить:

– Как раз такая бухта, какую ищешь, Николай. Глубокая, большая, совершенно закрытая, даже нет волн, когда рядом на море бушует.

– Бухта как называется? – спросил Николай по-японски.

– Хэда! – ответил японец.

Быстро поднявшись, он затоптал карту сандалиями. Лодочник приложил пальцы к вискам, как рога, и кивнул в сторону гостиницы, где спинами к морю сидели на террасе курившие чиновники, к которым присоединился теперь Хори.

Взявшись за борт лодки, японцы вытащили ее на берег. Японец, чертивший карту, взвалил на плечо корзину на шесте, который он продернул под плетеные ее уши, и потащил рыбу и ракушки следом за местным японцем.

Вечером лейтенант пил сакэ в обществе Татноскэ и мецке. Какая-то немолодая женщина с черепаховым гребнем в черных, тщательно убранных волосах играла на струнном инструменте, похожем на гусли.

Хори Татноскэ подвыпил и по-голландски рассказывал о том, какие молодые и хорошенькие женщины еще недавно были на курорте Атами к услугам приезжающих сюда богатых эдоских самураев.

– Где же они теперь? – спросил лейтенант.

– А теперь их магазины разрушены… – ответил по-голландски пьяный переводчик.

Утром к пристани, которая тщательно была выложена камнями, подошла парусная японская лодка. Из нее выпрыгнул офицер в морской форме. Шиллинг в легком халате выскочил из гостиницы и поспешил навстречу приехавшему. Алексей Николаевич кинулся к нему. Молодые люди обнялись и горячо поцеловали друг друга, потом, откинувшись и отступив, снова кинулись друг к другу и, обнимая, снова целовались.

– Что случилось? – спросил Шиллинг.

– «Диана» стоит. Переговоры идут. Что у вас?

– Нет бухты. А вы? Боже мой…

– Адмирал послал меня за вами. Мы с часу на час ждем шторма. Чувствуете, барометр падает… Но, говорят, удобная бухта есть недалеко на другом побережье полуострова, во владениях князя Мидзуно. Надо нам с вами срочно возвращаться и немедленно отправляться туда.

– Вы знаете, вчера лодочники говорили мне то же самое! Им надоело возить меня и чиновника, и они по секрету признались… А откуда такие сведения?

– Японцы совершенно определенно сказали Гошкевичу, и матросы где-то узнали. Адмирал просит вас срочно возвращаться…

– Я охотно.

Молодые люди пошли в гостиницу. В своей обширной комнате, устланной циновками, на раздвигающихся дверях которой был начертан иероглиф, означающий креветку, барон сбросил с себя голубой халат и соломенные сандалии, надел брюки и, накрутив на ноги портянки, натянул сапоги.

– А как поживает Кавадзи?

– Он, видимо, получил распоряжение из Эдо не мешать нам и оказывать полное содействие.

– Вы полагаете?

– Конечно! Иначе быть не может. Не в их интересах ждать, пока «Диана» потонет. В таком случае мы бы остались в Японии на все время войны. Ведь они и на вашу командировку не дали бы разрешения, не имея позволения правительства.

– Вы полагаете? – спросил Шиллинг.

– Я уверен.

– Мне кажется, что Кавадзи настоящий рыцарь и готов отвечать своей жизнью, по их обычаю, но защитить нас.

– А если они попробуют совершить над нами какое-то насилие?

– Нет, эти времена прошли. Тогда вмешаются американцы, и весь мир будет на нашей стороне. Они не посмеют. Когда же идем?

– Я могу хоть сейчас, – сказал Сибирцев, желавший как можно больше переносить физического напряжения и трудиться. Он всю дорогу то чертил карту, то греб в очередь с лодочниками.

– Я также готов. Я со свежими силами, но как вы… Может быть, отдохнете… Здесь прекрасные горячие источники, лечебные ванны, массажисты…

Алексей Николаевич соблазнился. После ночи, проведенной вчера в какой-то рыбацкой хибаре в нищей семье, где все спали вповалку, он нашел на себе вошь.

Идти пришлось среди цветников, а потом по скалам среди лиан и столетних деревьев к купальным павильонам. Старик массажист спросил, тронув его тело:

– Америка?

– Оросия дес, – ответил Алексей. – Ватакуси ва суй фу дес.[90]

– А-а! Хай-хай! – поразился массажист.

Когда Алексей сидел голый в каменной выбоине в горячей воде, хорошенькая молодая японка вошла и принесла ему угощение.

Алексей Николаевич в халате после купания возвращался к гостинице в сопровождении слуги. Встречать его на крыльцо вывалилась целая толпа японцев. Шиллинг уже объяснил всем, что от адмирала прибыл лейтенант Сибирцев. Офицеров пригласили в большую комнату, которая называлась «краб».

Хозяин гостиницы принес и поставил перед Алексеем Николаевичем лакированный столик, фарфоровые чашки, чай, горячий суп и живого рака на блюде.

Хори сказал, что купец, с которым вчера познакомился Шиллинг, прислал в подарок свинью и своего повара для услуг.

– Я велел зарезать свинью.

Переводчик был в ударе, чувствуя, что сделка заключена и все идет на лад и его ожидает большое будущее.

Попозже подали еще не виданные в Японии офицерами угощения. Тут были и лучшая рыба, и свинина со всевозможными соусами, и какое-то особенное, вкусное сакэ.