Военные катастрофы на море - Николай Непомнящий

Глядя на «Девятый вал» И.К. Айвазовского, зрители поражаются мощи штормовой стихии и видят обреченность шести человек, находящихся на обломке корабля.

На Ладожском озере были не раз подобные ситуации. Но здесь погибали сотни людей. Они упорно боролись и погибали не потому, что дрогнули в борьбе, а потому, что борьба была неравной.

10 октября 1997 г .

Гибель «Лаконии»

В сгущающихся сумерках «Лакония» скользила по волнам, которые солнце, уходящее за далекий горизонт Атлантики, окрашивало в пурпурный цвет. Было 12 сентября 1942 года. На борту в этот час готовились к ночевке. Обыкновенная, рутинная работа: пригасить огни, задраить выходящие на палубу двери коридоров. Ужин, начавшийся, как всегда, в 19.30, уже подходил к концу.

«Лакония» была крупным судном — водоизмещением 19 695 тонн. Но судном старым — как-никак плавала уже 20 лет. До войны «Лакония» обслуживала линии Северной Атлантики, ну а теперь, как и многие другие гражданские суда, служила для морских перевозок армии. Этим рейсом она шла из Суэца в Великобританию и везла на своем борту британских солдат и офицеров, а также служащих с семьями — женщинами и детьми, да кроме того еще 1800 итальянских пленных, захваченных в Ливии. Перед отправкой их заперли в зарешеченных трюмах. Охрану несли польские солдаты, держа наготове штыки винтовок.

Корабль поднял якорь 12 августа 1942 года. Командир Рудольф Шарп понимал, что ему предстоит перевезти почти три тысячи человек. Это было очень много. Пожалуй, еще никогда раньше старый корабль не брал на борт столько пассажиров сразу. Правда, по пути следования предстояло высадить около двухсот женщин-проституток, арестованных британскими военными за шпионаж в пользу оси Берлин — Рим, — это были, конечно, агенты низшего разряда. С другой стороны, во время остановок предстояло принять на борт других пассажиров и грузы. В итоге в этот день, 12 сентября 1942 года, пока «Лакония» с попутным ветром мчалась по Южной Атлантике, делая свои 15 узлов в час, командир Шарп ни на минуту не забывал, что на его плечах лежит ответственность за жизнь 2789 человек, включая пассажиров и экипаж.

В тропиках ночь наступает быстро. Когда садились за стол, было еще совсем светло. К концу ужина, в 20.00, вокруг уже стояла черная ночь. В кают-компании из проигрывателя лился блюз. Как и каждый вечер, несколько пар поднялись и закружились в танце. Другие расселись вокруг столов для бриджа, и каждый надеялся, что уж сегодня-то ему непременно повезет. Многие пассажиры вышли на палубу подышать воздухом. Ну а итальянцы, приникнув к вентиляционным трубам, скупо пропускавшим хоть чуть-чуть влажного воздуха, проклинали в эти минуты — как и каждый день, и каждый час — свою судьбу.

Внезапно — было 20 часов 7 минут — страшной силы взрыв потряс корабль. Людей, находившихся в кают-компании и в коридорах, швырнуло на пол. С грохотом разлетелись переборки, и в воздухе закружилась какая-то странная серая пыль. Сейчас же погас свет. И тут грянул второй взрыв. Как по команде смолк равномерный гул машин, с самого отплытия сопровождавший пассажиров успокаивающим фоном. На борту «Лаконии» воцарилась зловещая тишина. Электричество отказало на большей части корабля, и люди в темноте натыкались друг на друга. Тишину разорвали громкие призывы: офицеры требовали, чтобы все немедленно поднялись на верхнюю палубу, где пассажирами займутся матросы спасательных команд. А «Лакония» уже начинала медленно крениться на один бок. Никакой паники, однако, не возникло. Не зря подобная ситуация была многократно «отрепетирована». И женщины, и мужчины бросились к своим каютам за спасательными поясами, а оттуда — к трапам. Люди плотной толпой взбирались вверх, каждый — на свое определенное место, где находились заранее распределенные шлюпки. Матери успокаивали детей. Некоторые пассажиры даже шутили.

В этот миг за спиной последних взбиравшихся по трапу раздался какой-то странный, все нарастающий гул. Глянув вниз, они увидели огромную толпу истощенных и оборванных людей, которые с безумными от ужаса глазами, дико крича, неслись вперед, готовые смести на своем пути все. Конечно, это были итальянцы. Решетки, которыми были забраны их клетки, выдержали оба взрыва. Тогда пленные начали умолять польских охранников выпустить их. Но никакого приказа не поступало, и солдаты отказались открыть двери. Тогда итальянцы, не сговариваясь, всей своей плотной массой налегли на стальные решетки. Оказавшиеся в первых рядах были немедленно раздавлены, но остальные все напирали, и вот металл не выдержал, начал гнуться и ломаться… Поляки еще пытались удержать пленников штыками. Стрелять в них они не могли по той простой причине, что винтовки их были не заряжены. Ударами штыков они остановили нескольких человек, но силы были неравны, и вот уже огромная толпа объятых ужасом и гневом людей неслась вперед. Они знали, что наверху их может ждать верная смерть, но это была бы смерть на свободе. Никто из них не желал умереть запертым, как сардины в банке.

«Лакония» между тем уже сильно накренилась, и тут выяснилось весьма печальное обстоятельство: спасательные шлюпки, находившиеся на том борту, что медленно погружался в океан, достать было уже невозможно. Остальные спешно заполнялись пассажирами, и уже было очевидно, что на всех места в шлюпках не хватит. Мало того, уже спущенные на воду шлюпки быстро отдалялись от корабля, и люди отрешенно смотрели, как они уплывают, не имея возможности спуститься. Три катера были разнесены взрывом в щепки. Пострадали и другие.

Люди начали судорожно метаться от борта к борту, ища возможности покинуть тонущее судно. Офицер Королевского флота лейтенант Джон Тилли приказал:

— Первыми спускаются женщины и дети!

Польским охранникам была дана команда не пропускать к борту напиравших сзади итальянцев.

А пассажиры между тем начали мастерить хоть кое-какие плоты. Наконец были сброшены веревочные трапы и тросы. По ним отважно начали спускаться люди. Многих из них внизу не ожидало ничего, кроме бескрайней черной воды. Тьма стояла кромешная, беспросветная. В ту ночь не светила даже луна. И вот уже сотни мужчин и женщин плыли по океану. Кое-кто держался на воде только благодаря спасательным поясам. А шлюпки все отдалялись, нагруженные сверх всякой меры. Это был настоящий ужас. Итальянцев, все рвавшихся к бортам, отгоняли топорами. Тем, кому удавалось схватиться руками за борт, солдаты с размаху рубили кисти…

На капитанском мостике «Лаконии», медленно уходящей под воду, спокойно стоял капитан Рудольф Шарп. Он сделал все, что мог, этот немолодой грузный человек и хороший моряк. Внук моряка, племянник моряка, отец морского офицера и курсанта морского училища. В его жизни уже было одно кораблекрушение. 17 июля 1940 года затонула, потопленная самолетом люфтваффе, «Ланкастрия», которой командовал капитан Шарп. Все, что от него зависело, он уже сделал и на этот раз: организовал эвакуацию людей, передал по радио координаты судна, сообщил, что «Лаконию» потопила подводная лодка. А «Лакония», с задранной к небу кормой, уже превратилась просто в огромный кусок железа…

С трудом удерживая равновесие, стоял капитан Шарп на своем мостике. Он знал, что должен умереть. Этого требовала от него не только традиция, этого требовала честь офицера. Внезапно он услышал за спиной голос. Это был его первый помощник, капитан Джордж Стил:

— Я остаюсь с вами, командир.

Вокруг них в безбрежном океане качались на волнах перегруженные шлюпки с пассажирами, переполненные людьми плоты, отдельные пловцы на воде. И на глазах всех этих людей «Лакония» вдруг резко выпрямилась и, подняв вокруг себя целую бурю, с ужасающим грохотом провалилась в океан. По среднему гринвичскому времени было 21 ч 25 мин.

Человека, потопившего «Лаконию», звали Вернер Гартенштейн. Тридцатитрехлетний капитан третьего ранга, командир немецкой подводной лодки U-156, отличного военного судна, спущенного на воду в октябре 1941 года. Экипаж лодки состоял сплошь из добровольцев. Вернер Гартенштейн мог по праву гордиться своими подчиненными. Они отвечали ему тем же, эти моряки, слепо преданные своему подтянутому командиру, всегда, в любую жару, безупречно одетому, всегда в сияющих чистотой парусиновых туфлях и фуражке с белой подкладкой. При одном взгляде на это лицо с высоким лбом, орлиным носом, глубоко посаженными глазами и худыми впалыми щеками становилось ясно, что его обладатель безгранично предан своему делу. Свое призвание Вернер осознал в те далекие годы, когда Германия вынужденно подписывала Версальский договор. Германский военный флот в результате этого договора превратился в мираж: достаточно сказать, что ежегодный прием в военно-морскую школу ограничивался десятком человек. Желающих поступить было 600, среди них — Вернер Гартенштейн. В первый раз — в 1926 году — он провалился. Через два года, в 1928-м, попробовал еще раз, но теперь уже успешно. Наконец-то он станет моряком! Вначале, правда, простым матросом, зато очень скоро курсантом, а затем и офицером.