Львиная стража - Барбара Вайн

Я сказал себе, что я галлоглас и возвращаюсь в казарму, но от этого у меня еще больше испортилось настроение. Я как бы чувствовал себя отвергнутым, но это не совсем точно. Меня действительно отвергли. Странным было то, что я не хотел заниматься ни с одним из них тем, чем они занимались друг с другом, и я совсем не ревновал. Между прочим, я не хотел думать о том, чем они занимаются, и очень надеялся, что все уже закончилось. Я нашел кемпер и отпер дверь, и когда забрался внутрь, мне стало лучше. Я включил свет и обогреватель. Пахло очень приятно, духами и косметикой. Тилли не складывала кровать, и сейчас на ней лежали подушки и одеяла, и все это было застлано красивой красно-синей застилкой. Вокруг была разбросана одежда, та, которую она решила не надевать, стояли баночки с кремом, емкости с красками для волос, спреи. Я видел, что Тилли превратила кемпер в собственный салон красоты.

Вся эта обстановка странно подействовала на меня. Причем в лучшую сторону. Я вот все гадаю, что за отдаленное воспоминание, наверное, из того раннего детства, которое я совсем не могу вспомнить, вытолкнули на поверхность все эти женские штучки. Потому что вскоре я уже опять воспринимал Тилли и Сандора как своих отца и мать, только на этот раз сильнее, и это был шаг к мысли, что это нормально – то, что они занимаются тем, чем занимаются, потому что так делают все родители, мамы и папы. Они играют в мам и пап.

Первым делом я развесил и разложил всю одежду в маленьком гардеробе. Я убрал все баночки и прочие склянки, при этом меня не оставляло то самое ощущение, что все это уже было со мной. Потом я разделся, лег на кровать Тилли, выключил свет и натянул на себя одеяло. Все это время я старался не задеть больную руку. Чтобы засыпать было приятно, я представлял, что лежу в детской кроватке в их комнате, а они спят в большой кровати всего в ярде от меня. Я даже вообразил, что слышу их спокойное и мерное дыхание, но, думаю, все это мне только приснилось.

Я боялся, что утром не попаду в наш номер. Но так уж всегда бывает: то, чего боишься, не случается, а о том, что случается, даже не думаешь. Ключ от нашего номера висел на доске у администратора, поэтому я просто попросил его и поднялся наверх. Естественно, я решил, что они куда-то ушли, но, когда я отпер дверь, я увидел в кровати Тилли.

– Где Сандор? – сказал я.

Она не знала, во всяком случае, не ответила. Я видел, что на ней ничего нет, но когда она села, то до самой шеи прикрылась простыней. Это была прежняя Тилли. Я имею в виду, что не совсем уж прежняя, толстая, замкнутая, с жидкими волосами мышиного цвета, а та, которая навещала меня в больнице.

– Я выяснила, за что он сидел в тюрьме, – сказала она.

– В каком смысле? – Я меньше всего ожидал этого.

– Я выяснила, за что его посадили. Он сам мне рассказал.

– И за что же? – сказал я.

Тилли рассмеялась. Циничный это был смех.

– Ну, не за изнасилование, уверяю тебя.

Я не понял, что она имеет в виду, и вряд ли понимаю сейчас Тилли. Она все смеялась. Потом прекратила, и смех стих, как звук у быстро выключенного телевизора.

– Причинение телесных повреждений при разбойном нападении. Возможно, я что-то перепутала, но суть такова. Он кого-то порезал бритвой, какого-то старика, когда пытался заставить его открыть сейф. – Она перевела взгляд на мою руку, и мне захотелось спрятать ее за спину.

– Сандор в своем репертуаре, напустил туману. Ну, я о том, Джо, что прочитала между строк. Я сделала собственные выводы – это сделал бы любой хоть с каплей мозгов. Во-первых, в сейфе было двести фунтов, а не двести «кусков», а во-вторых, старик оказался не таким уж старым. Он открыл сейф, но, пока Сандор заглядывал внутрь, включил сигнализацию. Сандор получил пять лет, но пробыл там не весь срок.

– А почему он тебе рассказал? – сказал я. Наверное, я имел в виду – а почему он мне никогда не рассказывал.

Тилли отвернулась, потом покосилась на меня, и в ее взгляде было то, от чего пробирает дрожь: мерзкие вещи были в ее взгляде.

– А как еще ему было раскочегариться, если другие методы не помогли? Что на это скажешь? Я бы не поручилась, что у него нет желания заняться садо-мазо, только не со мной, ни под каким видом, черт побери. – Она подтянула простыню и завернулась в нее. – Джо, я собираюсь встать и принять душ, а потом взгляну на твою несчастную руку и посмотрю, смогу ли я хоть немного облегчить тебе жизнь.

Сандор взял машину и уехал к Диане, которая вернулась из греческого отпуска. Он не поехал в Норидж, а встретился в ней на полпути в Диссе, и они вместе пообедали. Вернулся он уже в ее машине, в почти новом светло-голубом «Воксхолл Кавальере». Уговорил ее обменять на него «Фиат». Думаю, уговаривать долго не пришлось. Диана была готова для него на все, достаточно было попросить.

Он и Тилли, должно быть, занялись сексом, потому что того требовали их организмы. Я слышал, как рассказывали, что так бывает, если кто-то кого-то очень хочет. Займись сексом, займись сексом несколько раз, объешься им, и все закончится, тебе станет лучше. Как на секс ни смотри, грязная это штука, правда?

В понедельник утром я заменил номера на «Кавальере» – так, на всякий случай. Днем мы с Сандором разместились в кемпере, а «Кавальер» отдали Тилли и взглянули на ее маскировку.

Она надела цветастую хлопчатобумажную юбку и бледно-голубую футболку, а волосы с помощью спрея покрасила в коричневый. Это было что-то вроде мусса, который покупаешь и распыляешь по мокрым волосам, только потом волосы становятся липкими, а краска пачкается. Однако Тилли это не волновало, потому что главную свою задачу мусс выполнил. Она не наложила грим, лишь покрасила губы бледно-розовой помадой. Она была без чулок, а босоножки надела на босую ногу.

Оглядывая себя в зеркале, Тилли с отвращением морщилась, но я думал, что она выглядит вполне мило. Она собиралась смешаться с толпой мамаш. Она именно так и выглядела – как чья-то молодая милая мамаша. На мой взгляд, этот образ слегка подпортили солнечные очки, полагаю, и на взгляд Сандора, тоже, потому что он сказал:

– Во всей этой сложной маскировке нет надобности.

– Может, тебе и нет, – сказала Тилли, а потом произнесла целую речь: – Девчонка вас не увидит, так как я надеюсь, что вы с Джо успеете натянуть на головы чулки до того, как я привезу ее. Но если мы не убьем ее, она наверняка запомнит даму с огненно-рыжими волосами, в туфлях на каблуках и с длинными красными ногтями, ведь так? Так что не надо давать ей шанс; я не хочу до конца дней ходить с мышиными волосами и на плоской подошве, поэтому предпочту походить в таком виде три дня или сколько там понадобится. Если честно, я не схожу с ума по детям, но и не горю желанием убивать их. Ты сказал, что я ни перед чем не остановлюсь, но вот как раз тут я остановлюсь. И поэтому я хочу, чтобы хотя бы раз в твоей жизни хотя бы один из твоих проектов был лучше проработан. Ясно?

Пока она говорила, Сандор отвернулся. Он почти зевал. Ну, думаю, что он мало что услышал, потому что продолжил так, будто Тилли и не говорила:

– Гарнет не обратится в полицию, следовательно, не важно, кто и в каком из ярких образов тебя увидит. А после того как Гарнет сделает то, о чем его попросят, он и его дочь окажутся не в том положении, чтобы обращаться в полицию или вообще кому-то что-то рассказывать. Они вляпаются во все это по самое горлышко, так же глубоко, как и мы, – или глубже.

– Надеюсь, ты прав, – вот и все, что сказала Тилли.

Ей пора было уезжать. Мы договорились, где встретимся через час. Сандор и я сидели в кемпере, глядя на пару чулок, которые Тилли оставила для нас, – мы должны были натянуть их на головы. Но мы не надели их, во всяком случае пока. Сандор сказал:

– Не надо было мне это делать, малыш Джо. Это было ошибкой.

Думаю, он впервые признался мне, что сделал что-то неправильно. Это обозначало новый, интимный, этап в наших отношениях, ну, я на это так смотрел. У меня на душе потеплело. Я поднял раненую руку и, чувствуя, как в ней пульсирует боль, посмотрел на Сандора.

– Господи, – сказал он, – да я не имею в виду твою чертову руку. Ты сам нарвался на это, получил по заслугам. Я имею в виду то, что я трахнул твою сестру – или кем она тебе приходится. Не смотри на меня так – ты похож на собаку, которая держит на весу отдавленную лапу.

Я перебрался на водительское место, он сел рядом со мной, и мы поехали к условленному месту, длинной грунтовке, которая спускалась к реке и выходила к пешеходному мосту и броду. Там никогда никого не было. Вокруг стояла тишина. Здесь река неспешно переваливает через гряду из желтой гальки, а в воде много водорослей, напоминающих длинные зеленые волосы, и других растений, с листьями; наверное, это водяной кресс. Цветы уже распустились, с высоких стеблей свисали розовые колокольчики, в траве виднелись желтые лютики и белые маргаритки. Деревья здесь растут очень плотно, но в одном месте они расступаются, и между ними тянется длинный проход с зеленой и сочной травой, и можно видеть, как там пасутся коровы. Правильность линий, тишина – все это создает впечатление таинственности. В середине дня птицы не поют, только кукушки кукуют, но они кукуют целыми днями. Вот это кукованье мы и слышали, этот звук донимал меня, словно насмехаясь надо мной. В общем, он действовал мне на нервы.