Тиран (ЛП) - Лавин Тиана

Хантер почесал челюсть, когда его грудь вспыхнула, словно внутри разгорелся лесной пожар. Одной ногой он был готов ехать к дому матери Ноя, а другой — бежать к входной двери Ниты. Он чувствовал себя разорванным, не на две, а на миллион частей. Внезапно его грудь пронзила острая боль. На мгновение он подумал, что это может быть инсульт, даже сердечный приступ, но потом понял, что это было то же чувство, что и тогда, когда он стоял над гробом своей матери.

Упав на колени, он начал бить себя в грудь. Кровь бросилась ему в лицо, а в глазах выступили обжигающие слезы. Он разрушался, расклеивался, разваливался, ощущая боль, распространяющуюся по нему подобно лесному пожару и обжигающую его душу, как ничто другое.

— Аааааааа!!! — закричал он, его голос, лившийся из него подобно темной энергии, резко и не настроено, казался ему чужим.

Конечно, это должен был быть кто-то другой.

— Вы в порядке, шеф? — крикнул один из парней на крыше.

Дверь открылась, затем захлопнулась. Раздался топот ног, бежавших к нему по траве. Маленькие, но сильные руки начали поднимать его, и нежный, мягкий, воздушный голос ворвался в его голову, когда он окончательно потерял рассудок.

— Хантер… давай, детка… вставай.

Ему было трудно встать, но она заставила его это сделать. Словно маленький рабочий муравей, она положила его руку себе на плечо и, обняв за талию, помогла выпрямиться, словно он был ржавым игрушечным роботом, брошенным под детской кроваткой. Медленно повернув голову, он посмотрел на нее. По ее щекам текли слезы.

— Олив тоже только что звонили. Пойдем. Я отвезу вас обоих…

***

Дом матери Ноя был красивым, со стоящими тут и там статуэтками в классическом стиле, массивной мебелью темного цвета и огромной головой оленя, висевшей на стене над камином из белого кирпича. Бардовые и белые шторы, висевшие на окнах, пропускали достаточно солнечного света, когда были открыты. Стены были украшены фотографиями членов семьи, семейных собак и вдохновляющими цитатами в деревянных рамках. Нита, в одиночестве расхаживая по гостиной, с интересом все рассматривала, стараясь больше узнать о лучшем друге своего мужчины.

В последнее время Хантер мало говорил о нем, но она знала, почему. Чем ближе подходило время, тем меньше он говорит об этом. Такова была его природа. Чем больше он заботился, тем меньше делился. Это была некая стадия. Он словно затаил дыхание.

Тикали часы, в доме пахло ванилью, сигаретным дымом и корицей, а вдали слышались тихие рыдания Олив. За медицинской занавеской, отделявшей кабинет от гостиной и отдернутой в данный момент в сторону, стояла больничная койка, на которой лежал умирающий. Ной был окружен толпой людей, но она могла видеть его немного.

Аппараты тихонько работали, наполняя воздух тихим гулом. Нита потерла руки, не в силах оставаться на месте. Она была рада, что семья и друзья Ноя сплотились вокруг него. Это был личный момент, а она была просто водителем.

Нита взглянула на часы, радуясь тому, что ее дочери не было дома, когда все это случилось. Олив пришла из школы с подругой, а у Тиши была тренировка по баскетболу. Из-за занавески вышла женщина с ярко-голубыми глазами, впалыми щеками и тонкими седыми волосами, собранными в хвост. Ее глаза тут же встретились с глазами Ниты.

— Здравствуйте, вы, должно быть, мать Ноя. Меня зовут Нита, — она протянула руку.

Женщина сначала колебалась, но затем пожала ее.

— Я подруга Хантера.

— Хантера? — женщина недоуменно склонила голову набок, словно понятия не имела, о ком ей говорят.

— Тиран, друга Ноя… большой, высокий парень, — Нита указала на стоявшего возле постели Ноя Хантера.

Губы женщины изогнулись в улыбке, когда она понимающе кивнула.

— Тиран… да… я совсем забыла, что его зовут Хантер. Ной никогда не называл его так, когда говорил о нем, даже когда они были детьми. Нита, мой сын умирает. Он молод, ему нет и сорока, и скоро он испустит последний вздох.

Покрасневшие от слез глаза женщины сказали Ните все.

— Я знаю, мэм. Мне очень жаль.

— Ты когда-нибудь теряла ребенка?

Сердце Ниты забилось немного быстрее. Этот вопрос обещал стать началом нервного срыва у женщины. Он вернул ужасные воспоминания о том, как она тоже развалилась на части, когда жизнь стала чертовски тяжелой.

— Нет, мэм, — ответила Нита и взяла дрожащие бледные руки женщины с ярко-розовыми ногтями в свои.

На белой водолазке матери Ноя были темные пятна: слезы, смешанные с тушью. Ее голова немного тряслась, словно у нее был приступ болезни Паркинсона. Нита сжала руки.

— Ной никогда не упоминал о тебе.

— Я не знала Ноя. Мы с Хантером знакомы всего несколько месяцев.

— Ты ужасно хорошенькая, — улыбнулась женщина, и ее глаза наполнились свежими слезами.

— Спасибо, — улыбнулась Нита, просто следуя странному течению их разговора, беседы вроде тех, которые ведут люди тогда, когда происходит что-то ужасное, и они ни черта не могут сделать, чтобы остановить это.

Слова, выскакивающие изо рта, словно лягушки, едва ли имели смысл.

— Мне очень, очень жаль. Уверена, что это не поможет, но я знаю, как сильно Хантер и Олив переживали за Ноя.

— Ной не был хорошим отцом. Я не была хорошей матерью. Я редко вижусь с Олив, потому что не нравлюсь ее матери. — Нита задалась вопросом, знала ли женщина вообще, что мать Олив пропала, но решила, что сейчас не время поднимать эту тему. — Рада, что могу увидеть ее хотя бы сейчас… Она такая милая девушка. Ной был трудным ребенком, — женщина грустно усмехнулась. — Он доставил мне много проблем. Но я люблю его. Он умный. Очень умный ребенок. Чересчур умный. Раньше он называл меня сукой. — Нита сглотнула, воздух стал гуще. — Разве это не ужасно? Разве сын называет так свою мать? Он сазал: «Мама, тебя не было рядом со мной. Ты эгоистичная сука!» Он так и сказал.

Эти лягушки продолжали выпрыгивать, смешивая в одну кучу странные мысли и слова… создавая неприятный беспорядок.

— Иногда люди говорят что-то в гневе, на самом деле не имея это в виду.

— О, он имел это в виду, — глаза женщины потемнели, а дрожь ее рук немного уменьшилась. — Он всегда имел в виду то, что говорил, потому что ненавидел меня. Теперь я должна умереть, зная это, так как уже слишком поздно что-то исправлять.

Нита не знала эту женщину, понятия не имела, почему та говорит ей такие вещи, но ей, черт подери, было известно, какие причудливые виды иной раз принимает горе. Нита обняла мать Ноя, ощущая, как та ссутулилась, и, прежде чем осознала, ее седая голова уткнулась ей в плечо. Возможно, именно это имели в виду люди, когда говорили, что с ней легко общаться? Практически незнакомые люди подходили к Ните и выворачивали перед ней свою душу, даже когда она надевала на себя маску стервы в надежде на то, что ее не станут беспокоить.

Спустя несколько мгновений из-за занавески вышла Олив с лицом, покрытым красными пятнами и покрасневшими, опухшими глазами. Бедный ребенок. Обнимая пожилую леди одной рукой, второй она смахнула слезинку, выкатившуюся у нее из глаз, когда она увидела девочку. Скатилась еще одна слезинка, затем еще и еще. Олив была похожа на человека, чьи надежды рухнули, молитвы остались без ответа, а весь его мир погрузился в печаль. Девушка, зарыдав, подбежала к ней, одной рукой обняв бабушку, а другой ее. Нита чувствовала, как ее рубашка намокает, колени слабеют, а слезы текут без остановки. Мать Ноя, отпустив ее, обняла Олив и они заплакали вместе, а Нита подошла к одному из кресел, на которое положила свое пальто.

Сев рядом, она скрестила ноги и закрыла глаза, чтобы вознести безмолвную молитву. Когда она снова открыла глаза, двух женщин уже не было, а вместо них стоял Хантер и, скрестив руки, смотрел на нее. Он выглядел неплохо, но она знала, как он на самом деле чувствовал себя.

— Мы можем идти, — загремел его голос, разрывая тишину. — Кайли привезет Олив домой вечером.

Кивнув, Нита начала натягивать пальто. Подойдя к ней сзади, Хантер взял пальто из ее рук и, придерживая, помог ей просунуть руки в рукава. Взяв свою сумочку, она повесила ее на руку. Выйдя через переднюю дверь, они направились к ее машине. Усевшись на место водителя, Нита тут же включила обогрев салона. Хантер, протянув руку, включил радио. В эфире звучала песня «No Promises» группы «Чит Кодс» в исполнении Деми Ловато. Боковым зрением она видела, как он ерзает на кресле, а затем откидывается на его спинку — вытянув ноги, прикрыв глаза, сцепив пальцы вместе, — словно готовясь вздремнуть.