Тайны 45-го. От Арденн и Балатона до Хингана и Хиросимы - Сергей Кремлев

А в 1947 году площадь вновь возникшей на карте мира Польши равнялась примерно 312 тысячам квадратных километров.

ЗА СЧЁТ чего же Польша, «блестяще» доказавшая в 1939 году свою неспособность к защите суверенитета, увеличила после Второй мировой войны территорию государства на добрую треть и даже больше?

Для того, чтобы объяснить это беспрецедентное в истории мира приращение национальной территории, придётся к фактам и цифрам прибавить ряд пространных цитат. Так сказать, избранные места из переписки если не с друзьями, то, во всяком случае, с союзниками.

Впрочем, перед этим надо вспомнить основные «польские» события 1944 года, обусловившие события 1945 года.

В ночь с 31 декабря 1943 года на 1 января 1944 года была образована Крайова Рада Народова во главе с коммунистами (их называли «пэпээровцы» по аббревиатуре ППР, означавшей по-польски «Польская рабочая партия»).

21 июля 1944 года Крайова Рада Народова образовала временный орган центральной исполнительной власти – Польский комитет национального освобождения, а 26 июля 1944 года было заключено соглашение между Советским правительством и ПКНО.

1 августа 1944 года началось Варшавское восстание, провокационно инициированное из Лондона, Москвой по объективным причинам не поддержанное и немцами жестоко подавленное.

А 31 декабря 1944 года в Люблине Крайова Рада Народова преобразовала ПКНО во Временное правительство Польской республики. И с момента образования Люблинского правительства «польский» вопрос приобрёл для Сталина, с одной стороны, Рузвельта и особенно Черчилля – с другой, особую и обоюдную остроту.

В западных биографиях Черчилля сообщается, что «отказ»-де Сталина «прийти на помощь Варшаве» привёл Черчилля в ярость. Ещё бы: это полностью срывало планы Черчилля! А планы были просты: держать Польшу, как и ранее, на антисоветском и антирусском «поводке».

В тех же биографиях утверждалось, что восстание в Варшаве началось в 1944 году тогда, когда Красная Армия находилась-де на расстоянии орудийного выстрела от польской столицы. При этом умалчивалось, что между Красной Армией и Варшавой была Висла, не говоря уже об усталости советских войск. Впрочем, с историей Варшавского восстания мы уже знакомы.

А далее западные биографы заявляли, что Сталин якобы хладнокровно допустил уничтожение восставших варшавян для того, чтобы потом «навязать» полякам «Люблинский комитет». Не Люблинское правительство, а именно «комитет», потому что англичане признавали только Лондонское польское «правительство».

Оно ведь сидело в Лондоне.

Уничтожение восставших немцами было обусловлено не коварством Сталина, а хладнокровно-подлой «польской» политикой Черчилля. Ему хотелось навязать – вот уж тут без кавычек – полякам свой лондонский паноптикум, однако Черчилль и К° обломали зубы о жёсткую позицию Сталина.

Интересное свидетельство отыскивается в книге английского политика и публициста Алана Кэмпбелл-Джонсона «Сэр Антони Иден», изданной в 1955 году. Кэмпбелл-Джонсон пишет, что 15 марта 1943 года на обеде с участием Идена и Рузвельта Иден сообщил американскому президенту, что генерал Сикорский и его лондонское правительство «настаивают на своих притязаниях»: речь шла о возврате в Польшу «восточных крессов». А обуславливались эти «притязания» убеждением поляков в том, что «Россия и Германия будут истощены войной, и Польша может оказаться самым сильным государством в Восточной и Средней Европе».

Как видим, самомнение лондонской эмигрантской «компании» было беспредельным, а политическая слепота – полной. И вот с этой «компанией» англосаксы предлагали нам иметь дело и впредь!

Не слишком ли чересчур?

Между прочим, тогда же, 15 марта 1943 года, Иден, лично уже общавшийся со Сталиным, говорил Рузвельту, со Сталиным ещё лично не общавшимся, что Сталин хочет видеть Польшу сильным и независимым государством, во главе которого будут стоять «подходящие люди».

Всё верно! Именно этого Сталин и хотел, имея в виду отнюдь не марионеток Москвы. Сталин хотел, чтобы во главе Польши более не стояли русофобы, как это было раньше. Увы, для Польши понятия «русофоб» и «антисоветчик» были тождественными. Поэтому Польша, гарантирующая своей политикой безопасность России, могла быть только просоветской. Только такая Польша была бы лояльна к России.

А в реальном масштабе времени единственным вариантом польской власти, «подходящей» с позиций обеспечения безопасности России, было Люблинское правительство, то есть Временное правительство Польской республики, которое после освобождения польской столицы Красной Армией переехало в январе 1945 года из Люблина в Варшаву.

Никакого иного правительства в Польше Сталин допустить не мог и не допустил бы. Сталин ведь был не «россиянским» «президентом», а русским вождём! Но для лояльной к России Польши Сталин был готов сделать многое.

И сделал.

А вот Черчилль и Рузвельт…

УЖЕ в Тегеране, когда «Большая тройка» встретилась впервые, Рузвельт 1 декабря 1943 года начал послеобеденный круглый стол с того, что предложил обсудить вопросы о Польше и Германии.

О Германии у нас будет отдельный разговор, а что касается Польши, то Рузвельт выразил надежду, что «советское правительство сможет… восстановить свои отношения с польским правительством».

Сталин ответил: «Агенты польского правительства, находящиеся в Польше, связаны с немцами. Они убивают партизан…»

Тут к попытке «обработать» Сталина подключился Черчилль и начал в характерной для него манере распространяться на тему особой важности для Англии польского вопроса, поскольку, мол, «мы вступили в войну… потому, что мы дали гарантию Польше».

Всё это было лживой болтовнёй, а правдой было то, что в 1943 году Черчилль был вполне готов «удовлетворить» Польшу Сикорского (к тому времени, впрочем, покойного) и Миколайчика за счёт и России, и Германии.

Сталина же этот вариант Польши не устраивал по объективным причинам, упомянутым выше. К тому же Миколайчик присоединился к «катынской» клевете Геббельса на Россию.

Несколько возвращаясь назад, во времена до Тегерана, можно отыскать запись интересной пикировки Молотова и Идена, имевшей место 29 октября 1943 года на одиннадцатом заседании Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Англии.

Иден пытался тогда доказать Молотову, что Миколайчик, сменивший погибшего (возможно, и убранного) в катастрофе Сикорского, желает хороших отношений с СССР.

Далее по стенограмме:

«Молотов. Мы давно слышим, что они (лондонские поляки. – С. К.) хотят хороших отношений, но «воз и ныне там».

Иден. Нет ли средств помочь сдвинуть воз с места?

Молотов. Может быть, вы привезли такое средство?

Иден. Я добросовестно передал то, что я должен был сообщить».

Увы, особо-то сообщать было нечего: Миколайчик и его правительство всегда оставались враждебными к России, хотя временами и пытались это скрывать. Поэтому в Тегеране Сталин был больше озабочен восточными границами Польши, то есть сохранением за СССР западно-украинских и западно-белорусских земель, а не продвижением на запад западной границы Польши.

Черчилль же заявлял в Тегеране, что «очаг польского государства и народа должен быть расположен между так называемой линией Керзона и линией реки Одер, с включением в состав Польши Восточной Пруссии и Опельнской провинции». Это было для поляков «что-то», но меньше того, что поляки в итоге реально получили.

Сталин ответил, что русские не имеют незамерзающих портов на Балтийском море и что Кенигсберг и Мемель должны отойти к России, тем более что исторически – это исконные славянские земли. «Если англичане согласны на передачу нам указанной территории, – говорил Сталин, – то мы будем согласны с формулой, предложенной Черчиллем».

Черчилль немедленно откликнулся: «Это очень интересное предложение, которое я обязательно изучу».

С тех пор прошло полтора военных года…

Советская Россия одерживала победу за победой, потрясая Восточный фронт в 1944 году «десятью сталинскими ударами». И к началу зимы 1945 года особой нужды в «изучении» Черчиллем предложения Сталина не было. Было ясно, что всю Восточную Пруссию вот-вот займут с боями русские, так что и решать здесь имеют право русские.

Общая «польская» ситуация – лишь смутно видевшаяся в 1943 году в Тегеране сквозь дымок сигар Черчилля и Рузвельта и трубки Сталина – тоже прояснилась. В частности, было ясно, что Польша тоже будет освобождена только Красной Армией и Войском польским, подчинявшимся Люблинскому правительству. И в пользу такой Польши, которая всё чётче обрисовывалась в зимних и весенних туманах 1945 года, Черчилль и янки очень уж уреза́ть Германию не желали.