Повелитель морей - Поселягин Владимир Геннадьевич

Забрав бланк, лейтенант велел мне идти за ним и в соседней палатке быстро оформил меня, а чтобы он не ошибся, я написал на листочке все нужные данные – имя, отчество и фамилию, день, месяц и год рождения, – и он переписал. Оформили меня в первый батальон полка, первую роту и первый взвод. Отделение уже не писали, не было такой практики, да и фотографий бойцов в документах нет – отличное поле деятельности для диверсантов. Лейтенант ушёл в секретный отдел, как я понял, метки поставить, и вскоре вернул мне бланк, уже полностью оформленный, номер оружия также внесли в красноармейскую книжицу. Я убрал документ в карман гимнастёрки и покинул палатку.

Мне велели ждать. Всю нашу маршевую роту в сто сорок голов (а это мизер), отправляют в 223-й стрелковый полк, понёсший в последних боях серьёзные потери; он недалеко располагался, и нас поведут туда. Кстати, старлей, который привёл роту, в дивизии главный химик, отвечает за это направление. В последнем налёте он пострадал, поэтому немного хромает. Всё это я узнал, пока крутился у штаба. А вообще, дивизия, выходя из окружения, потеряла почти всё тяжёлое вооружение, но до сих пор находится на первой линии, то есть на передовой. Её бойцы тонкой ленточкой держат оборону на восточном берегу Днепра, не так и далеко от Шклова, уже оккупированного немцами. До противника тут километров шесть по прямой.

Сопровождающий от полка прибыл только через час. В полночь мы добрались до полка, и нас оставили отдыхать в овражке, утром начнётся распределение. Я отошёл в сторону, вывел на поверхность земли голову голема (будет меня охранять и поднимет, если что), постелив плащ-палатку и накрывшись шинелькой, вскоре уснул, держа винтовку под рукой.

Да, всех бойцов маршевой роты вооружили, даже пулемёты дали, аж пять штук, ручных. Разнообразие оружия удивляло: в большинстве винтовки Мосина, всего три карабина, девять винтовок СВТ, три АВС и старый ППД. Этот пистолет-пулемёт с обгорелым прикладом и всего двумя рожковыми магазинами, без подсумков, вручили старшине, старшему по званию в нашей роте. Это один из тех командиров, что получил красноармейскою книжицу из бланков, отданных мной майору. До старшины включительно все получают красноармейские книжицы, а от младшего лейтенанта и выше – командирские удостоверения.

Побудку объявили почти на рассвете, не очень-то я и выспался, и, судя по бурчанию, раздававшемуся со всех сторон, не я один такой был. Но прибывшие командиры, включая командира полка, быстро навели порядок. Нас построили, и началась раздача пряников. В нашу первую роту выделили всего восемнадцать бойцов, сопровождающий в звании ефрейтора, ведя нас толпой, без строя к месту позиций нашей теперь роты, описал нам состояние дел.

М-да… Кухни нет, всё потеряли, горячей пищи давно не видели, если только кто на костерке что приготовит. Бежали так, что всё побросали. Сопровождающий был из второго взвода и сообщил, что в нашем первом осталось всего шестеро бойцов, все красноармейцы, командиров нет. Ротный собирается двум опытным бойцам дать младших сержантов и назначить их командирами отделений. Кстати, с нами два сержанта шли, из призывников, одного назначили помощником командира нашего взвода. Тот тоже шёл рядом и внимательно слушал.

С нами познакомился командир роты, младший лейтенант. Он легко контужен, ранен в руку, но командует, слегка заикаясь. Ознакомившись со списками, он раскидал бойцов и командиров, временно назначив командиром взвода нашего сержанта, Потапов его фамилия. Вместе с ним и другим пополнением во взводе теперь ровно пятнадцать бойцов. Невысокий красноармеец в штопанной, но чистой форме сопроводил нас до позиций нашего взвода и показал, где наша оборона – от сих до сих.

Потапов почесал затылок и начал внимательно знакомиться с бойцами, сначала со старичками, потом и новичками, пока не дошла очередь до меня. Я уже выбрал себе позицию и, отстегнув лопатку, копал в мягком песке берега стрелковую ячейку. До немцев тут метров пятьсот, широко река растеклась, но наши шевеления они видели, постреливали иногда, минами садили, в основном ротными, те едва-едва долетали до нас, чаще у берега воду и тину в воздух поднимали. Так что ячейку я выкопал для стрельбы лёжа, дальше не собирался, хватит и такой, вряд ли мы тут надолго задержимся.

Тут Потапов перебежками подошёл ко мне и устроился у моих вещей, сложенных под берёзой. Оружие, вещмешок, шинель, ремень с подсумками – всё это я накрыл плащ-палаткой, чтобы песком не запорошило в случае обстрела.

– Туманов, отползи ко мне, пообщаемся.

Я и так собирался убраться с открытого места, так что, шустро двигаясь по-пластунски, ушёл под берёзу, тут небольшая низина была.

– Ловко, – оценил мои движения Потапов. – Не пойму, кто ты. На свежего призывника не похож. Опиши кратко, что умеешь и знаешь, чтобы я понимал, на что рассчитывать.

– Войну начал у Белостока в составе отдельного тяжёлого зенитного артиллерийского дивизиона. Седьмая танковая дивизия, шестой механизированный корпус, десятая армия. Выходили к своим, бросив всю технику. Когда вышли, попал под суд, был лишён звания и направлен на передовую. Так тут и оказался.

– М-да… Обстрелянный, значит? А что со званием? Кем был?

– Сначала главным и единственным снабженцем в дивизионе, техник-интендант второго ранга. Потом понижен в звании до батарейного старшины, а вот теперь красноармеец, – засмеялся я и начал копать под берёзой противовоздушную щель, где и собирался проводить основное время, а в стрелковую ячейку перебираться только с началом боя.

– Техник-интендант – это лейтенант вроде?

– Да, соответствует армейскому лейтенанту, – подтвердил я.

– Чёрт, у нас командиров не хватает, а тут целый лейтенант.

– Но-но, меня решением суда звания лишили, так что давайте без этого. Я красноармеец, и точка.

– Ладно. Что имеешь?

– Оснащён как красноармеец полностью. Винтовка СВТ, штык-нож, финка, четыре гранаты – три оборонительные и одна противотанковая. Шинель имею, каску, лопатку, как видите, тоже. Заточена с одного края, можно использовать как топорик и как холодное оружие.

– Три пехотные лопатки на весь взвод, – вздохнул Потапов и, кивнув, направился дальше.

Я продолжил углублять щель, сделав её двухметровой в длину и глубиной метр. Глубже не стоит, а то в случае сотрясения стенки обвалятся и может засыпать, а тут хоть сам откопаюсь. Справа от меня, метрах в двенадцати, копал стрелковую ячейку пулемётчик с ДП, ему одолжил лопатку один из старожилов взвода. Слева, метрах в десяти, спал другой боец, тоже из новичков. Копать ему было нечем, каску использовать он не догадался, вот и отдыхал, ожидая, пока освободится инструмент.

Когда объявили, что несут завтрак, я как раз закончил, отдал лопатку соседу, и тот приступил к работе. Незнакомый боец, пробегавший мимо с двумя вещмешками, выдал нам на завтрак по два сухаря и одной ржавой селёдке. Чая нет, хотите пить – вон вода рядом блестит.

Бойцы приступили к завтраку, жадно набрасываясь на пищу. Я уже сидел в своей щели, все вещи были спущены, винтовка завёрнута в шинель, плащ-палатка как тент над щелью натянута. Осмотрев селёдку, я вздохнул, убрал её в Хранилище, достал котелок гречневой каши с мясом, лепёшки и приступил к приёму пищи. А вот не хочу желудок портить. Поев, я тут же попил чаю с мятой и продолжил обустраивать щель, беря с блюда виноградины и закидывая в рот – вкусные. В нишу убрал вещмешок, каску сверху, чтобы под рукой была, ремень уже застегнул, всё на себя навесил, проверил, как магазины вынимаются, гранаты тоже проверил. Что ж, я готов.

Время до обеда тянулось очень медленно. Лопатку мне пришлось чуть ли не с боем отбирать, уже присвоить успели, но выбитые на металле инициалы подтвердили, что моя. Подальше от берега я выкопал ямку для туалета, ну и мусор туда сносил. Часов в десять утра приходил ротный, пообщались. Потапов сдал ему меня, и он поспрашивал, что я умею и знаю. Выяснил, что форму я в этом году надел, по сути, военный чиновник, покивал и ушёл.