Мера любви - Жюльетта Бенцони

Юноша быстро выскользнул наружу и встал на карниз. Одной рукой он держался за лепнину, украшающую окно, а другую протянул Катрин.

– Вы думаете, я пролезу? – с тревогой прошептала она. – Мне кажется, я так растолстела.

Но она без труда выбралась и прижалась бедрами, животом и грудью к скату крыши. За ней следом вылез Беранже и тоже припал к крыше.

Сердце Катрин бешено билось от страха. Холодный ветер с моря с запахом гари пробирал до костей, не спасало даже монашеское платье.

– Нас никто не видит, – прошептал Готье. – Все в порядке. Теперь нам надо потихоньку продвигаться. Госпожа Катрин, не бойтесь, я вас держу.

Он рукой обхватил ее расплывшийся стан. Шаг за шагом они стали продвигаться по узкому желобу. Над головой на черном небе проносились облака. Все слабее становился свет от факелов стражников. Самым трудным участком оказался угол дома, но Готье, рискуя упасть сам, постарался скрыть зияющую пустоту, в глубине которой сверкала вода. Теперь со стока пришлось перейти на карниз. Скат крыши сменился отвесной вертикальной стеной.

– Мы почти у цели, – прошептал Готье. – Крепко держитесь за стену, я вас отпущу. Я внизу вижу лодку. Беранже, веревка и платок у тебя?

Вцепившись в одно из перекрытий, охваченная ужасом, молодая женщина не смела больше шевелиться.

Готье быстро размотал клубок, на конце которого был привязан белый носовой платок.

– Он поймал! – воскликнул Готье. – Сейчас поднимаем лестницу.

Трижды натянув веревку, Сен-Реми дал знак, что пора поднимать. Через несколько минут Готье уже принялся прикреплять поднятую лестницу. Это оказалось нелегко. Сам едва удерживая равновесие, юноша кожей чувствовал охваченную паникой Катрин. Готье волновался, и руки отказывались слушаться. Наконец надежно укрепленная лестница упала в воду и натянулась.

– Все идет по плану, – сказал Готье. – Ваш друг внизу, лестница в надежных руках. Я помогу вам спуститься.

Он быстро обернул вокруг ее тела один конец веревки, поднятой вместе с лестницей, другой же конец привязал к своему поясу. Затем попытался оторвать Катрин от стены, но ему не удалось отцепить ее сжимавшие дерево руки. Он почувствовал, как она дрожит.

– Я вас умоляю, не бойтесь. Я вас держу, даже если поскользнетесь или оступитесь. Тут невысоко. Смелее. Подумайте о том, что, если нам не удастся убежать, мы умрем.

Она испытывала такой страх, что ничего не слышала. Глаза ее были закрыты, она ничего не видела, но воображение рисовало ей страшные картины, усиливая головокружение. Все-таки Катрин сделала над собой усилие. Сдерживая рыдания, она оторвала одну руку и, вцепившись в Готье, сделала первый шаг.

– Так… тихонько. Хорошо! Теперь согните колено, и вы почувствуете первую ступеньку. Осторожно, как можно осторожнее. Я вас крепко держу.

Она попыталась все исполнить, как было сказано, как вдруг внезапный порыв ветра качнул лестницу. Катрин, обезумев от страха, решила, что лестница рухнула. Под ногами была пустота. Пытаясь зацепиться, она сделала неверное движение и, жалобно вскрикнув, упала, увлекая за собой Готье.

Удар о воду оказался таким болезненным, что она сразу же потеряла сознание.

Троицын день

К счастью для Готье, он не сильно ударился и избежал удара о лодку. Собрав все силы, он вплавь добрался до Катрин. Беранже с легкостью, присущей его возрасту, в мгновение ока спустился с лестницы, и они втроем вытащили Катрин из воды. Она была без сознания.

– А я уже не надеялся вытащить ее, – прошептал Сен-Реми. – Если бы вы не додумались привязать Катрин, мы бы не нашли ее в такой темноте. Что произошло?

– Я не знаю. Она была в панике и не слышала никаких увещеваний. Было бы лучше, если бы я спустил ее на спине, но наверху было мало места для подобного упражнения.

– Главное, что она и вы здесь! Теперь бежим! Нам повезло, что этой ночью в городе так шумно и никто ничего не слышал…

Сен-Реми и Готье взялись за весла, а Беранже устроился на корме, положив голову Катрин себе на колени. Лодка быстро заскользила по темной воде и скрылась в тени моста, когда по нему с грохотом прошла разъяренная толпа. Головорезы, распевающие песенку о молодой невесте, ожидающей возлюбленного, вместо знамени несли палку с нанизанной на нее окровавленной головой.

Сен-Реми брезгливо поморщился.

– Я не узнал несчастного, но ясно, что эти демоны решили отнести его голову супруге или невесте. Город, объятый страхом, – страшный город!

Воцарилось относительное спокойствие, и гребцы принялись работать веслами изо всех сил, так как Катрин, очнувшись, стала стонать и метаться.

– Если она будет кричать, закройте ей рот рукой, – посоветовал Сен-Реми. – Не следует привлекать внимание. Никто, кроме настоятеля, не должен знать, что с нами женщина.

Наконец они приблизились к монастырю. Его громадные очертания выросли вдруг на берегу канала. Сен-Реми уверенно направил лодку в черную арку. Беглецы увидели широкий туннель, посередине которого находилась освещенная лестница, последние ступени которой уходили под воду.

Когда лодка стукнулась о камни, мужчина, стоявший высоко на лестнице и освещающий ступени, облегченно вздохнул и спустился.

– Ну вот и вы! Я так боялся, что вы задержитесь и прибудете, когда прозвонят к заутрене. Я хочу сам проводить гостей в приготовленные комнаты, пока в монастыре все еще спят. Скоро монастырь проснется.

Прекрасный крест, украшенный золотом и сапфирами, блестевший на скромной черной монашеской рясе, говорил о том, что это был настоятель августинцев. Высокий, худой, с лицом, изможденным постом и молитвами, отец Сиприан де Ренваль был не из тех светских аббатов, которые используют монастыри лишь для сбора дани. Его темно-зеленые глаза блестели мистическим огнем, а голос был одним из тех, которые ведут за собой толпу и подчиняют людей.

– Вот и мы! – произнес Сен-Реми. – Но не обошлось без происшествий. Госпожа де Монсальви упала с крыши в воду. Нам удалось ее вытащить, но она потеряла сознание и, кажется, страдает. Если не хочешь, чтобы твои монахи про нее прознали, ее надо поместить в укромное место. Ей необходим уход, так как я боюсь…

Он не закончил. Руки Готье, поднявшего Катрин, чтобы вынести ее из лодки, окрасились кровью. Малейшее движение причиняло ей боль, и она, извиваясь, протяжно застонала, чуть не выскользнув из рук юноши.

– Боже мой! Она ранена? – прошептал аббат.

– Нет, не ранена, – ответил Готье, – возможно, у нее преждевременные роды.

Аббат задрожал:

– Преждевременные… вы в этом уверены?

– Думаю, что да… Кровь и эти схватки говорят сами за себя. Причиной послужил сильный удар о воду. Куда мне ее перенести?