Человеческая оболчка (СИ) - Котаев Алексей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В углу салона, лежа на полу, бренчал пистолет Айзека, покачиваясь из стороны в сторону. Катались две синие гильзы, и запах пороха все никак не выветривался.
— Ай, блядь! Сука, сука. Сука! — парень поливал окровавленную руку водой, чтобы рассмотреть повреждения. Рука занемела и не двигалась. В каждом пальце по дробине, в каких-то по две. Айзек отчетливо понимал, что кости сломаны сильным ударом. — Ну хоть не оторвало. Надеюсь, Мария их не отрежет.
Парень старался разговаривать сам с собой, боясь потерять сознание от болевого шока. Облив руку жгучим спиртом, он взвыл словно раненная снежная собака, и начал скулить, прижав больную руку к себе. Неуклюже намотав бинт на нее, он немного успокоился. Кровь начала пропитывать белую ткань, но вскоре остановилась. Немного посидев и переведя дух, Айзек почувствовал, как волнение подступает к горлу, и пусть во время безумного бега он мог себя сдержать, то теперь был не в силах. Он толкнул водительскую дверь и выпустил комок рвоты, что упал на гусеницу, быстро кружащуюся прямо под открытой дверью. Шок и ужас вышли наружу, и стало немного легче.
— Раз, два. Жесть. — Айзек нащупывал дробины, что разбили его маску и угодили в бровь, застряв в кости черепа. — Еще бы чуть-чуть и остался бы без глаза. Или головы. Дурак.
Взяв в руки конвертик, на котором углем было нацарапано еле видное «при ранениях», парень достал из него две крупные таблетки, и закинув их в рот обильно залил водой. Мария оставила ему антибиотики в надежде, что они ему не пригодятся, но просчиталась, и домой эти драгоценные таблетки он не вернет. Парень сидел, скрючившись, думая о том, как достать из себя все эти стальные шарики, пока машина несла его вдаль по чистому полю. Когда закончится топливо — ему придется идти пешком, а к этому моменту нужно быть готовым. Айзек достал привычную для него обезболивающую таблетку и разжевал, наполняя рот омерзительным горьким вкусом, приводящим его в сознание. Он откинулся на сиденье, чувствуя, что устал сильнее, чем за все дни его путешествия.
— Блядь, да еще и там… — прислонился парень сырой от крови одеждой к спинке сиденья.
Долгая дорога домой началась ужаснейшим образом. Айзек лишь надеялся на то, что обратно, он доедет быстрее, чем грузовики до Ред Вотер. И что раненому окажут должную помощь. Немного расслабившись, он понял, что слюна подступает к горлу словно волна.
Глава 16
Манящее безумие
Стальной фургон мчался через бескрайнюю пустошь, изредка минуя черные пятна камней и валунов, что редко встречались на пути. Гусеницы вгрызались в снег, слегка проваливаясь, но не прекращали свой бег. Высоко задранная морда машины разрезала сугробы и снежные барханы, раскачиваясь, будто на воде.
Айзек открыл глаза, щурясь от яркого света, что ломился в машину через лобовое стекло. Машина ехала сама по себе, ровные поля позволяли бросить управление и сидеть, предавшись бредовому состоянию. Раны, что парень получил недавно, уже не болели. На место боли, пришло ощущение постоянного жара. Рука опухла до неузнаваемости, лицо стало шире и горячее, а что было со спиной парень и знать не хотел. Айзек мучился, то скидывая с себя накидку, то вновь надевая ее, борясь сначала с ознобом, а потом с невыносимым жаром. Слабость не давала охотнику встать и достать еду из своего рюкзака. Полуоткрытые глаза лишь устало ловили свет, с трудом напрягаясь, чтобы сфокусироваться хоть на чем-то.
— Зовешь меня, да? — пересохшим ртом произносил слова Айзек, адресованные проползающей вдалеке башне — шпилю. На горизонте, справа от него маячили стразу несколько острых, невероятно высоких построек, появляясь одна за другой. — У вас там пусто, я знаю. Тут никто не живет.
Айзек то терял сознание, то вновь приходил в него, и если первые дни пути он мог есть и пить, то сейчас силы его покинули. Он находился где-то не тут, далеко, или высоко, но не в машине, несущейся вперед. Чавкая отсыревшей от крови, больной спиной, он елозил на сиденье, хоть как-то пытаясь контролировать ситуацию, пусть даже его заплывшие глаза ничего и не видели. Дни сменялись ночами, принося кромешную темноту. Свет Айзек включать не умел, да и желания учиться у него уже не было. Он не думал ни о жизни, ни о смерти, медленно опускаясь в забвение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Аааау… — Айзек пытался развязать на руке бинты, которые начали очень сильно сдавливать опухшую кисть. Он хотел, было их поменять, но тремор не позволил. Он с трудом положил руку себе на живот и продолжил смотреть вдаль. Чем дольше парень смотрел, тем меньше он видел.
День за днем становилось только хуже. Айзек больше находился в полусне, чем бодрствовал, пока на горизонте не замаячили знакомые ветряки. Из последних сил он поднял левую руку и положил ее на руль. Поставить ноги на педали было нереальной задачей, и все возможные попытки просто-напросто провалились. Ветряки становились все ближе и ближе, и, если бы Айзек вел счет времени, он бы удивился, как, на самом деле, быстро он добрался, минуя все возможные трудности пути. Для самого же Айзека прошла целая вечность. В агонии он был заперт в стальной коробке, останови он которую, уже бы не двинулся дальше.
Айзек изо всех сил надавил на рычажок контроля движения, чуть замедлив ход. Парень отлип от грязного сырого сиденья, выжал среднюю педаль, и машина стала замедляться еще сильнее, пока не заглохла, совсем чуть-чуть не доехав до снежной стены. Повал был перед ним, осталось только пробраться внутрь. Айзек, совсем не отдавая себе отчета, развернулся, уперев обе ноги в сторону двери, через которую он вошел, совсем не понимая, что выйти он, мог и слева от себя, не прилагая таких колоссальных усилий. Стоило ему только встать, как ноги тут же подкосились, и он рухнул на стальной пол фургона, потеряв последнюю крупицу сознания.
Темнота длилась недолго.
— Его же ищут! — словно через толщу воды пробивался встревоженный голос Марии. — Давай подстрижем его, или перекрасим. Ну не встанет он быстро на ноги!
— Ты дура что ли? Думаешь те, кто его так отделали совсем тупые? Единственный раненый парень, в поселении с припаркованной машиной. Угнанной машиной! И ладно бы его зверье отделало, или обморозил чего. Ранения от огнестрела! — негодовал где-то в глубине черной, не отпускающей Айзека жижи Юрий.
— Так сделай что-нибудь. Отгони!
— Да черт с тобой. Отгоню! Только поставь его на ноги!
Голоса стихли и вновь воцарилась тишина. Айзек плавал в теплой воде, без сил вдохнуть или пошевелить конечностями. Он был подвешен посреди абсолютного ничто, потеряв даже самого себя. Не было ни боли, ни печали. Даже злость и страх внезапно испарились. Внутри прошли дни, затем месяцы, и, казалось, будто в этой трясине, посреди пустоты, быстро начали мелькать года, пока однажды Айзек не вспомнил себя.
Он начал рваться вверх, пытаясь грести руками над собой, судорожно приближался к свету, оставляя темноту внизу, и стоило ему почти коснуться света, воздуха, бескрайнего неба, что был перед ним, он уперся в лед. Айзек колотил руками из-под воды, ловя свое собственное отражение, ударяя по нему кулаками, что начали кровоточить. Воздуха становилось все меньше и там, за льдом, в пределах обозримого сознанием мира, он увидел иглы шпилей, что начали выситься над ним, разрывая в клочья небо. Воздух кончился, и парень начал брыкаться, дергаться из стороны в сторону, поддавшись панике.
Если бы Айзек мог вскрикнуть охрипшим горлом, то он обязательно бы закричал. Сипло выдавив из себя воздух, он открыл глаза, оказавшись в темной, не освещенной комнате.
— Мммм… — проверял свои голосовые связки Айзек. — Кхм! Кхм! Эй. Есть тут кто?
Айзек быстро оценил свои силы. Подняться сразу он не мог, и, лежа на болящей спине, он был рад, что весь этот бред отступил. Он вспоминал себя там, в машине, и понимал, насколько же ему было плохо. Насколько он был близок к смерти. Он поднял перед собой перемотанную свежими бинтами руку, все еще ее не ощущая, но видно было, что кисть на месте. Выдох облегчения сопровождался болью в спине, и это парня радовало больше, чем липкий, скользкий жар, который был ранее. Уж лучше так, это чувство ему было понятнее. Левой рукой он задел повязку на своей голове и, не нащупав там шариков дроби, улыбнулся. Выжил.