Оркестр меньшинств - Чигози Обиома
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец они оставили ферму и пошли в «Перечный суп» на соседней улице, где сели за один из столиков на земляном полу. Солнце стало печь еще сильнее, и, дойдя до ресторана, они вспотели. Они сели под одним из потолочных вентиляторов рядом со стерео, из которого лилась тихая музыка. Мой хозяин никак не мог дождаться, когда они уже наконец сядут, потому что за время их короткого пути Джамике нарисовал то место, где живет, – Кипр, там, по его словам, все было в порядке. Электричество давали без перебоев, еда была дешевая, больницы в изобилии и бесплатные для студентов, а работы – «сколько воды, столько и работы». Студент мог купить себе джип или «Мерседес» Е-класса. Да что говорить, сказал Джамике, он сейчас вернулся в Нигерию на спортивной тачке, которую подарил родителям. По пути в ресторан мой хозяин отметил, что Джамике идет какой-то торжественной походкой, выставляя напоказ свое мощное тело, словно актер в театре, зрители которого – всё, что может его увидеть: припаркованный фургон, старый паб, дерево кешью, автомастерская, механик, работающий под грузовичком на другой стороне улицы, даже пустые небеса. Джамике говорил с уже знакомыми моему хозяину модуляциями, с некоторым самодовольством в голосе, отчего каждое сказанное им слово глубоко проникало в мозг слушателя.
Их разговор прекратился на некоторое время; мой хозяин проникался тем, что сказал ему Джамике, а тот отправлял кому-то сообщение по телефону. Он остановил взгляд на календаре с рекламой пива «Стар» на стене рядом с тем местом, где они сели, на постере с известными ему американскими борцами, чьи имена мелькали в его голове, пока он смотрел: Халк Хоган, Последний Воин, Скала, Гробовщик, Бродяги.
– Ну, так Эло сказал, ты хочешь учиться? Он сказал, у тебя кое-какие проблемы, и, может, в моих силах тебе помочь.
Мой хозяин воспарил в мыслях, словно некая чудовищная рука подбросила его вверх.
– Да, Джамике, братишка. У меня проблема.
– Расскажи мне, Бобо Соло.
Он хотел начать, но напоминание об имени, которым называла его мать, заставило его задержаться на мгновение, потому что в дальней стране ушедших в небытие лет он вдруг увидел себя в своей комнате: он смеется, она тоже смеется и хлопает в ладоши, напевая «Бобо, бобо, Соло. Бобо, бобо, Соло».
Он взял бутылку пива, отпил, чтобы успокоиться. Хотя вкус пива показался ему странным – потому что пил он редко, – он чувствовал себя обязанным пить. Когда ты принимаешь гостя, ты ешь и пьешь то же, что ест и пьет он. И тут слова полились из него, как вино из откупоренной бутылки, в которой целая смесь эмоций – страх, тревога, стыд, грусть и отчаяние. Захлебываясь словами, он рассказал Джамике все, что случилось с ним за два предыдущих дня, когда ему угрожали в его же доме.
– Вот почему я сказал Элочукву, что должен как можно скорее вернуться в школу. У меня просто нет выбора. Я очень люблю Ндали, братишка. Я ее очень, очень, очень люблю. С того дня, как она вошла в мою жизнь, я стал другим. Все изменилось, Джамике, я тебе точно говорю, все изменилось. Каждая мелочь, все целиком и полностью изменилось.
– Да, это серьезная проблема, чувак, – сказал Джамике, распрямляясь на своем стуле.
Он кивнул и отхлебнул еще пива.
– Чувак, а почему бы тебе не бросить ее? – спросил Джамике. – Не проще ли будет, вместо всех этих заморочек?
Эгбуну, мой хозяин, услышав это, погрузился в молчание. Потому что в этот миг он вспомнил совет дяди и даже отчасти совет Элочукву. Он знал, потому что слышал где-то, только забыл где, что человек может изменить свой взгляд на происходящее, если все вокруг говорят то, что противоречит его позиции. И часть его – та его часть, которая, казалось, спряталась в тени, – захотела подчиниться, согласиться с тем, что единственный выход – уйти от нее. Но другая его часть определенно противилась этому, и именно эта часть наполняла его яростью, которую он не мог сдержать. И я, его чи, я находился посредине, желая, чтобы он оставался с ней, но опасаясь последствий. И я пришел к пониманию, что, когда чи не может решить, на какой путь лучше всего вывести хозяина, ему лучше всего помолчать. Потому что в молчании чи полностью подчиняется воле хозяина. Чи позволяет ему быть самим собой. И это лучше, гораздо лучше, чем чи, который ведет своего хозяина по пути разрушения. Потому что сожаление – яд для духа-хранителя.
Он положил руки на стол и сказал:
– Нет, не так, братишка. Я могу уйти, если захочу, но я ее очень люблю. Джамике, я готов сделать что угодно, лишь бы жениться на ней.
Гаганаогву, во времена суровых несчастий, выпавших впоследствии на долю моего хозяина, я часто оглядывался назад и думал, не из этих ли слов вылупилось все то, что случилось потом. По лицу Джамике прошла судорога, когда мой хозяин сказал это, и Джамике не смог отреагировать сразу же. Он сначала оглядел зал ресторана, кивнул, пригубил пива, наконец сказал:
– А-а, любовь! Ты не слышал песню Д’банджа – «Не допусти, чтобы я влюбился»?
– Не, не слышал, – сказал мой хозяин и быстро продолжил, чтобы Джамике не стал углубляться в обсуждение какой-то неуместной песни, тогда как ему хотелось облегчить душу. – Я ее так люблю, на все готов ради нее, – повторил он, на сей раз сдерживая эмоции, словно ему трудно было произнести эти слова. – Я хочу теперь вернуться в школу, потому что отец, перед тем как умереть, болел и я бросил школу, чтобы помочь ему с бизнесом. Вот почему я и в университет не поступил.
– Понятно, – сказал Джамике. – Я знаю, ты бросил школу не потому, что ума не хватало. Ума тебе вполне хватало, чувак. Иначе как бы ты был вторым, третьим в классе после Чиомы Онвунели?
– Так оно, – отозвался мой хозяин, вспоминая давно ушедшие дни. Но теперь ему нужно было думать о настоящем и будущем. – У меня есть аттестат о неполном среднем. Если они не сочтут меня
