Скверные девчонки. Книга 1 - Рози Томас

Кто-то дал ей полный бокал, и она с благодарностью выпила. Это было шампанское, пузырьки заставили ее закашляться. Чья-то рука похлопала ее по спине и забрала из руки бокал. Это был Джимми Проффит.

— Ты прекрасно справилась с ролью, — прошептал он.

— В самом начале я пропустила несколько фраз.

— Да. Я собирался сказать об этом, но только завтра. — Он улыбался. Верхняя губа приоткрыла его безукоризненные зубы.

Мэтти осушила бокал, и он сразу же наполнил его снова. Потом они пошли ужинать в итальянский ресторан, находившийся неподалеку от театра.

Мэтти чувствовала усталость, но не было никакой возможности ускользнуть. Ей очень хотелось оказаться в доме на площади, согреть ноги у огня и потягивать джин из бокала вместе с Джулией. Но Джулия и Феликс ушли, вероятно, на ужин в обществе Блисса и его матери. Казалось, ушли все, кого она знала, и ее окружали другие исполнители ролей в сегодняшнем спектакле, режиссер, спонсоры театра «Ангел» и незнакомые лица, которые громко шумели и кричали, рассаживаясь за столики. Мэтти удивилась, почему она не разделяет всеобщую эйфорию. «Я устала», — подумала она.

— У тебя изможденный вид, — шепнул ей на ухо Джимми Проффит. Она положила голову ему на плечо. Все-таки здесь был один друг. В доказательство этого он обнял ее.

— Да.

— Ну потерпи еще чуть-чуть. Скоро мы уйдем.

Мэтти пила бокалами — ей постоянно наливали — и отставляла тарелки с едой. Смех и голоса достигали ее слуха как бы через длинный тоннель. Она повернулась и увидела ухо Джимми — огромное, почему-то больше чем обычно. Оно было испещрено сложным узором розовых и синих прожилок и плотно прилегало к голове, что производило странное впечатление. Люди все ели и ели, и она уставилась на них в недоумении, как они могут столько поглощать.

Наконец начали вставать. Раздавались взрывы смеха, она кивала, улыбалась и отвечала кому-то. Джимми поддерживал ее под руку, прижимая к себе. Когда они вышли на улицу, он приблизился к ней и прошептал:

— Поехали ко мне домой. Я позабочусь о тебе, если хочешь.

— Да, пожалуйста. — Мэтти ухватилась за эту идею. Она знала, насколько была утомлена, насколько смущена очевидным восторгом публики от пьесы Джимми и ее игры и насколько пьяна, что на свежем воздухе стало особенно ясно. Кто-то хочет о ней позаботиться. Именно это было нужно ей сейчас.

Она улыбнулась.

— Хорошо. Поехали к тебе.

Он жил в полуторной квартире над рестораном возле Тоттенхем Корт-роуд. Когда Джимми включил свет, Мэтти заметила, что все в этом маленьком пространстве необыкновенно опрятно и уютно. Кровать, письменный стол с печатной машинкой, одежда, висящая за занавеской. Ей это напомнило комнату Феликса, разве что здесь не было причудливых и красивых вещичек Феликса, украшавших комнату. У Джимми на стенах висели огромные коллажи из картинок, вырезанных из журналов. Они были сложными и пугающими: уши росли из носов, глаза — из ртов, множество голов — из одного туловища. Мэтти поежилась и отвернулась.

— Тебе холодно? — спросил Проффит. Он включил электрический камин. Его руки были теплыми, когда он погладил ее лицо, и теплыми были губы, когда поцеловал ее. Она почувствовала, как ее губы обхватывают его рот. В комнате было очень тихо. Мэтти хотела сказать что-нибудь, все равно что, лишь бы между ними протянулся мостик из слов, прежде чем что-нибудь произойдет. Она подняла голову.

— Я никогда тебе не говорила. По-моему, пьеса просто блестящая. «Еще один день». Ты достоин всего, что произойдет.

Он посмотрел на нее, изучая.

— Знаю. После того как я заканчиваю пьесу, я перестаю думать о ней.

Восхищение Мэтти и ее похвала были для него само собой разумеющимися.

— Правда, я беспокоился за то, во что они превратят ее на сцене. Но ты хорошо сыграла. Я уже говорил. — Он поцеловал ее в шею, оттянув воротничок блузки. Дальше было уже не о чем говорить.

— Спасибо тебе, — прошептала Мэтти.

— Займемся любовью? — предложил Джимми.

Она разделась и попыталась завернуться в покрывало, но Джимми отбросил его в сторону и стал ее рассматривать.

— У тебя красивая грудь, — сказал он и погрузился в нее лицом.

То, что делал Джимми Проффит, ненамного отличалось от того, что делал Джон Дуглас, а также двое или трое других мужчин, с которыми ей приходилось иметь дело. Правда, на этот раз все продолжалось дольше. Но вот он кончил, оторвался от нее, улыбаясь сам себе, как показалось Мэтти, и эта улыбка не имела к ней никакого отношения.

— Тебе понравилось? — спросил он.

— О да, конечно, — сказала она, хотя не понимала, почему в эту ночь успеха, когда осуществились все ее мечты и надежды, почему ей было так одиноко и она чувствовала себя отделенной от всего остального человечества, даже от Джимми, который тоже был частью триумфа и чье тело совсем недавно было частью ее. Больше всего ей хотелось плакать, просто лежать спокойно, и чтобы слезы текли из глаз.

— Эй, — Джимми обнял ее плечи и подтянул поближе к себе. — А сейчас пора спать. Все в порядке. И ты настоящая актриса!

Эта неожиданная нежность доконала Мэтти. Но Джимми погасил свет, и ее слез не стало видно. Она лежала рядом с ним, неловко путешествуя рукой по его телу. Он поймал ее руку и задержал. Слезы Мэтти падали на подушку, пока не иссякли.

«Я могу играть на сцене, — сказала она себе. — Я знала, что могу. И я это сделала! Я доказала».

С этой мыслью Мэтти заснула.

Утром, когда она проснулась и сощурилась от яркого утреннего света, Джимми уже встал. Он стоял посреди комнаты и натягивал джинсы прямо на голое тело.

— Ты уходишь? — сонно проговорила она.

Он посмотрел на нее.

— За газетами. А ты что подумала?

Он отсутствовал несколько минут и вернулся обратно в комнату с толстой кипой газет. Мэтти потянулась к ним, тщательно прикрыв покрывалом верхнюю часть тела. Однако Джимми даже не удостоил ее взглядом. Он рухнул на постель и нетерпеливо раскрыл первую газету. Его губы беззвучно произносили слова, которые он прочел.

— Мистер Проффит, — закричал он от восторга, — самый молодой из поколения сердитых молодых людей, написал выдающуюся пьесу. Он не идет на компромисс, его стиль поэтичен и нов, как завтрашний день.

Лихорадочное возбуждение Джимми передалось Мэтти. Она схватила другую газету и с нетерпением начала ее листать.

— Вот! Послушай: «Трагедия нашего времени… Мощно, потрясающе, саркастически смешно… мисс Бэннер — великое открытие!»

Они были как дети на рождественской ярмарке, восклицающие от каждого нового открытия и забывающие его, как только попадалось нечто новое. Они вырывали друг у друга обозрения и рецензии, разрывая бумагу и пачкая руки и лица свежей типографской краской. Газеты уже громоздились позади них горой.

— «Мне стыдно признаться, что я плакала, и я не верю, что вокруг было много сухих глаз». Боже, кто это написал?

— «Прямота, которая проникает глубоко в душу».

— Эй, а вот это специально для тебя: «Я готов проделать долгий путь, чтобы увидеть мисс Бэннер в одной из наших великих трагедий!»

— Долгий путь — это куда? Он даже не заходил в Сандерлэнд, чтобы посмотреть мой дебют в «Добро пожаловать домой».

Успех окрылил их. Они кричали, смеялись и снова перечитывали лучшие строчки. Мэтти была в восторге от вчерашнего успеха и разделила этот восторг со всеми. «Мисс Бэннер — это безупречная Мари».

«Все критики посвятили большую часть статей самой пьесе, так и должно быть», — великодушно подумала Мэтти. «Еще один день» — замечательное произведение, и она гордилась тем, что поняла это с первого прочтения, когда Джон Дуглас беспокойно наблюдал за ее реакцией. Она собрала разодранные газеты, схватила их и в избытке чувств прижала к груди.

Было только одно менее благожелательное обозрение в газете «Телеграф». Ноздри Джимми побелели, когда он прочитал его:

«Неприятно реалистическое отражение отталкивающего мира, в котором пребывает мистер Проффит и к которому питает явное пристрастие. Замечательная игра мисс Бэннер теряется в своекорыстной мелодраме «Еще один день». Джимми взорвался:

— Да что он несет, этот ничтожный старый ублюдок?

Мэтти забрала у него газету и бросила на пол.

— Но ведь это единственная плохая рецензия, — сказала она. — Одна против всех.

И они вернулись к хорошим, перечитывая их до тех пор, пока не выучили наизусть. Мэтти откинулась на подушки, пока Джимми пошел в свою импровизированную кухню в нише и приготовил бутерброды с ветчиной и чай в большой коричневой кружке. Он принес все в постель, они вместе поели, обсуждая, что скажет режиссер, учредители театра, сколько недель продержится пьеса после таких отзывов и каким будет гонорар Джимми. Переговоры Фрэнсиса насчет Мэтти обеспечили ей лишь достаточно скромное недельное жалованье.