Венецианское завещание - Анна Князева

– Покажи мне свой телефон. – Дайнека уселась рядом с ним.

Стевен достал его из кармана и протянул ей.

– Это по нему ты сообщил Бертини, что везешь меня в замок?

– О чем ты? – Стевен оторопел.

– О том, что ты предал меня. Как ты мог!

– Да нет же! Утром со мной разговаривал Армандо Монтанья. – Стевен торопился объяснить. – Мафиози, которого арестовали по делу об убийстве старика Луиджи, заговорил. И вот что он рассказал: все случилось из-за моего друга Маркуса… Вернее, из-за его подружки, которая подслушала наш разговор. В тот день, когда мы уезжали из Милана, скрываясь от преследования, я заехал к своему другу Маркусу. Для того чтобы объяснить свое поведение (ведь я попросил у него одежду и мотоцикл), рассказал твою историю. Так глупо… Это моя ошибка… Но я Маркусу доверял! Мы разговаривали в гостиной, а в спальне в это время находилась его подруга. Как мне рассказал команданте, девушка больна, в общем, она наркоманка и связана с мафией. Она племянница Бертини, родом из Флоренции. Эта девушка рассказала обо всем своему дяде. Тот отреагировал моментально: когда Маркус пригнал мою машину в Местре, в ней уже был установлен радиомаяк. Так что, скрываясь от русской мафии, мы все время были под наблюдением итальянской. Прости меня, я очень перед тобой виноват.

– Но откуда взялся телефон? Ведь ты сказал, что оставил его в номере?

– А что тебя удивляет? Мне доставили его на следующий день. Именно так поступают в приличных отелях.

– Я забыла, что мы в Италии. – Дайнека шмыгнула носом. – Прости меня, Стевен, сама не знаю, что творю. – Не поднимаясь со стула, она обняла его обеими руками. – Никто не бросал Николо Береньоли… И фамилию он не менял. Просто ее неправильно записали в приюте. Отправив его туда, мать спасла ему жизнь. Екатерина Эйнауди страдала в разлуке с Николо и, будучи при смерти, сумела о нем позаботиться. Позже я передам тебе ее письма, и ты поймешь, как она любила своего сына. Отец так и не узнал о его рождении. Кажется, Николая Бережного убили. Это очень грустная история. От большой любви изгоями не рождаются.

– Мы с тобой дальние родственники… – улыбнулся Стевен.

– Настолько дальние, что уже и не родственники.

– Значит, у меня остается надежда…

Дайнека отвела глаза, а Стевен неожиданно сказал:

– Я знаю, где ее видел раньше.

– Кого?

– Фиму, твою подругу.

Дайнека удивленно посмотрела на него:

– Вы встречались?

– Не совсем так. – Стевен на минуту задумался, потом заговорил снова: – Сначала я засомневался, когда встретил ее в школе. Потом вспомнил. Это она, я уверен. В тот первый день, когда мы приехали, я остался ждать в отеле «Даниэли». Высматривая тебя, постоянно бегал в вестибюль. Незадолго до твоего возвращения встретил там Фиму. Она съезжала из отеля.

– Этого не может быть, у нее нет таких денег, – возразила Дайнека.

Стевен помолчал, потом твердо сказал:

– Но я в этом уверен.

Дайнека быстро прошла к окну, понимая: происходит что-то ужасное и ей нужно собраться с мыслями. Она испытывала страстное желание оставить все, как есть, по крайней мере в той части, что касалась Фимы. Ей не хотелось разрушать этот мир, признавая то, чего она не хотела знать. Все в ней протестовало и сопротивлялось этому, но она тихо спросила:

– Ты хорошо ее разглядел?

– Да. – Это утверждение Стевена прозвучало как приговор.

– Она была одна?

– Нет, ее сопровождали двое мужчин, они выносили вещи из ее номера: чемоданы, коробки, кофр…

– Она тебя видела?

– Не думаю. Она не смотрела в мою сторону. – Стевен задумался, потом сказал: – Знаешь, она была совсем не такая, более уверенная, живая… хотя одета… ну, в общем, ты понимаешь.

– Я понимаю.

Дайнека подошла к своей сумке и достала из нее видеокамеру.

– Сейчас я покажу тебе запись, я снимала Фиму на видео. Может быть, ты ошибаешься. – Она установила просмотр с самого начала и настроила экран.

Через несколько секунд Стевен уверенно подтвердил:

– Да, это она.

– Не может быть… я этого не снимала… – Дайнека вглядывалась в экран, не понимая, когда и где это происходило. Потом до нее дошло, что эти кадры заснял продавец дьюти-фри, когда объяснял, как пользоваться камерой. Но за кадром раздавались только мужские голоса. Наверное, продавец показывал камеру кому-то другому. Наконец она обратила внимание на дату. Это был день накануне ее вылета в Италию. На экране крупным планом была снята Фима, роскошная и уверенная в себе, в невероятно дорогой шубе. Дайнека сразу же узнала ее, несмотря на то что здесь у Фимы были длинные каштановые волосы, а не привычные пережженные «химией» бесцветные вихры. На этой записи она выглядела совершенной красавицей. Рядом с ней стоял Лысый Леннон. Они о чем-то говорили, очевидно, она его провожала.

– Я хочу побыть одна… – сказала Дайнека.

Стевен ушел.

Слоняясь по комнате, Дайнека не могла найти себе места. Все вдруг встало на свои места, и всему было найдено объяснение. Стевен оказался потомком Николая Бережного и ее кровным родственником. Фима – Надей-Кокодриллой – главой русской мафии в Италии.

Одного только Дайнека не могла понять, как произошло столь невероятное перевоплощение. Предположим, Фима… то есть Надя, могла обрезать волосы, обесцветить их и сделать химическую завивку… но эта сутулая спина, лицо, ставшее таким неприметным и почти некрасивым…

Дайнека не знала, как справиться со своей привязанностью к Фиме. Как забыть ту ночь, когда подруга отбивала ее у венецианских бандитов и потом рассказывала о своем детстве. Как они грустили, смеялись или гуляли по суматошной Венеции.

Ей очень хотелось, чтобы Фима не возвращалась. Она не знала, как будет смотреть ей в глаза и о чем говорить или молчать. Перебирая в голове то, что могла бы ей сказать, она подумала, не позвонить ли команданте Монтанья.

Но тут же поняла, что не сможет этого сделать никогда.

Глава 66

Клянусь, Надя…

Одинокая фигурка беспокойно металась по неширокому карнизу набережной. Канал в этом месте был узким, он едва умещался меж обветшавших домов, теснящих его с обеих сторон.

Назначить встречу здесь было делом рискованным, и не потому, что Надя-Кокодрилла чего-то боялась, просто она с большим трудом отыскала это место.

Надя с тревогой вглядывалась в темноту, откуда уже давно должен был появиться Нодари, которого все называли Лысым Ленноном.

В окнах зажглись огни. В теплых уютных гостиных собирались люди для того, чтобы поужинать. А к ужину здесь относились так же серьезно, как и к обеду. В ближайшие два часа по всей Италии съедят неимоверное количество спагетти, сыра и помидоров.

Шмыгнув носом, Надя закашлялась. «Теперь еще и простыла».

Ей до чертиков надоела эта вылинявшая курточка «на рыбьем меху», которая была такой старой и заношенной, что уже никого не смогла бы согреть…

«И где только он взял все эти ужасные вещи…» – подумала она про Нодари и снова посмотрела в сторону мостика, откуда тот должен был появиться.

«Никого».

Она занервничала. Завтра Дайнека должна забрать купчую. Наследство уходит из рук, а значит, нужны решительные действия.

Но что-то мешало ей идти напролом к цели, и в этом Надя-Кокодрилла не хотела признаваться даже себе.

Привязанность к Дайнеке меняла многое. Повстречав ее, Надя вдруг поняла, что еще способна испытывать чувства, о которых давно забыла.

В который раз она убеждала себя в том, что такой шанс дается в жизни единожды. До сих пор ей ничего не давалось бесплатно, за все приходилось платить высокую цену, ставившую ее на грань между жизнью и смертью. А в этот раз ей надо только немного постараться и, отбросив ненужную дружбу, сделать последний рывок… И уже никогда ей не придется заниматься делом, из-за которого она стала Надей-Кокодриллой.

По каналу разнесся негромкий рокот мотора. Спустя несколько минут из-под моста вынырнула узконосая лодка. Мотор затих, и, прижавшись к бетонной стене, деревянный корпус издал глухой звук. На причал запрыгнул Нодари.

– Как хорошо, что ты дождалась… – сдавленным голосом произнес он.

– Почему так долго?

– Бежать отсюда нужно, неужели ты не понимаешь, Надя? Ведь тебя найдут первой, ты на виду…

– Без купчей я не уеду. Если до сих пор не арестовали – значит, не знают.

– Ты с ума сошла! – Он попытался обнять ее, но она отшатнулась.

– Короче, ты все подготовил? Завтра она идет на почту.

– Почему завтра, ты же говорила?.. Я думал, у меня есть еще время…

– Завтра! – оборвала его Надя.

– Я прячусь, как крыса, нос высунуть на улицу боюсь, а ты…

– Нодарик, – неожиданно Надя заговорила умоляющим тоном, – Нодарик, милый, это последнее усилие. Сделаем – и дальше сможем жить как захотим. К черту все! Уедем, куда скажешь. Завтра. Всего один день – и мы свободны! Всего один день, прошу тебя…

Она обняла его, но потом, отстранившись, спросила: