Долина кукол - Жаклин Сьюзан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неужели ты действительно убеждена, что нормально быть девственницей в двадцать лет?
– Но девственность еще не порок и не болезнь.
– Может быть, в Лоренсвиле все так считают. Но мне помнится, ты говорила, что вовсе не хочешь быть похожей на тамошних обитателей. Так позволь мне изложить тебе некоторые реальные факты. Большинство двадцатилетних девушек уже давно не девушки. Более того, многие из них переспали в первый раз c парнями, к которым они относились совершенно спокойно. Попробовать в первый раз, что это такое, их заставили любопытство и естественное сексуальное влечение. По-моему, ты еще ни разу ни c одним парнем не обнималась как следует. Так как ты можешь судить, нравится тебе что-то или нет, если ты не пережила этого сама? Неужели ты всегда такая спокойная и сдержанная, неужели у тебя не бывает никаких других эмоций, влечений и желаний? Неужели нет человека, рядом c которым ты можешь оттаять и расслабиться, дать волю своим чувствам? Ты вообще когда-нибудь кого-нибудь обнимала просто так, потому что тебе вдруг захотелось это сделать? Женщину, мужчину или ребенка? Энн, я не могу до тебя достучаться, между нами как будто невидимая стена. А я тебя люблю. Я не могу позволить, чтобы ты превратилась в еще одну старую деву новоанглийского образца. – Аллен схватил ее руки и сжал их. – Ну взгляни на меня, хотя бы на секундочку. Я не поверю, что нет человека, к которому ты была бы неравнодушна. Мне иногда так и хочется взять тебя за плечи и хорошенько встряхнуть, может быть, тогда на твоем идеальном личике появятся наконец живые человеческие чувства. Неужели прошлый четверг тоже ничего для тебя не значил?
– Четверг… – Энн лихорадочно пыталась вспомнить, что же было в тот день.
– Это был День благодарения, Энн. Мы его отмечали в ресторане «Двадцать один». Господи, неужели тебя действительно ничего не трогает? А я так надеялся, что ты пригласишь меня на этот день в Лоренсвиль и познакомишь c матерью и тетей. Мне так этого хотелось!
– В пятницу кому-то обязательно нужно было быть в конторе, а мисс Стайнберг уехала в Питтсбург к семье.
– А ты? Ты единственный ребенок у своей матери. Разве вы не близкие люди? Что она думает о нас c тобой? Ты понимаешь, что ты вообще никогда даже имени ее не произносишь?
Энн продолжала вертеть в руках соломинку, мысленно отвечая на все его вопросы. Сначала она писала матери каждую неделю, но, получив от нее несколько писем, довольно сухих и натянутых, как будто та отвечала дочери лишь из чувства долга, перестала ей писать. Ее мать совершенно не волновали ни Нью-Йорк, ни Нили, ни Генри Беллами.
– Я позвонила матери после того, как газеты сообщили о нашей помолвке.
– Как она к этому отнеслась?
В ушах Энн зазвучали слова матери:
«Ну что же, Энн, тебе лучше знать, что ты делаешь. Все в Лоренсвиле уже узнали о твоей помолвке из бостонских газет. По мне, так все нью-йоркские мужчины одинаковы, и никто не знает ничего об их семьях. Я уверена, что твой жених не может быть родственником Куперов из Плимута».
Вспомнив свой разговор c матерью, Энн едва заметно улыбнулась и сказала:
– Она ответила, что я сама себя лучше знаю. И как всегда, она ошиблась.
– Когда же я c ней познакомлюсь?
– Не знаю, Аллен.
– Ты что, хочешь работать у Генри Беллами всю оставшуюся жизнь? Это предел твоей мечты?
– Нет…
– Так все-таки, чего же ты хочешь, Энн?
– Говорю тебе, что не знаю. Я знаю лишь то, чего я не хочу делать! Я не хочу возвращаться обратно в Лоренсвиль. Ни за что! Лучше умереть! – Она даже вздрогнула. – Я не хочу выходить замуж – пока не полюблю. А мне так хочется влюбиться! Аллен, пойми, мне ужасно хочется полюбить. Я хочу иметь детей – дочку, например. Я бы так любила ее, всегда была бы c ней рядом…
Аллен просиял, услышав эти слова.
– Умница. С тех пор как мы познакомились, ты впервые была со мной так откровенна. Может быть, ты и не любишь меня, но ты стремишься к тому же, к чему и я. У нас будет маленькая девочка – перестань, не возражай, пожалуйста. – Он прижал палец к ее губам, заставляя ее замолчать. – И наша маленькая девочка будет учиться в самых лучших школах и станет светской львицей. При твоей внешности и происхождении мы сможем – а я сделаю все, что от меня зависит, – попасть в высшее общество, вращаться среди людей респектабельных. Вот посмотришь, мы добьемся всего. Хватит c меня Майами и «Копакабаны», мы поселимся в Ньюпорте, в Палм-Бич.
– Пойми же наконец, Аллен, я тебя не люблю.
– Ты сама сказала, что сейчас ты никого не любишь. Но я заметил, как засверкали твои глаза, когда ты говорила о своем желании полюбить и иметь ребенка. Тебя переполняют живые чувства, им только нужно дать выход, они проснутся. Ты принадлежишь к типу женщин, как мне кажется, которые, раз испытав, что такое секс, потом не знают удержу, а в постели становятся просто ненасытными…
– Аллен, прекрати сейчас же!
– Не зарекайся! – улыбнулся он. – Все может быть! Не отказывайся от того, чего еще не попробовала. Не хочу хвастаться, но я не мальчик и кое-что умею. Я расшевелю тебя. Ты будешь еще умолять меня…
– Я не собираюсь здесь сидеть и выслушивать подобные намеки!
– Ладно, перестал. Больше не скажу ни слова. И до Рождества приставать со свадьбой тоже не буду. Назначим день свадьбы после него.
– Нет, Аллен…
– Я всегда получаю то, чего хочу, запомни, Энн. А я очень хочу тебя. Я хочу, чтобы ты меня полюбила. И ты обязательно меня полюбишь! Теперь все, молчу. Ни словечка на эту тему до Рождества.
Их разговор состоялся во вторник, а в среду участники шоу «Все звезды» отправились в Нью-Хейвен готовиться к вечерней премьере, которая была назначена на пятницу. В четверг Генри Беллами сказал:
– Да, между прочим, Энн. Завтра в час дня мы едем поездом в Нью-Хейвен. Я заказал тебе номер в отеле «Шафт».
– Мне?
– А разве ты не хочешь поехать? Нам c Лайоном нужно будет готовить все к премьере, и я решил, что ты тоже, наверное, будешь не прочь к нам присоединиться. В конце концов, Хелен твоя подружка, и c крошкой О’Хара ты в приятельских отношениях.
– Я поеду c
