Завод - Илья Штемлер

— И чем эта баталия закончилась?

— Сроки выполнения сократились на двадцать процентов. Два бюро из трех перевыполнили нормативы.

Генеральный директор протянул Ежикову конверт с решением. При этом у Нестерова был вид студента-первокурсника на экзамене.

— Я вложил деньги в науку, Михаил Иванович. Но получил отрицательный эффект.

Ежиков снял очки, потер пальцами переносицу.

— Вложение в науку отрицательного эффекта не дает. Эффект может быть слабый или сильный. Но не отрицательный. — Ежиков принялся чертить на доске какие-то кривые.

— Можно мне присоединиться? — спросил Греков у Тищенко.

Сразу у вас ничего не получится. — Тищенко достал плоскую коробочку с леденцами и протянул Грекову. Тот отказался. — Нужна подготовка. Методику игры разработали ленинградцы. Изучают ее на специальном курсе. Глядите внимательно!

Все игроки собрались у доски.

Ежиков вытащил кошелек, достал пятак.

— Неопределенность вложения в науку будем регулировать пятаком. Орел или решка! Орел — миллион рублей, решка — пятьсот тысяч.

Ежиков расчистил место.

— Орел! Орел! — закричала радостно дама из Харькова.

— Ну и масштабы у вас, Куницына. А фабрика-то — артель…

— Это у меня артель? — возмутилась Куницына. — Три тысячи человек.

Однако звон монеты оборвал назревающий спор.

— Орел! — выкрикнул Ежиков. — Миллион рублей!

И тотчас толпа у доски рассеялась — все бросились по своим местам.

Ежиков подошел к столу и включил кнопку на двуглазых шахматных часах.

— Михаил Иванович, а что у нас на мизере? — дама торопливо листала огромные таблицы.

— На мизере — прямые затраты, — довольно ответил Нестеров. — Женщина — директор предприятия — это так лирично…

— А мы сейчас увидим — кто лирик, а кто физик…

Ежиков постучал карандашом по столу, призывая игроков к порядку.

— Итак, на оценку ситуации и сверку счетов в банке дается пятнадцать минут. А мы пока с арбитром займемся кредитованием…

Тищенко повернулся к Грекову.

— Вы играете в покер?

— Когда-то играл. В короткий.

— Тут много общего, — кивнул Тищенко в зал. — Представляю, как все это кажется вам легкомысленным. Такие серьезные люди, и вдруг!

— Я воздержусь от суждений, — произнес Греков. — Посижу. Понаблюдаю… Но, признаться, именно так мне и кажется. Несерьезным.

— Само слово «игра» наводит на подобное, уверяю вас. Мы часто находимся во власти слов… Однако быть участником этой игры непросто. Ведь она готовится годами. Годами! — Тищенко дружески дотронулся до плеча Грекова. — Посидите. Приглядитесь. Уверяю вас, со временем подобные игры станут началом любых деловых отношений… И не старайтесь сразу отвергать. Человечество значительно бы выиграло, если бы научилось не отвергать того, чего не понимает. А пока считайте себя человеком, попавшим вдруг на странный неожиданный спектакль. Так и воспринимайте. Не торопитесь…

И Греков принялся следовать совету профессора. Он просто наблюдал. В течение трех с лишним часов…

Странное дело, томящее чувство одиночества и тоски, которое было охватило его там, в кабинете, пропадало. А появлялось чувство причастности к важным и нужным событиям, значение которых Греков пока осознавал интуитивно, каким-то шестым чувством.

А за столами сидели серьезные люди, руководители крупнейших предприятий. И, как школьники, увлеченно, самозабвенно играли…

«Хитрец, этот Тищенко, хитрец, — думал Греков. — Специально привел. На эффект рассчитывал… А я ведь и впрямь азартный человек…»

Глава третья

Кирилл ожидал, что бригадир до пятницы появится на работе и ему не придется отпрашиваться на понедельник у мастера или начальника цеха. Он вздохнул, продолжая отлаживать сердечник. Бригадир перед отъездом дал сложное задание. И Кирилл почти все выполнил. Только вот сердечник никак не успокаивался в центре экрана. Работа кропотливая, требовала терпения, и, главное, надо сосредоточиться. А вот сосредоточиться он не мог. В голову лезли мысли о предстоящем визите в милицию. Что они ему сделают? Да ничего…

Все равно грудь словно заложило плотной ватой, которую так трудно пробить мелким и частым дыханием. И Кирилл ловил себя на том, что нет-нет да взглянет в сторону верстаков, расположенных у окна. Фигура отца казалась такой же энергичной, лишь изредка что-то менялось в сильном изгибе спины, точно вытаскивали ось, на которую было насажено это мощное тело. Недолго, всего лишь несколько секунд, длилось перевоплощение, но Кирилл его замечал. И непривычной болью резало сердце. Странно, дома в те непродолжительные минуты, когда они сходились вместе, у Кирилла пропадало чувство боли, а вот порознь все было иначе… Да и мать он почти не видел — Татьяна вечерами уходила. Куда, никто не знал. Приходила поздно. Иной раз позже Кирилла… Лишь Павел после работы тихонечко постукивал молотком. И со стороны казалось, что кто-то на пишущей машинке пунктиром подбивает законченную фразу…

Кирилл подвернул винт. Сердечник качнулся раз, второй и прилип к стене канала. Ну что ты будешь с ним делать?

— Электростатика! — раздался за спиной знакомый голос. — Вот и липнет.

Кирилл не обернулся. Он узнал, чей это голос.

— Много ты, Лиса, понимаешь… Электростатика, — передразнил его другой голос. — Он и без тебя знает, что электростатика. Правда Кирилл?

— Что, Алехин, электростатика, да?

Кирилл чуть развернулся.

— Шли бы вы отсюда…

— И чего ты злишься, не пойму, — заторопился Машкин по прозвищу Вторник. — Мы, что ли, виноваты?

— А кто же, кто?! Сами очухивались под лестницей, а меня, кирного, отпустили.

— Вот дает! — поразился Лисицын. — Что ты — маленький, не сообразил?

— Предатели вы! — Кирилл сплюнул и отвернулся к верстаку.

Парни продолжали стоять. Кирилл вновь слегка тронул винт, и стержень неверно закачался, грозя вот-вот залипнуть…

— Говорю, электростатика. У нас тоже была такая штука с гравиметром. Ничем не снять. То появится, то исчезнет. Сам Лепин прискакал.

— Говорит — парадокс… Из-за этого парадокса у меня в мае одиннадцать рублей накололось, — Лисицын вздохнул. — Так и на свадьбу не соберешь.

Кирилл обернулся и посмотрел на Лисицына. Худенькое личико сосредоточенно струилось к носику, к узким синеватым губам. И такой вот женится…

— Ты чего? — забеспокоился Лисицын.

— Женишься, что ли? — Кирилл вновь уткнулся в экран.

— Ага.

— Чего ж так?

— Да ну ее… Пристала. И мать зудит — женись, человеком станешь. А я и так человек.

— Ты — Лиса, — поправил Машкин.

— Меньше пропивать, говорит, будешь. А то я пью…

— А то не пьешь.

— Ну выпью иногда когда. От этого дела у меня сон хороший. К тому же я катер собираю. Мне не до пьянки…

— А что, выписал тебе рейки Кузьмич? — не торопясь, примирительным тоном произнес Кирилл.

— Выписал, зараза, — весело ответил Лисицын, то ли довольный примирением, то ли с добротой к начальнику цеха. — И сам по телефону на склад звонил, интересовался.

— Он вообще мужик неплохой, — Машкин поспешил войти в разговор.

— Неплохой, — согласился Кирилл.

— Кому же понравится, если твои работяги будут под лестницей кирять во время работы? — рассудительно проговорил Лисицын.

— Конечно, — согласился Кирилл. Он был рад примирению с ребятами. Действительно, никто не тянул его на аркане под эту лестницу…

— Так ты заходи ко мне домой вечером. В понедельник, — Лисицын потрогал экран.

— Свадьба, что ли?

— Но.

— Постараюсь. В понедельник у меня дельце одно. Все будет в порядке — зайду.

— От зараза. Одолжение еще делает, — без злости произнес Лисицын. — От зараза…

— И вот еще что, — Кирилл остановил взгляд на остреньких, похожих на осенние дубовые листочки, ушах Лисицына. — Женишься, так нечего там. Не силой же тебя заставляют, верно?

— А что? — не понял Лисицын.

— А то… На мать валишь, на невесту. Унижаешь их перед всеми. Да и себя тоже… Не джентльмен ты, Лиса.

— От дает, — растерялся Лисицын. — Что же я такого сказал?

— А ничего. Прими к сведению, по-дружески.

Машкин засмеялся и дурашливо подтолкнул Лисицына в бок.

— Да ладно, — огрызнулся Лисицын, не скрывая смущения. — Слушай, джентльмен, у тебя нет магнитофона?

— Нет.

— Жалко… Так мы пошли. Покедова.

Кирилл не ответил — сердечник дернулся и приник к стенке канавки. Ну что делать? Неделю угробил на эту настройку — и впустую. Кирилл мысленно пытался представить, как бы в этом случае поступил бригадир? Все сначала, все. Выведу по нулям, поставлю чистый экран, и все сначала… Он достал полоску миллиметровой бумаги и закрепил на штативе. А хорошо он выдал Лисе, молодец. Кирилл и за собой часто замечал эту смешную и наивную браваду. Показное равнодушие. А ведь они стали совсем взрослыми людьми. Вот и Лиса женится. Смешно. В общем-то, смешно. Какой из него муж? И он почувствовал легкий запах духов, а на губах привкус сухой шершавой ладони Ларисы… А потом с внезапным грохотом обвала распахнулась дверь, и на пороге появилась бабка Галина Сергеевна… «Сорок минут мерзнете. В квартиру войти не можете? Или поссориться решили?» И Кирилл тогда подумал, почему сорок минут? И еще подумал — как тихо обычно открывается эта дверь. А бабка все стояла. Кот Степан протаскивал восьмеркой между стоптанными ботами свой тяжелый хвост. И урчал, будто запускал стартер. «Ну что ты, бабушка. Да ступай ты, смешная. Что мы — маленькие?» Лариса все не отнимала ладони от губ Кирилла, глупейшее было положение. А главное, бабка смотрит и ни с места. Словно играли в детскую игру «Замри!»… Первым не выдержал кот. Наконец-то ему удалось запустить стартер, и он мягко ушел, вытянув хвост, уводя, как на буксире, Галину Сергеевну…