Любовь искупительная - Франсин Риверс

Михаил почувствовал, как она дрожит.

— Я не могу отпустить тебя, не отрывая часть своей плоти, — проговорил он. — Ты стала частью меня. — Прижался губами к ее виску. — Мы начнем все сначала. Оставим все, что было, позади.

— Мы не можем это сделать. Что сделано, то сделано. Все прошлое внутри меня, и оно никуда не уйдет.

— Тогда мы его достанем и похороним. Она едва заметно, невесело усмехнулась.

— Тогда тебе придется похоронить меня. Его сердце екнуло от радости.

— Вот и отлично, — подхватил он. — Мы тебя крестим.[5] — На этот раз не только водой, но и Духом, лишь бы она захотела. Он поцеловал ее волосы и прижал к себе еще крепче. Как ни странно, он чувствовал, что сейчас они близки, как никогда раньше. Он убрал волосы с ее лба. — Много лет назад я понял, что мы так немного можем контролировать в этой жизни, Амэнда. Она нам не принадлежит. Она не в наших руках. Не мы решаем, родиться нам или быть проданными в рабство в возрасте восьми лет. Все, что мы можем изменить, это то, как мы думаем и как живем.

Она вздрогнула и взглянула на него.

— И ты решил подержать меня у себя какое–то время.

— Не какое–то время. Навсегда. И я надеюсь, ты примешь решение остаться. — Он нежно прикоснулся к ее коже. — Что бы люди ни делали и ни говорили, ты сама должна принять решение. Ты можешь просто принять решение довериться мне.

Она недоверчиво посмотрела на него.

— Вот так просто?

— Да. Так просто. День за днем.

Она глядела на него несколько мгновений, затем кивнула. Жизнь была слишком тяжела вокруг и могла стать еще тяжелее, если она решит не доверять Михаилу.

Прикоснувшись пальцами к ее щеке, он поцеловал ее в губы. Она ответила на поцелуй, ухватившись за его рубашку. Когда он оторвался от нее, она прижалась щекой к его груди. Он почувствовал, как она расслабилась в его объятиях.

Михаил слегка закрыл глаза. «Господи, прости меня. Ты сказал пойти за ней, а я позволил гордыне встать на моем пути. Ты сказал, что она нуждается во мне, а я не поверил. Ты сказал мне любить ее, а я думал, что это будет легко. Помоги мне. Открой мое сердце и разум, чтобы я любил ее так, как Ты возлюбил меня».

Огонь тихо потрескивал в камине, и спокойное, умиротворяющее тепло наполнило душу Михаила. Они по–прежнему стояли так, прижавшись друг к другу. Вдруг, за один короткий миг, он перестал воспринимать ее как проститутку, которую полюбил и которая предала его, — вместо этого он увидел безымянного ребенка, чья жизнь была разбита и который все еще потерян.

17

«Вы — наше письмо… написанное не чернилами, но Духом Бога живого, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца».

«Прощение» было незнакомым словом. Милость — нечто непостижимое. Ангелочку захотелось исправить все, что она сделала в своей жизни не так, и она решила заслужить искупление трудом. Мама никогда так и не получила прощение, несмотря на сотни прочитанных молитв. Разве Ангелочек может получить прощение, сказав несколько простых слов?

Она работала, чтобы заслужить прощение Михаила. Закончив со своими делами, она разыскивала его и просила дать ей больше работы. Если он пахал, она шла за ним и подбирала камни, складывая их в кучу, которая возвышалась между полями. Когда он рубил деревья, она обрезала ветки и складывала их в сарае, чтобы потом использовать для растопки. Когда он заготавливал дрова, она складывала их стопками. Она даже бралась за лопату и пыталась помогать ему выкорчевывать пни.

Он никогда не просил ее ни о чем, поэтому она сама искала себе занятия, стремясь помочь ему.

Когда наступал вечер, она была уже совсем измотана, но все же не могла присесть и отдохнуть. Если она отдыхала, то чувствовала вину. Вглядываясь в его лицо, она замечала, что он отдаляется от нее с каждым днем все больше, а она никак не может угодить ему. Он был грустным и молчаливым. Наверное, уже жалеет, что привез ее обратно.

Однажды вечером, измученная и усталая, она сидела и слушала его чтение. Его голос был низким и спокойным, звучал убаюкивающе, и она боролась со сном. Он закрыл книгу и положил на полку.

— Ты слишком много работаешь.

Она выпрямилась и взглянула на свои мозолистые руки. Они дрожали.

— Я просто еще не привыкла к такой работе.

— У тебя и так достаточно забот, а ты пытаешься взвалить на себя половину того, что делаю я. Ты просто валишься с ног.

— Наверно, из меня не слишком хороший помощник. Когда Михаил положил руку ей на плечо, она поморщилась от боли.

— У тебя все болит после вчерашнего, а сегодня утром ты еще и навоз выгребала в стойле.

— Он мне нужен для сада.

— Просто скажи мне, и я все сделаю!

— Но ты сказал, что я должна следить за садом.

От разговоров с ней толку не было. Она приняла решение покарать себя.

— Я пойду, пройдусь. А ты ложись в постель.

Он поднялся на холм и сел, положив локти на колени.

— Что же мне делать дальше? — Теперь все было иначе. Теперь они шли рядом, рука об руку, но не касаясь друг друга и не говоря ни слова. В ту ночь, когда он привез ее домой, она раскрыла перед ним свою душу. Сейчас она истекает кровью, но не позволяет исцелению коснуться и наполнить ее. Она пытается угодить ему, работая как рабыня, хотя ему нужна только ее любовь.

Он сцепил руки на затылке. «Что же мне делать. Господь? Что мне делать?»

«ПОЗАБОТЬСЯ О МОЕЙ ОВЕЧКЕ».

— Как? — вопросил Михаил в ночное небо.

Тихо войдя в дом, он увидел, что она спит, сидя в кресле. Подняв ее на руки, он отнес ее на кровать. Она выглядела такой молодой и ранимой. Как далеко она ушла от того дня, когда ее изнасиловали восьмилетним ребенком? Не слишком далеко. Ничего удивительного, что она не может воспринимать секс как нечто, имеющее хоть какое–то отношение к любви. Как она может? Он понимал, что ему неизвестна и половина того, через что она прошла. Он знал, что только Бог может восстановить и исцелить такую израненную душу, а она пытается убежать от Него.

«Как я смогу научить этого израненного ребенка доверять Тебе, если ее родной отец ненавидел ее и хотел ей смерти? Как я могу говорить ей, что в мире не все так плохо, когда даже священник отверг ее маму? Господь, ее продали в рабство мужчине, который напоминает мне самого сатану. Как мне убедить ее в том, что в мире множество хороших людей, если все, кого она знала до сих пор, использовали ее и потом осуждали?»

Михаил взял в руку локон ее светлых волос и стал обвивать вокруг пальцев. Они не были близки с тех пор, как он привез ее домой. Он хотел этого. Его тело жаждало этого. Но каждый раз, когда он вспоминал, как она говорила безжизненным голосом: «У Хозяина была слабость к маленьким девочкам», его желание испарялось.

«О чем она думала тогда, когда мы были вместе? Был ли я таким же, как все, получая удовольствие ей в ущерб?»

Она всегда казалась такой сильной. И она была такой. Достаточно сильной, чтобы перенести невероятное бесчестие и боль — и выжить. Достаточно сильной, чтобы ко всему привыкнуть. Достаточно сильной, чтобы запереться в четырех стенах своей души, думая, что это защитит ее.

Разве был у нее другой выбор тогда? Как она может понять то, что он предлагает ей сейчас?

«Она была совсем еще ребенком, Господь. Почему Ты допустил это в ее жизни? Иисус, я не понимаю. Почему? Разве Ты не защищаешь слабых и невинных? Почему Ты не защитил ее? Почему Ты не помог ей? Почему?»

Чем отличалась жизнь Ангелочка от жизни Гомерь, жены пророка Осии, которую продал пророку ее собственный отец? Дитя разврата. Прелюбодейка. Получила ли Гомерь когда–нибудь искупление благодаря любви своего мужа? Бог искупил Израиль бесчисленное множество раз. Христос искупил мир. «Но как насчет Гомерь, Господь? Как насчет Ангелочка? Как насчет моей жены?»

«ПОЗАБОТЬСЯ О МОЕЙ ОВЕЧКЕ».

«Ты продолжаешь говорить мне это, а я не знаю как. Я не понимаю Тебя. Я не пророк, Господь. Я просто фермер. Я не справлюсь с таким заданием. Моей любви не достаточно. Она все еще остается в смертельной ловушке. Я предлагаю ей помощь, а она отказывается. Она изнуряет себя, старается заслужить мою любовь, хотя ее вовсе не нужно заслуживать».

«НАДЕЙСЯ НА МЕНЯ ВСЕМ СЕРДЦЕМ ТВОИМ И НЕ ПОЛАГАЙСЯ НА РАЗУМ ТВОЙ».

«Я пытаюсь, Иисус. Я пытаюсь».

Удрученный, Михаил присел на краешек кровати. Юбка Тесси соскользнула и упала на пол. Он поднял ее и стал смотреть на простую грубую ткань. Нахмурившись, швырнул на кровать. Он взял выцветшую блузку и взглянул на нее. Потер меж пальцев. Когда он впервые вошел в комнату Ангелочка, на ней были атлас и кружева. Теперь он одел ее в лохмотья. Мало того, это была даже не ее одежда, а его умершей сестры.

Амэнда ни разу не попросила купить ей что–нибудь, а он был слишком занят своими печальными рассуждениями и работой, чтобы обратить на это внимание. Что ж, это должно измениться. Они живут не так уж далеко от Сакраменто, и нужно всего лишь поехать туда и наведаться к Иосифу, который, с его коммерческой жилкой, уж точно пополнил свои склады, так как ожидал наплыва новых семей в город.