Любовь искупительная - Франсин Риверс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иди в дом, — сказал он ей. — Я займусь лошадьми. Ангелочек толкнула дверь и почувствовала переполнившее ее чувство облегчения. «Я дома».
«Надолго ли, Ангелочек? Разве это не для того, чтобы в конечном счете, помучив тебя, выкинуть прочь?»
Ей не хотелось думать об этом сейчас. Войдя, она осмотрелась. Все было таким родным, таким простым и таким ценным. Грубо сколоченный стол, плетеные кресла у камина, кровать, построенная из старой повозки, яркие лоскутные одеяла, которые сделала его сестра. Ангелочек подошла к камину, чтобы разжечь огонь, поправила кровать.
Взяв в руки красную шерстяную рубашку, она уткнулась в нее лицом. От него пахло землей, небом и ветром. На мгновение она перестала дышать.
«Что я наделала? Зачем я все это отвергла?»
Слова Павла зазвенели в ушах: «Ты не стоишь даже пятидесяти центов». Да, это правда. Она была проституткой и навсегда ей останется. Ее не пришлось долго уговаривать, чтобы она вернулась к прежним занятиям.
Дрожа, она аккуратно свернула рубашку и положила в корзину с бельем. Ей нужно поменьше думать. Просто жить, как жила всегда. Но сможет ли она так жить сейчас? Сможет ли?
Ее ум, доведенный до отчаяния, пытался найти ответы, но их не было. «Я сделаю все, что он только захочет, лишь бы он позволил мне остаться. Если бы он только позволил!»
Ей не хотелось есть, но она знала, что Михаил, когда вернется, будет голоден. Она старательно приготовила завтрак. Пока варилась каша, она убирала дом. Прошел час, затем другой. Михаил не возвращался.
О чем он думает? Может быть, его гнев нарастает? А может, он уже пожалел о том, что привез ее домой? Наверно, теперь он ее вышвырнет вон? Куда она пойдет, если он это сделает?
Она опять вспомнила о Хозяине, отчего все внутри сжалось в комок.
«Он не такой».
«Каждый мужчина становится Хозяином, когда его предают».
Ее мысли кружили, как стервятники над падалью. Инстинкт самосохранения искал способы защиты от Михаила. Никто не просил его возвращаться за ней. Если увиденное в комнате шокировало его, то обвинять он может только себя. Это не ее вина, что он вошел туда не вовремя. Это не ее вина, что он вообще вернулся. Почему он не оставил ее в покое еще тогда, во «Дворце»? Она никогда не пыталась одурачить его. Чего он ожидал? С самого начала он знал, что получит. Он знал, кем она была.
«А я сама знаю, кто я? — Кричала она мысленно. — Кто я?! У меня даже имени своего не осталось. Разве от Сары осталось хоть что–нибудь?»
Перед ее мысленным взором были его глаза, и тяжесть на сердце от этого стала невыносимой.
Наконец, она не выдержала и пошла искать Михаила. В поле его не было, хотя там паслись лошади. Но его нигде не было видно. Она тихонько вошла в сарай и, наконец, увидела его. Он сидел, опустив голову на руки, и рыдал. Ее сердце замерло, а то облегчение, которое она почувствовала, когда вернулась, стало еще более тяжким бременем.
«Я причинила ему боль. Словно ножом в самое сердце. Лучше бы Магован убил меня тогда. Лучше бы я никогда не родилась».
Обняв себя руками, она вернулась в дом и опустилась на колени у камина. Это была ее вина. Многочисленные «если» заполнили ее ум: если бы она не сбежала от Хозяина… если бы она никогда не попала на тот корабль… если бы она не продавалась всякому встречному на улицах Сан–Франциско и не пошла с Хозяйкой… если бы она не обращала внимания на Павла… если бы она осталась здесь и никуда не уехала… если бы она не вернулась в Парадиз и не поднялась тогда наверх с Мерфи… если, если, если… как какая–то бесконечная винтовая лестница.
«Но я сделала все это. Я сделала. Сейчас уже слишком поздно что–то менять, и Михаил сидит и плачет, а у меня нет ни слезинки».
Она сидела, покачиваясь взад–вперед. «Для чего я родилась? Зачем? — Она посмотрела на свои руки. — Для этого?» Она ощущала грязь, которой была покрыта с ног до головы. Все ее тело, внутри и снаружи, смердело и гноилось. Михаил вытащил ее из пропасти и предложил выход — и она отвергла его. И все же он снова вернулся, выдернул ее прямо из той запятнанной грехом кровати и привез к себе домой. О, как же глупо она себя ведет! Все утро она чистила и убирала дом, даже не подумав, что нужно очистить себя.
В сильном нервном возбуждении она стала метаться по дому в поисках мыла и, наконец найдя кусок, помчалась к ручью. Сорвав с себя одежду, небрежно расшвыряв ее в разные стороны, она вошла в ледяную воду.
Холодный воздух и не менее холодная вода больно терзали ее тело, но ей было безразлично. Все, чего она хотела, это очиститься, смыть с себя всю грязь, все, что накопилось за всю жизнь, сколько она себя помнила.
Быть может, с самого момента зачатия.
Михаил встал и повесил на место сбрую. Выйдя из сарая, он медленно пошел в дом. Разве что путное может выйти из брачного союза, если он обесчещен прелюбодейным предательством?
«Она с самого первого дня не любила меня. Как я могу ожидать верности? Она мне никогда этого не обещала. Я вынудил ее произнести слова клятвы. Господь, за все тридцать миль она ни разу не сказала, что сожалеет о том, что сделала. Ни слова. Может я ошибся? Я действительно слышал Твой голос, или это был голос моей плоти? Зачем Ты так со мной поступаешь?»
Ему следовало оставить ее в Парадизе.
«ОНА ТВОЯ ЖЕНА».
«Да, но я не знаю, смогу ли я ее простить».
Он не мог забыть ужасную сцену, когда увидел ее в постели с другим, — это все время стояло перед его глазами.
«Я любил ее, Господь. Я любил ее так сильно, что был готов умереть за нее, а она так поступила со мной. Разве может она быть искуплена? Как Ты можешь простить того, кто к этому вообще не стремится, кому все равно?»
«ЧЕГО ОНА ХОЧЕТ, МИХАИЛ?»
— Свободы. Она хочет свободы.
В доме было прибрано, в камине пылал огонь, стол накрыт, приготовлен завтрак. Только Ангелочка не было. Впервые за много лет Михаил выругался.
— Пусть уходит! Мне наплевать! Я устал мучиться. — Он сорвал с огня горшок. — Сколько раз я должен еще бегать за ней и привозить обратно?
Присев на плетеный стул, он не мог совладать с растущим гневом. Он найдет ее, но на этот раз скажет все, что о ней думает. Он скажет, что, если она так сильно жаждет вернуться, он готов отвезти ее обратно. Выскочив из дома, он постоял немного, пытаясь понять, где она может быть на этот раз. Осмотревшись, он с удивлением заметил, что ее следы ведут к ручью. Он побежал туда и увидел ее, стоящую обнаженной в ледяной воде.
Он помчался к ней вниз по берегу.
— Что ты делаешь? Если хочешь помыться, можно принести воды в дом и согреть!
С неожиданной, несвойственной ей стыдливостью, она повернулась к нему спиной, пытаясь укрыться.
— Уйди.
Он снял куртку.
— Пойдем отсюда. Ты простудишься. Если очень хочешь вымыться, я принесу и нагрею воду.
— Уйди! — воскликнула она, падая на колени и окунаясь в воду.
— Не глупи! — Он наклонился и поднял ее на ноги. Ее ладони были сжаты и полны песка. Грудь и живот растерты до крови. — Что ты с собой делаешь?
— Мне нужно отмыться. А ты мне не даешь…
— Ты уже вымылась. — Он попытался накинуть куртку ей на плечи, но она его оттолкнула.
— Я еще не очистилась, Михаил. Просто уйди и оставь меня одну.
Михаил крепко сжал ее руки.
— Ты хочешь содрать себе кожу? Хочешь изодрать себя до крови? Ты этого хочешь? Ты думаешь, что так ты очистишься? — Он отпустил ее, боясь своего гнева. — Это все делается не так, — процедил он сквозь зубы.
Она поникла и медленно села, оказавшись по пояс в ледяной воде.
— Да, я думаю, ты прав, так не получится, — сказала тихо. Ее запутанные мокрые волосы прилипли к бледному лицу и плечам.
— Пойдем домой, — проговорил он, помогая ей подняться. Она пошла, не сопротивляясь, споткнулась на берегу. Когда она потянулась за одеждой, он не позволил взять ее и потащил за собой. Затолкнул ее в дом и захлопнул дверь.
Сорвав с кровати покрывало, он бросил ей.
— Сядь у огня.
Ангелочек укрылась и села. Сидела молча, опустив голову.
Оглядываясь на нее, Михаил налил ей чашку горячего кофе.
— На, выпей. — Она подчинилась. — Тебе повезет, если не заболеешь. Что ты пытаешься сделать? Обвинить меня в том, что ты вернулась к прежним занятиям? Или в том, что я опять вытащил тебя из борделя?
— Нет, — тихо ответила она.
Ему не хотелось жалеть ее. Ему хотелось встряхнуть ее так, чтобы выпали все зубы. Ему хотелось убить ее.
«Я мог бы. Я мог бы убить ее и получить удовольствие от этого!»
«ДО СЕМИЖДЫ СЕМИДЕСЯТИ РАЗ».
«Я не хочу Тебя слушать. Я устал слушать. Ты слишком много просишь. Это больно. Неужели непонятно? Неужели Ты не видишь, что она со мной делает?»
