Гранит - Григорий Терещенко

— Ну что ж, идите.

Вот тебе и на... Всего недели три назад приезжал инженер из Днепродзержинска. Просился на работу в карьер. Судя по всему, толковый парень. Кандидатскую готовит по горному делу. Правда, Григоренко во время беседы насторожило то, что слишком уж много перечислил тот неполадок, замеченных в горном цехе. Есть такие люди, что со стороны многое примечают, критикуют, а поставь их на это место — дела еще хуже пойдут. Ну, а в остальном парень ничего. Рекомендовал даже Григоренко связаться с Днепропетровским институтом геотехнической механики и заключить договор на проведение исследовательских работ. Считает, что выход негабаритов можно сократить до семи - десяти процентов. Высказал он и интересную идею — взрывы в зажатой среде. Григоренко тогда подумал, что такой инженер, конечно, находка для комбината, но не увольнять же Прищепу. Прищепа практик, горный техникум закончил. И пришлось отказать инженеру. Как же теперь его найти? Хорошо, что фамилию запомнил — Борзов.

Григоренко попросил инженера зайти еще раз: пока, мол, должности подходящей нет, но недели через две кое-что, может, прояснится. Но Борзов больше не приходил. Не на Клинском ли комбинате устроился? Лотов, конечно, такого не упустит. Надо будет у Оксаны узнать — работает ли он у них? Постой, постой, а какие у него были мотивы... Во-первых, работать непосредственно на производстве, во-вторых — поближе к родным, которые где-то недалеко живут. Вроде бы в Лубнах.

«Да, поисками Борзова надо заняться самому, — решил Григоренко. — Для начала в Днепродзержинск съезжу. Здесь недалеко, каких-то сто километров...»

Иринка давно ушла в школу, а Сергей Сергеевич и не собирается ехать на работу. Будто сегодня выходной день. Сначала рылся в книгах, потом стал листать старые номера «Горного журнала».

Сердце матери чувствует: неспроста это. Что-то таит сын в душе. Может, неприятность какая? Зачем же скрывать ее от матери.

Елизавета Максимовна медленно вытерла руки полотенцем, подошла ближе.

— Ты хочешь что-то сказать, сынок?

— Да, мама...

— Вижу, мучишься чем-то, а молчишь. С матерью, сынок, нужно всем делиться.

— Мама, я полюбил хорошую женщину.

Услышанное не вызвало у Елизаветы Максимовны никакой реакции, она давно ждала этого признания. Так и должно быть, сын еще молод и одинок.

Более двух лет прошло с той поры, когда погибла Клава. Елизавета Максимовна старалась скрасить жизнь сына. Мать есть мать. Но ему нужна и любимая женщина — жена, друг. Так было всегда... Ну, а как же с внучкой? Иринка любит бабушку, которая все тепло своего сердца отдает девочке...

Своих детей Елизавета Максимовна давно вынянчила. Старшую дочь забрала война. Не всегда хочется вспоминать прошлое, но оно нет-нет да и всплывет невольно в памяти.

...Тяжело было в войну среди чужих людей с двумя детишками. Да спасибо душевной щедрости колхозников. Приютили эвакуированных, пригрели, не дали умереть с голоду. Делились хлебом, картофелем... Когда вернулись из села, не узнали свой город. А от дома их одно пепелище осталось. Где жить? Что делать? «Давайте, мама, кирпичи собирать, вокруг столько развалин...» — сказал Сережа. Легко сказать, давай собирать. А попробуй перенести их. Трудно это было, ох как трудно!.. Смастерили тачку, возить все-таки легче, чем носить. И вскоре домишко, хотя и крохотный, но стоял. Какая радость для матери! Но потом опять тревога. Сергей ушел в армию, добровольцем. Мать осталась вдвоем с младшей дочкой. С фашистами Сергею повоевать не довелось, но с японцами успел. В армии он дослужился до капитана. Мать этим гордилась. Потом Сергей женился. А вскоре опять незадача. Сын под демобилизацию попал. Устроился на работу в карьер, учился заочно. Стал инженером. С женою жил в согласии. Мать радовалась. Но обрушилось на их счастье горе — в автомобильной катастрофе погибла Клава. Видно, такая нелегкая судьба досталась...

И вот снова тревожно на сердце у Елизаветы Максимовны. Какой она будет, новая невестка? Если бы оказалась такой, как покойная Клава. Простая. Приветливая. Сердечная... Приголубила бы внучку, дочку Сергея. Не перечила б во всем свекрови. А вдруг не уживутся? Вдруг невестка попрекнет куском хлеба, крышей над головой? Что тогда? Ехать с Иринкой к дочери в Москву? Но отпустит ли дочурку Сережа? Разного наслушалась за многие годы Елизавета Максимовна о невестках. Однако в сыне своем она уверена. Не позволит он обидеть мать. Еще при жизни Клавы он предлагал жить вместе. Но то была Клава! А какая будет эта? А ну как совсем силы оставят? Здоровье все хуже. Присмотрит ли, будет ли заботиться о ней невестка?..

— Так кто же она? — очнувшись от невеселых мыслей, спросила Елизавета Максимовна.

Пауза эта показалась Сергею Сергеевичу очень долгой.

— Оксана Васильевна...

— Это та, которая на комбинате экономистом работала?..

Наслышалась Елизавета Максимовна об Оксане многого. Одни во всем обвиняли ее. Даже вертихвосткой называли. Другие обвиняли мужа, мол, пьяница он. Но пойди разберись в чужой семье, кто прав, кто виноват...

— С мужем-то она развелась?

— Да, в прошлом году, осенью.

— Ну что ж, — вздохнула Елизавета Максимовна.— Тебе, сынок, виднее. Будете в мире и согласии жить, и мне будет хорошо. И Иринке... Счастье сына — счастье и матери.

— К этому мы будем стремиться, мама. Бороться за это. Счастье само не приходит.

— Ты взрослый, Сережа, решай сам. Полюбилась тебе Оксана Васильевна, приводи ее в дом. Я возражать не стану. Только бы ты был счастлив.

Резкие морщинки над бровями Елизаветы Максимовны разгладились, и она ласково улыбнулась сыну.

— Ой, у меня каша подгорает! — вдруг вскрикнула мать. И побежала на кухню. По ее щекам катились слезы...

Башенный кран, задрав в небо стрелу, стоял недвижимо. Крановщик, наверное, пригревшись у электроплитки, дремал. А возможно, его и вовсе на стройке не было. Что ему здесь делать, если кран неисправен? На другую работу крановщика не поставишь. Он специалист, всему строительству голова. Ну, если даже не голова, то — шея. Без его работы голове тоже делать нечего.

— Разыщите, пожалуйста, прораба или мастера,— попросил Григоренко девушку-учетчицу.

Мастер Бегма пришел не сразу. Приближался медленно, словно раздумывал: стоит ли подходить или нет.

— Вызывали?

Будто без вызова незачем и подходить к директору.

— Что с краном?

— С электропроводкой что-то. Второй день стоит...

— Где прораб?!

— Поехал в город искать электрика, чтобы починил.

Внутри заводского корпуса, по щитам, заменявшим лестницы, девушки носили на носилках раствор. На глубине шести-семи метров закладывали фундамент. Несколько плотников сколачивали опалубку. Арматурщики таскали металлические прутья. Часть рабочих нагружали бетон в тачки, другие — везли тачки к месту укладки. Люди, конечно, все заняты. Но какова их производительность? Так завод вторичного дробления и за два года не построить.

«Прораб Белошапка отправился искать в городе специалиста-электрика,— накалялся Григоренко. — В то же время в штате комбината есть главный механик, главный энергетик, инженер-энергетик, начальник энергоремонтного цеха. А исправить электропроводку некому. Все на плечи прораба свалили. Нет, так дело дальше не пойдет».

Рабочие оставляли тачки, подходили к Григоренко. Вот и крановщик. Подошел, стал, как солдат перед старшиной, блеснул крупными зубами:

— Товарищ директор! Помогите хоть вы пустить кран! Кто только не был, а кран все стоит. Девчата вон на носилках кирпич и раствор носят. А фермы? Как их без крана укладывать?

«Да-а, — подумал Григоренко, — крановщик больше за производство болеет, чем мастер. А ведь строительство корпуса вторичного дробления сейчас главный объект. Когда первичное дробление налаживали, все на том объекте сидели. Теперь же раскачиваются, словно лишнего времени много. Значит, совещание ничего в этой части не дало. Придется строго спросить кое с кого. Прежде всего с мастера и работников энергохозяйства».

— Так вы поможете? — не отставал крановщик.

— Обещаю принять меры.

Попробуй не выполни обещание, рабочие тогда и к нему обращаться перестанут, как к другим руководителям, в которых веру утратили. Но неужели крановщик и прорабу не верит? Ведь знает, что он поехал за электриком. Или так, на всякий случай, просит, вдруг Белошапка ни с чем вернется. А, собственно, почему поехал он? Пускай бы Александр Александрович позаботился, ведь это его работники не могут отремонтировать кран. А главный энергетик где? А главный механик?..

Подошел начальник дробильного цеха. Выглядел Михаил Андреевич торжественно — в новом костюме и новой фуражке, с орденскими планками на груди, пальто нараспашку. Держится уверенно. Значит, план идет. Когда с планом плохо, таким его не увидишь, тогда он вообще на глаза директору не показывается.