Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение - Семар Сел-Азар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Едва отойдя от дома, Аш заметил черные тени бесшумно двинувшиеся за ними. «Они и раньше тут были? Как я не заметил их, ослоп?» — Мысленно ругал он себя.
— Элилу, не оборачивайтесь, за нами кажется, увязались соглядатаи. — Прошептал он, нагнав беглянок.
— Я же говорила! — Шепотом же прокричала от страха Элилу, а служанка в ужасе беззвучно открыла рот и выкатила глаза.
— Не бойтесь, я отвлеку их, попробую уболтать. А вы бегите на ближний пустырь; там вы встретите бродячих игрецов. Скажите, что я прислал вас. Они вам помогут. А я позже нагоню.
— А-а-а, ты?!
— Я же сказал — нагоню! Бегите!
Перепуганные женщины, подхватив пожитки, побежали, оставив позади эштарота наедине с черными тенями. А пугающие звуки за спиной, заставили их, побросав свою ношу и подхватив подолы в ужасе нестись без оглядки.
9. Пиры обреченных.
Возлияния лугаля, обычно воздерживавшегося от чрезмерного употребления эштина, в последнее время превратились в настоящую попойку. Это вовсе не радовало его кравчего, уже привыкшего свободно покидать столицу по своим неотложным делам, а теперь вынужденного безвылазно находится в Кише, в постоянном ожидании вызова от спивающегося государя, который только своему чашнику мог довериться и излить душу. Было время, когда Азуф мог легко оставить вместо себя какого-нибудь стольника распоряжаться царской трапезой и питием для гостей, а самому убыть в Нибиру или в свое имение в Аккаде. Спившийся и безвольный правитель, это конечно хорошо и соответствовало его замыслам, но как же напрягало, чуть ли не каждодневно видеть эту пьяную рожу и терпеть ее безобразные выходки и при этом потакать ей и мило улыбаться. Но терпеть надо. И он терпел. Терпел, ибо только так мог уследить за его действиями и по возможности упредить или повернуть в нужном направлении.
А ведь у него еще очень много дел. Только утром, к нему приходил юный ученик абгала, который мог бы помочь разгадать ему загадку оставленную его хитрым учителем, как видно, догадывавшемуся о готовившейся ему участи нечаянными соратниками и потому скрывшего смысл своего сокровенного — тайнописью и чертами. И хоть воспитанник мудреца, пришедший узнать о судьбе и смерти своего учителя, пока не принял его предложение, он надеялся, что парень еще передумает, и потому взялся помочь его возлюбленной Элилу — молодой жене бежавшего Мес-Э, незаметно покинуть город и соедениться с любящим мужем. На что надеется доверчивый парень, позволяя хитрой расчетливой девке использовать себя? Как она его окрутила? Что обещала ему? Она ведь тут же его бросит, как только окажется в привычном для себя благополучии. Неудивительно, что он повелся на ее томные глазки, она и впрямь очень хороша, и может соблазнить любого неопытного в таких делах; да что уж говорить и бывалого ходока тоже, будь она чуть умнее. Она и его пыталась охмурить, когда почуяла неладное для себя, но он сразу же разгадал замыслы глупой красотки. Но, все же ее виляния, в конце концов, могут принести ему пользу. Азуф снисходительно улыбнулся. Все вроде идет по задуманному, однако с этими попойками, он не может свободно перемещаться и творить свои дела не оглядываясь на соглядатаев. Нужно найти предлог, чтобы сбежать из города.
Меж тем, пир был в самом разгаре и шел своим чередом, и никто не собирался расходиться. Выступили всевозможные придворные шуты и затейники, отплясали свое игрецы: а гостям все подавай, что-нибудь новенькое, необычное; а все невесело на душе старого правителя, хоть он и заливает свою тоску все новыми чашами эштина и каша. Вот, желая развеселить погрустневшего государя и тем самым выслужить для себя хорошее положение, один из приближенных, скалясь, привел на пир старика — от грязи и струпьев, всего поросшего коростой и лишаем как древнее дерево — уверяя, что этот старец прославленный пророк, и он предсказывает скорое падение Унука и его самозванного лугаля.
— Вещай старик! — Важно подбоченясь, велел страннику царедворец, получив разрешение у утешенного государя.
Гости с готовностью внимать, уставились на бродягу, потешаясь над его чудным и безобразным видом, в душе досадуя от зависти на царедворца, который теперь, кажется, получить благосклонность единодержца, и возможно сумеет потеснить и теряющего доверие лагара и самого Азуфа, засидевшегося в царских любимцах.
— Ну-ка, досточтимый, повтори, то, о чем говорил на площади! Расскажи, чем закончится война Киша и Унука! — Ликуя о мгновении торжества, воскликнул царедворец.
Поозиравшись, вращая пожелтевшими бельмами по зрителям, и поняв, что ему ничего здесь не грозит, раскачиваясь и болтая головой из стороны в сторону, словно могучее дерево на ветру ветвями, старик завыл зычным, но трескучим будто скрюченный сухостой, голосом:
Послушайте о том,
Все кто имеет уши!
Скажите всем о том,
Те, кто имеет рот!
Уста раскройте им,
Они пускай расскажут,
Чтоб им то донести,
Услышьте от меня!
Упав звезда средь звезд
Мутит все мирозданье,
Черед небесных тел
Ввергнув в звездоворот.
Смятенье дома бурь
Влечет с собой крушенье,
Ведущее к беде
Других жилищ окрест!
И так везде всегда:
С паденьем одного
След ждать беды другого;
С падением звезды
Падет небес порядок,
С падением Нибиру
Качнется стойкость мира.
Унук начало бед
Земли черноголовых;
Унук причина зол
Принесших глад и моры.
С него все началось
На нем все завершится.
Падет великий град,
Спадет личина веры,
И все услышат смрад,
Слывущий благовоньем.
Разрушится Унук
И нет ему спасенья.
Его великий царь
Врагам на посмеянье,
Под ноги брошен ниц,
Пленен как дикий зверь…
При последних словах присутствующие воспряли духом, а великий правитель от нежданной радости, выражал на своем лице младенческую блаженность. Сановник представивший старика, торжествовал, мысленно примеряя на себя облачение великого лагара. Когда старик смолк, опав на устланную поверхность пола, продолжая бормотать и раскачиваться сидя на коленях, царедворец хотел увести его, но был задержан правителем, который захотел знать больше про пророка, а заодно и всенародно отблагодарить верного слугу, приносящего столь замечательные утехи, умеющие поднять духа лучше всякого дина Азуфа, снова становящегося бесполезным. Пока радостный и ликующий в душе царедворец, расписывал все достоинства предвидящего старца и выражал благодарность и свою безмерную преданность государю, приутихший было старик, до сих пор тихо бормотавший, мирно покачиваясь на своих ветошах, вдруг снова зашевелился и вскочил:
…— Но пред теем!!!
— Заверещал он выпучивая глаза, распугав всех присутсвующих; раздались испуганные крики зрительниц. –
— Калама гордый сын,
Створит земле своей
Еще немало горя.
Польет саг-ми салмат
Потоки братской крови,
Вспылают города!
Разрушен
