В тусклом стекле - Джозеф Шеридан Ле Фаню
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Джорджу Стэнхопу Беккету, эсквайру, чл. парл.».
Оцепенело глядел я на маркиза.
– Месье мар… месье Дроквиль! Я должен принести вам мои глубочайшие извинения. Верно, что меня зовут Беккет, и верно также, что я немного знаком с лордом Р.; но дело в том, что письмо это предназначено не мне. Я Ричард Беккет, а это – мистеру Стэнхопу Беккету, члену парламента от Шиллингсуорта. Право, я даже не знаю, что сказать… Могу лишь дать слово чести, что сохраню содержание этого письма в строжайшей тайне, как если бы я вовсе его не открывал. Уверяю вас, я сам раздосадован и потрясен злополучной ошибкою!
Смею предположить, что вид мой не оставлял сомнений в моей чистосердечности; во всяком случае, лицо маркиза, сперва помрачневшее, вскоре прояснилось, и он с улыбкою протянул мне руку.
– Я нисколько не сомневаюсь, что вы, месье Беккет, сохраните мою маленькую тайну. И коль скоро ошибке суждено было совершиться, я несказанно рад тому, что добрая звезда при этом столкнула меня с человеком порядочным. Вы позволите, месье Беккет, отнести вас к числу моих друзей?
Я заверил маркиза, что почту за честь с ним подружиться. Он продолжал:
– Пятнадцатого августа в моем клеронвильском замке, в Нормандии, соберется множество друзей, с которыми, я полагаю, вам небезынтересно было бы свести знакомство. Буду счастлив, если и вы согласитесь приехать.
Я, разумеется, сердечно поблагодарил маркиза за гостеприимство.
– В настоящее время, – заметил он, – я, по понятным причинам, не могу принимать друзей у себя дома в Париже. Надеюсь, однако, что по приезде вы любезно сообщите мне адрес вашей гостиницы; в таком случае вы убедитесь, что даже в отсутствие маркиза д’Армонвиля месье Дроквиль, возможно, окажется вам кое-чем полезен.
Выразив самую искреннюю признательность, я пообещал сообщить маркизу сведения о моем местонахождении.
– На случай же, если вам понадобится месье Дроквиль, – добавил он, – связь меж нами не будет прерываться; я устрою так, что вы всегда сможете легко меня найти.
Я был весьма польщен: маркиз, что называется, проникся ко мне расположением. Такие симпатии, возникающие с первого взгляда, нередко перерастают потом в продолжительную дружбу. Впрочем, не исключено было и то, что маркиз попросту счел благоразумным задобрить человека, ставшего свидетелем, хотя и мимолетным, политической интриги.
Тепло со мною попрощавшись, он вошел в гостиницу и направился вверх по лестнице.
Я остался на крыльце. С минуту меня еще занимал этот новый знакомец, однако удивительные глаза, волнующий голос и весь восхитительный образ прекрасной дамы, завладевшей моим воображением, вскоре вытеснили его совершенно. И вновь глядел я на мудрый лик луны и, сойдя по ступенькам, мечтательно бродил по мостовой меж старинных домов и очертаний предметов, причудливых и неузнаваемых в темноте.
Спустя некоторое время я снова оказался во дворе гостиницы. Здесь было короткое затишье. Недавняя суматоха сменилась покоем, двор был пуст, не считая стоявших тут и там экипажей. Возможно, слуги ужинали. Я был рад уединению: никто не помешал мне отыскать посеребренную луною карету моей прекрасной дамы. Я вышагивал вокруг нее в глубокой задумчивости и имел, вероятно, вид глупый и сентиментальный, как и все молодые люди в подобных обстоятельствах. Шторы на окнах кареты были опущены; дверцы, по-видимому, заперты. Каждая деталь ясно виднелась в ярком свете луны, и резкие черные тени от колес, осей и рессор лежали на земле. Я стоял перед начертанным на дверце гербом, который успел уже изучить при дневном свете. Часто ли задерживается на этом изображении ее взор? Я словно забылся волшебным сном. Внезапно над самым моим ухом раздался грубый голос:
– Вон оно как… аист! Славно. Хищный, прожорливый аист: кто зазевался, того он – цап! Еще и кроваво-красный. Ха-ха! В самую точку!
Обернувшись, я увидел широкое, уродливое, озлобленное лицо, поразившее меня своею бледностью. Прямо передо мной стоял высокий, ростом не менее шести футов, французский офицер в полевой форме. Лоб и нос его пересекал глубокий шрам, придававший и без того угрюмой и отталкивающей физиономии еще более мрачный вид.
Офицер вдруг вскинул голову, выпучил глаза и с глумливым смешком сообщил:
– Я раз пристрелил аиста – просто так, забавы ради. Он себе резвится в облаках, а я – бах в него из ружья! – Дернув плечом, он злорадно расхохотался. – Вот так, месье! И ежели такой человек, как я, – у которого есть упорство и мозги, который всю Европу прошел с солдатской палаткою, а то и – parbleu! [12]– без палатки… я говорю, ежели такой человек решил разоблачить преступление, поймать воришку, пронзить разбойника саблею, – уж поверьте, он это сделает. Ха-ха-ха! Прощайте, месье!
И, яростно развернувшись на каблуках, он размашистым шагом удалился за ворота.
Глава V
Ужин в «Прекрасной звезде»
Французские воины, вне всякого сомнения, пребывали тогда в самом дурном расположении духа, и менее всего на их любезность могли рассчитывать англичане. Но было ясно, что язвительная эта речь адресовалась не мне, а именно графскому гербу.
