Голем 100 - Альфред Бестер

Но сегодня, в первый день праздника Опс, салон не работал как обычно — в нем гуляли нищие. Джанни Ики занимался не только декоративной или эротической та­туировкой — ему прекрасно удавались разные увечья: синяки, ушибы, свежие шрамы, разверстые раны и зло­качественные поражения кожи — для вороватых «жертв» транспортных происшествий, попрошаек-вы-

могателей и всякого разного отребья. Потому-то его клиника и служила неафишируемым клубом професси­ональных мошенников Гили.

Когда Гретхен Нунн вошла в приемную, она застала там развеселую пляску протезов. Вопили синтезаторы. Попрошайки-калеки сняли свои искусственные руки, ноги, ладони, ступни, даже полшеи. Они сидели круж­ком, манипулируя крошечными системами управле­ния, и покатывались со смеху, глядя, как их отсоединен­ные протезы скакали и вертелись, подчиняясь радио­командам. Ноги самостоятельно притоптывали, взбры­кивали и отбивали чечетку. Отсоединенные руки пере­плетались с другими такими же, изображая протезную кадриль.

А некоторым хозяевам удавалось так ловко управ­лять своими искусственными кистями рук, что у них пальцы изображали вереницу исполняющих канкан — как в варьете.

Добродушный коренастый (что вдоль, что поперек) толстяк, совершенно голый, если не считать покрывав­ших его с головы до пят татуировок, подошел к Гретхен, расплываясь в приветственной улыбке.

— Buon giorno[64]. Опс благослови. Никогда, думал я, mai[65] вы не вернетесь сюда.

— Опс благослови, — отозвалась Гретхен. — Вы... Вы, должно быть, и есть господин Ики?

— Si, Джанни. Вы прошлой ночью были pazza[66], а? Слишком много винца?

— Я пришла извиниться и возместить урон, Джанни.

— Извиниться? Grazie. Очень gentile. Grazie[67]. Но что возмещать? За что? Шутка, верно? Molto cattiva[68], но всего только шутка. Вы пришли — вот и мой праздник в честь Опс. Этого достаточно,

— Но я должна что-нибудь для вас сделать!

— Должна, да? Так-так. — Джанни задумался, по­том расплылся в еще более щедрой улыбке. — Bene[69]! Вы потянцуете с нами.

Гретхен ошарашенно воззрилась на него. Он отве­тил на ее вопрошающий взгляд, кивнув в сторону тан­цоров.

— Выбирайте себе партнера, gentile signorina[70].

Не в ее характере было испугаться или заколебать­ся. Гретхен шагнула в круг, одним взглядом оценила пляску протезов и похлопала по плечу протез плеча и руки.

— Зигфрид, — обратился Джанни к трем четвер­тям нищего. — La signora приглашает тебя на вальс.

Гретхен кружилась в танце под пение Джанни Ики:

«Gualtiero! Gualtiero! Condurre mi per altare...»[71]

* * *

Под прогулочную баржу использовали вдребезги разбитый колесный пароходик с Миссисипи. Там собра­лись члены ККК на барбекью. Шима с трудом верил своим глазам: углубление, заполненное полыхающими углями, над ямой поворачивается гигантский вертел. А на сам массивный стальной вертел, связанное по рукам и ногам, насажено нечто безусловно человекообразное.

— Господи помилуй! — Губы Шимы еле шевели­лись. — Жаркое людоедов!

Вождь племени ватусси, семи футов ростом, укра­шенный всеми атрибутами африканского царька, при­ветствовал Шиму:

— Опс благослови, доктор Шима, добро пожало­вать на наш пир с Бледнолицым.

— Опс благослови, — непослушными губами ото­звался Шима. — Так вы меня запомнили?

— Кто же забудет ваше и госпожи Нунн выступле­ние в эдакой странной «Порги и Бесс»? Подобные вос­поминания хранят вечно.

— Я пришел, чтобы загладить содеянное. Мне очень бы хотелось уладить с вами это дело: оказанием любезности, деньгами, чем скажете.

— В день Опс? Ни за что! Забудьте об этом, доктор. Мы уже забыли. Пойдемте, присоединитесь к нам — вот-вот подадут ужин.

— И все же, — продолжал настаивать Шима, — я хотел бы чем-нибудь быть вам полезным, потому что пришел просить вас об услуге.

— Ах так! О какой же?

— О смете на строительство.

— Да? И чего?

— Мне необходимо поставить опыт по сенсорному восприятию. Для этого нужна полная изоляция объек­та — что-то вроде небольшого толстостенного бетони­рованного бункера.

— Понятно. И что же?

— У ваших ребят в руках все строительство. Как скоро вы могли бы соорудить такой бункер и во сколь­ко это обойдется — могли бы вы дать мне график и смету?

Вождь ватусси уныло покачал головой.

— Очень жаль, но мы не можем удовлетворить ва­шу просьбу, доктор Шима. Мы бастуем в знак протеста против решения дирекции принять боевиков ООП в ох­рану. Что бы там ни заявляли в ООП, они — не настоя­щие черные. Протянется это еще месяца три, и мы гото­вимся к бойне. Очень сожалею. А теперь пойдемте, от­кушайте с нами.

У Шимы подступило к горлу.

— Простите, сегодня я не в настроении отведать длинной свиньи[72].

Ватусси понизил голос до заговорщицкого шепота:

— Прошу вас, доктор, не разочаровывайте наших гостей! Но мы не стали позорить ККК, подавая жаркое

всего лишь из бледнолицего. Мы отмечаем праздник гораздо более редким и дорогим деликатесом.

— Чем человек? О Господи, что же это?

— Горилла.

* * *

Опсдень! Опсдень! Опсдень! В церкви Всех Ате­истов сардонические раскаты органа сопровождали увенчание Христа дурацким колпаком. Музыка была настоящей, а не в записи, с удивлением отметила Грет­хен. На скамье органиста метался бушующий маньяк, топочущий по педалям басов, колошматящий по всем четырем клавиатурам разом... Своей сатанинской музы­ке он непрерывно вторил зывываниями, стонами и ры­чаньем.

Он был в обычных для Опсдня лохмотьях, поэтому Гретхен никак не могла определить его общественного положения, но чисто по внешности — индеец-ирокез с головы до пят: смуглое лицо, орлиный нос, большой тонкогубый рот, мясистые уши. Череп выбрит наголо — лишь ото лба к затылку топорщился жесткий гребень черных волос.

«Ему только военного оперения не хватает», — по­думала она, забираясь на хоры, чтобы лучше видеть.

У него, наверное, было отличное боковое зрение.

— Какого рожна тебе здесь понадобилось? Опс благослови.

— Опс благослови, — попыталась Гретхен пере­крыть рык органа. — Я пришла, чтобы замять скандал, который вчера учинила в церкви.

— А! Понял. И угу. Ты и есть та подруга, что спела Catulli Carmina[73]? Забудь. Церковь уже. Есть своя кре­дитка?

— Кредитка?

— Очнись, детка. Кредитка. Ксива. Имя.

— О! Гретхен Нунн.

— А я Маниту-Вин-На-Мис-Ма-Баго.

— К-как?

— По-вашему, Тот-Кто-Может-Улестить-Мани- ту-Спуститься-На-Землю.

— Вы индеец?

— По большей части.

— Ну и дела, Опс благослови! А как к вам обращать­ся? Манни? Господин Баго?