Ремарк и миражи - Андрей Бондаренко

— Действительно, знатная. Ладно, пусть дрыхнут. Не вопрос. За мной, отважная и наблюдательная путешественница…

— Робби, а почему ты вчера, всё-таки, выбрал именно эту лощину? А, например, не соседнюю? — шагая рядом, поинтересовалась Инэс. — По наитию?

— Абсолютно никакого наития. Сугубо на основании стройных логических рассуждений. Вот, ты сама посуди…. На вчерашний водораздел выбирается отряд искателей приключений, занимающихся поиском развалин Кельчуа. Они, естественно, не сомневаются, что древняя крепость существует на самом деле, но совершенно ничего не слышали о возможных «стационарных» миражах. Итак, стоят ребятушки на перевале и рассуждают, мол: — «Куда идти дальше? В сторону чилийских льяносов? Нормальный, в принципе, вариант. Дельный. Может, как раз там — в густой и высокой голубоватой траве — искомые каменные плиты, густо-поросшие тёмно-фиолетовыми и ядовито-жёлтыми лишайниками, и обнаружатся…. Имеются ещё две симпатичные лощинки, змеящиеся и теряющиеся в нагромождении серо-чёрных и тёмно-бурых скал. Если же в льяносах ничего интересного не отыщется, то можно будет потом и по ним полазить-поползать, пытая своё кладоискательское счастье…. Четвёртая, самая левая долина? Ерунда, она же обрывается в широченную пропасть. Крепость не может, по определению, располагаться на дне глубокого каньона…». И так, скорее всего, рассуждали все любопытные путники, посетившие — за долгие-долгие годы — эти дикие и первозданные края.…. Понимаешь?

— Конечно, милый. Мол, если остальные обходят некое конкретное место стороной, значит, нам туда и надо. Железобетонная логика, полностью поддерживаю…

«Провал постепенно приближается. До края обрыва осталось метров семьдесят-восемьдесят», — оживился зоркий внутренний голос. — «Широкий такой каньонище. До его противоположной стороны — визуально — будет никак не меньше километра…. Как-то, братец, мне неуютно. Вернее, ощущается некая нестыковка. Оглядеться бы. Осмотреться бы…».

— Милый, почему ты остановился? — забеспокоилась Инни. — Почувствовал что-то?

— Пока не знаю, — вздохнул Роберт. — Просто…

— Что?

— Тихо здесь как-то. А каньоны, как известно, места достаточно-шумные: камнепады там всякие, водопады, шум ветра, чуткое горное эхо…. А это ещё что такое? Птицы тревожно зачирикали-затрещали впереди?

— Ага, лесные птички. Тревожно? Ну, не знаю. Скорее, уж, заинтересованно.

— Лесные птички заинтересованно чирикают — над широченным и глубоким каньоном? Зачем? И почему, кстати, их не видно?

— Я не знаю, милый, — непонимающе пожала «камуфляжными» плечами Инэс. — Что будем делать?

— Хватайся-ка своей ладошкой за мою ладонь, — велел Роберт. — Крепче. Ещё крепче. А теперь делаем три шага вперёд и останавливаемся…. Ну, что-нибудь изменилось?

— Вроде бы нет.

— Ещё три шага….

— Нет, ничего.

— Ещё три…. А теперь?

— Знаешь, э-э-э…. Дымка какая-то появилась над каньоном. Призрачная и едва уловимая.

— Ещё три…

— Что-то случилось с моим зрением, — пожаловалась Инни. — Подрагивает зрительная «картинка», и всё тут…. Над каньоном «мелькнула» ветка какого-то дерева. «Мелькнула» и вновь «спряталась» куда-то…. А ещё, такое впечатление, что воздух стал гораздо более плотным. Душновато слегка. Даже пот выступил на лбу и щеках. Очень холодный пот, почти ледяной. По спине мурашки колючие бегают…. Может, Робби, вернёмся?

— Вперёд, прекрасная сеньора. Только вперёд. Ещё три шага. Он уже «испаряется»…

Через пару минут мираж окончательно пропал.

«Всё, нет впереди больше никакого «километрового» каньона», — облегчённо выдохнул внутренний голос. — «Был, да весь вышел. Пропал, исчез, испарился…. А что — есть? Сейчас разберёмся…».

— Что это такое, Робби? — потерянно и бесконечно-удивлённо забормотала Инэс. — Лес какой-то впереди. Очень густой, влажный и достаточно высокий. А перед лесом — низкий и болотистый берег узенького ручейка, над поверхностью которого летают-кружат крохотные бабочки-мотыльки. Птички — всякие и разные — активно и заинтересованно перепархивают…

— Это — горная южноамериканская сельва, которая скрывалась от нас за стеной «стационарного» миража. А птички — туканы и гоацины.

— А почему все они такие беспокойные и шумные?

— Какие-то личинки поднимаются с речного дна, — пояснил Роберт. — Поднимаются, сбрасывают коконы, «становятся» мотыльками и отправляются в полёт. Ну, а голодные птицы на них, понятное дело, с удовольствием охотятся.

— А где же развалины древней крепости Кельчуа? Спрятаны в этой непролазной и бескрайней сельве? Как же мы их найдём?

— Найдём, не вопрос. Мы же, милая, сейчас находимся высоко в горах. Следовательно, данная сельва, расположенная перед нами, не может быть серьёзным лесным массивом. Так, локальная рощица, и не более того.

— Уже легче, — успокоилась Инни. — Прямо сейчас приступим к активным поискам?

— Полностью исключено.

— Почему?

— По целому комплексу объективных причин. Во-первых, надо обязательно позавтракать. Негоже приниматься за серьёзное дело на пустой желудок. Армейская аксиома, проверенная временем. Во-вторых, следует хорошенько подготовиться к переходу через сельву. В том плане, что стоит хотя бы мачете прихватить с собой. В-третьих, надо и миноискатель не забыть.

— Считаешь, что он может нам пригодиться?

— Кто знает? — нахмурился Роберт. — Минировать сельву, конечно же, глупо. По ней столько различных животных и пресмыкающихся шастает, что не успеешь оглянуться, как половина мин сработает…. Но что нас ждёт за сельвой? Вот, в чём вопрос. Всё, возвращаемся…

Они, развернувшись на сто восемьдесят градусов, зашагали в сторону лагеря.

«А не стоит ли, братец, обернуться?», — метров через сто двадцать заговорщицки зашелестел в голове вкрадчивый внутренний голос. — «Ну, хотя бы из праздного и невинного любопытства? Не упрямься…. Ага, я так и думал: никакой горной сельвы больше не наблюдается, зато широченный каньон «вернулся» на прежнее место…».

— Действительно, вернулся, — подтвердила Инэс. — Натуральные чудеса в решете…

После завершения скромного завтрака Роберт объявил:

— Надо всё лишнее, что не возьмём с собой, сложить в палатку — на случай внезапного дождя.

— Мы не будем сворачивать лагерь? — удивилась Инни.

— А, собственно, зачем? Мулы останутся здесь, путешествовать с ними по сельве — без дорог и просек — удовольствие ниже среднего. А тащить на плечах лишний груз — лишать себя мобильности…. Итак, берём с собой: рюкзак с остатками продовольствия и картой, полевой планшет с биноклем и прочей мелочью, мобильники, фляги с водой, охотничий карабин, «усыпляющее» ружьишко, миноискатель и два мачете. Пожалуй, что и всё…. Мулы? Закрепим-привяжем их уздечки — с помощью надёжных верёвок — вон к тем толстым кустам.

— Зачем, милый? Пусть так погуляют, на воле…

— Привяжем, — нахмурился Роберт. — Я вчера заметил, какими глазами наши ушастые друзья посматривали в сторону чилийских травянистых льяносов.

— И какими же, если не секрет?

— Вожделеющими, вот какими. Видимо, находятся в курсе — относительно исключительных вкусовых качеств цветов и трав, растущих в той местности. Убегут — что будем делать? С продовольствием-то у нас не густо. Только на пару суток…. Всё, отставить разговоры. Рота, подъём. Стройся. Провожу полагающийся в таких случаях инструктаж…. Сельва, трепетная и нежная сеньора, это тебе не отдых на белоснежном карибском пляже — на кромке ласковых и тёплых лазурно-голубых вод. Сплошные москиты, жучки, паучки и прочие шустрые тараканы. Поэтому необходимо застегнуть на одежде все пуговицы, завязать все завязки, поднять воротники, а на головы надеть бейсболки или же повязать банданы. Ещё попрошу запомнить — крепко-накрепко — одно неприлежное правило: — «Мачете в сельве предназначены, в первую очередь, для уничтожения ядовитых змей, и только во вторую — для расчистки дороги от лиан, трав и кустарников…». Всё, надеюсь, ясно? Ладно, верю. Ты стаскивай вещи в палатку, а я займусь мулами. Через десять минут выступаем…

Небо по-прежнему было безоблачным, но, не смотря на это, с мохнатых веток деревьев бойко капала частая капель.

«Очень душно и мрачно здесь. Туманная бело-сиреневая дымка — узкими и широкими полосами — «плавает» повсюду. А ещё и тень сплошная висит, о существовании на Свете ласкового солнышка можно только догадываться. И влажность, наверное, на уровне ста процентов», — навязчиво ныл капризный внутренний голос. — «Сплошные гадкие испарения. Причём, вперемешку с тошнотворной гнилью и прочими неаппетитными миазмами. Занесла же нас нелёгкая…».

И всё бы ничего, но в густом подлеске очень здорово мешали передвигаться толстенные и на совесть переплетённые между собой лианы: их ведь не обойдёшь, не перелезешь, приходилось рубить мачете, размахиваясь от души и не жалея сил. Рубить и рубить. Рубить и рубить. Едкий пот застилал глаза, дыхание вырывалось из груди с надсадным хрипом, а сердце стучало в груди бешенным индейским тамтамом…