Бронепоезд «Гандзя» - Николай Григорьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А через час, проведенный в дороге, меня торжественно на крыльце своего дома приветствовала «дружина» Ивана Васильевича — Вера Андреевна.
Следом за мной, поездом из Харькова, приехал полковник-инженер Филиппенко. Он и Крысько перемигнулись, встали рядом и, сдерживая смех, гаркнули:
— Товарищ командир, вы телефонистов спрашиваете? Вот они, телефонисты!
Да, вот так именно приспели мне на выручку два дружка — бойкие, ловкие и одинакового роста: чернявый Филиппенко и русоволосый Крысько.
Под смех присутствующих пришлось и мне войти в роль.
— Но вы же пулеметчики! — выразил я сомнение, как и подобает командиру.
— Пулеметчики, — кивнули оба. — Но можем и линию проложить.
— Тогда за дело, ребята!
— Есть станция, — доложил Филиппенко и прицелился вилкой к красным, как закатное солнце, соленым помидорам.
— Есть заземление, — добавил Крысько, помогая жене в хлопотах у стола.
— Есть огонь — добра горилка! — зычным голосом артиллериста завершил доклады Кришталь.
И все мы подняли чарки.
За столом было много радостных воспоминаний, были и минуты молчания. Поминали погибших.
Здесь я впервые твердо узнал, что Федорчук погиб.
Как видно, я не успел справиться с собой — и горечь утраты тяжелой печатью легла на мое лицо. Вера Андреевна глянула на меня и заплакала. Потом наполнила мою чарку и велела мне отдельно, особо помянуть матроса.
Выяснилось, что Филипп Яковлевич Басюк (Федорчук) — уроженец не дальних отсюда мест. Найдутся, возможно, и родственники.
И мы, ветераны «Гандзи», порешили: собрать все, что может восстановить память о нашем геройском моряке.
— Еще одно сообщение… — начал было Крысько и замялся. Шепнул что-то Филиппенко. Оба заулыбались.
— Вижу, — говорю, — хлопцы, дулю мне готовите?
— Дуля кисловатая, — рассмеялся Филиппенко.
А Крысько:
— Угадайте, про кого разговор?
«Кого же, — думаю, — мне преподносят под видом кислой дули? С бойцами на бронепоезде я ладил, меня уважали… Стоп, уж не намек ли на Малюгу?»
Так и есть — угадал. Значит, жив, бородач! Любопытно, как-то мы встретимся.
Встали от стола. Пошли пройтись по Хмельнику. Ивана Васильевича Крысько здесь знает каждый. Еще недавно он был в Хмельнике заместителем председателя исполкома.
И сразу почувствовали, что городок сегодня чем-то приятно взволнован. Заходим всей гурьбой в парикмахерскую — и происходит невероятное: клиенты дружно уступают нам свою очередь. А сам парикмахер, отбивая на ремне бритву, делает несколько метких замечаний о действиях бронепоезда «Гандзя» под Винницей.
Побритые, причесанные и опрыснутые одеколоном, мы двинулись дальше. Узкие тротуары из каменных плит, заложенные еще в глубокую старину, чередовались с полосками асфальта. А над головами нависали кусты и деревья, которым было явно тесно за ветхими заборчиками.
К тротуару, на красную линию, выступали лишь вновь построенные дома; все остальные прятались в зелени от южного зноя.
Под предводительством Ивана Васильевича мы побывали в универмаге. В Доме культуры. В райисполкоме… Всюду уже с порога нас встречали приветливыми улыбками, спеша усадить на почетное место.
В беседах хмельчане и хмельчанки охотнее всего говорили о гражданской войне. При этом оказалось, что все они превосходно разбираются в устройстве гаубицы шестидюймового калибра.
Ай да Иван Васильевич! Да ведь у тебя весь город прочитал книжку «Бронепоезд «Гандзя»»!
На другой день из Винницы примчался в Хмельник фургончик радиовещания. Корреспондент радио усадил нас, гостей Ивана Васильевича, вокруг магнитофона и потребовал интервью. Все это было передано в эфир.
Потом за нас принялись газеты…
Приятно, конечно, понежиться в лучах славы, но пора было браться и за работу
Чтобы написать вот эти страницы, мне не хватало тогда многого.
После разгрома врага у Попельни и не менее тяжелых боев за Киев бронепоезд «Гандзя» превратился в искалеченного и уже беспомощного воина.
Штаб Щорса приказал «Гандзе» отойти в глубокий тыл, на брянские заводы, для капитального ремонта.
По несчастью, я заболел тифом и попутный санитарный поезд умчал меня в Москву.
А что сталось с бронепоездом?
Два вечера воспоминаний — и Крысько, Кришталь, Филиппенко, дополняя и поправляя друг друга, рассказали о времени, проведенном в Брянске.
С восторгом говорили о Луначарском. Встретились они с ним в цехах завода. Нарком просвещения был в военной форме, которая ему явно не шла. Он и сам, человек глубоко мирный, смущался своим видом, а наган в кобуре, как нарочно, то и дело выползал к нему на живот. И чувствовалось, что между наркомом просвещения и наганом не прекращается глухая ссора.
Анатолий Васильевич был послан сюда Лениным. С мандатом уполномоченного Реввоенсовета Республики он оказывал помощь заводам в ремонте бронепоездов и в выпуске новых.
Спасибо Анатолию Васильевичу, занялся он и полуразрушенной «Гандзей».
Вот когда наконец-то бронепоезд оделся в стальную броню!
С еще более мощным, чем прежде, вооружением он был двинут под Орел против рвавшихся к Москве полчищ Деникина.
Одели здесь как следует и бойцов — в кожаное обмундирование. Каждый получил куртку, брюки, ботинки с крагами и кожаную фуражку. Построились бойцы и сами на себя залюбовались. И красиво, и внушительно: будто не одежда, а боевые латы поблескивают!
На фронт под Орел прибыла дивизия латышских стрелков — в боях с белогвардейцами она не знала поражений.
«Гандзя» вошла в колонну бронепоездов с задачей — массированными артиллерийскими ударами содействовать успеху латышей.
20 октября, после кровопролитного сражения, Орел был очищен от врага.
Только Теслера бойцам не удалось повидать.
* * *Ивану Васильевичу Крысько был подан «газик». Для поездки ветеранов «Гандзи».
«Нелегко, — подумал я, — товарищам из Хмельника в эту пору лишиться автомашины. В разгаре уборка урожая. А мы занимаем «газик» на несколько дней, причем для дела совсем не срочного. Хотим отыскать затерявшиеся следы бронепоезда «Гандзя», его людей… По существу — историко-революционная экспедиция. А для таких экспедиций есть свой, спокойный календарь».
Но товарищи в Хмельнике высказались за немедленный наш отъезд: «Пополнить реликвии гражданской войны — это же святое дело!»
В машине нас, пассажиров, пока четверо: Крысько, Филиппенко, Кришталь и я.
Держим направление на Винницу. Потом сворачиваем на шоссе Винница Хмельницкий.
Я жадно глядел по сторонам. Воевал за Украину — но много ли я видел в этой стране? Бронепоезд ведь привязан к железной дороге. Даже в бинокль видишь только цель для артиллерийского обстрела.
Едем дубовой аллеей.
Что ни дерево — Тарас Бульба в лесном царстве.
На ветвях дубов будто облака поселились. И только потому, что облака зеленые, догадываешься, что это листва.
Выходим из машины, вчетвером беремся за руки — не обхватить дуба! Кличем шофера: «Становись пятым!»
Аллея эта такой длины, что соединила два областных центра — Винницу и Хмельницкий.
Сто километров двухсотлетних дубов.
Однако за дорогу в «газике» прибавился пассажир; теперь нас, кроме шофера, не четверо, а пятеро. Кто же пятый?
А мы сделали крюк, чтобы повидаться с Малюгой. В жизни мой старый артиллерист называется Лукьян Степанович Головатый, житель села Зяньковцы. Он колхозник, уважаемый в здешних местах человек. Когда с окончанием гражданской войны вернулся с бронепоезда, селяне избрали его головою сельрады (председателем сельского Совета). «Головатый — да с такой фамилией только и быть головою!» Дружеский каламбур, но Лукьян Степанович и в самом деле с первых же шагов проявил себя человеком ума государственного.
С асфальтового шоссе мы свернули на проселок. «Газик», направляемый деревенскими мальчишками, въехал в тихую улочку.
Плетень, из-за которого выглядывают вперемежку мощные диски подсолнуха, початки кукурузы, цветы мальвы. Клуня с камышовой крышей. В глубине двора, на пригорке, хороший дом.
Тишина, словно все оцепенело от зноя. И только когда под нашими совместными усилиями заскрипели неподатливые ворота, откуда-то гулко залаяла собака.
Медленно открылась дверь, и с крыльца, припадая на костыли, начал спускаться очень худой одноногий старик.
Трудно было узнать в нем крепкого, осанистого Малюгу. Смоляная борода оскудела — насквозь светится.
На полдороге старик остановился, приставил ладонь ко лбу и стал нас, приезжих, рассматривать.
— Лукьян, угомони собаку! — крикнул Крысько. — Встречай, командира привезли!
Мы долго лобызались. А введя меня в дом, Лукьян Степанович посадил рядом с собой за стол и никому из домашних не позволил за мной ухаживать. Сам, из своих рук, стал кормить меня и поить.
