Деревянное море - Джонатан Кэрролл

— Вы не знаете?

Он вздохнул, как старик, который только что сбросил с ног тесные ботинки. Он долго молчал, прежде чем снова заговорить:

— Мы не знаем, что именно должно быть сделано на Земле. Нам удалось только примерно установить, кто это должен сделать.

— Я?

— Нет. Одно время мы так думали и потому позволили Астопелу манипулировать вашей жизнью. Отсюда и появление старого пса, и записки Антонии, и ваше путешествие в будущее… в общем, все. Мы надеялись, что это поможет вам понять, что от вас требуется. Но мы ошибались. Вы не тот человек, мистер Маккейб. Теперь мы в этом уверены. Но времени остается мало, и мы должны быстро найти нужного человека.

— Из-за приближающегося миллениума?

Он пренебрежительно махнул ладонью.

— Миллениум — это ваши земные заморочки, не больше. Работа над вселенской машиной началась гораздо раньше, чем две тысячи лет назад. Но каждая деталь должна быть закончена и встроена в надлежащее место в определенное время. Человечеству на выполнение его части работы были даны миллионы лет. К сожалению, оно свое задание еще не закончило, и задержка вызывает все нарастающее беспокойство… Такого нельзя допустить. Работы ведутся строго по графику, хотя по земным меркам он может показаться чересчур гибким.

— Кто вы по профессии на своем Крысином Картофеле?

— Кресин Артофель. Администраторы и аварийные монтеры. Наша задача — следить, чтобы каждый компонент поставлялся завершенным и в назначенное время. Мы ходим по фабрике с блокнотами, проверяем, соответствуют ли поступающие детали проектному заданию. Если что-то неладно, если происходят ошибки, наша задача их исправлять.

— И часто такое случалось?

— Столько раз, сколько молекул в листке перечной мяты.

— После вашего рассказа я себя чувствую просто козявкой, Барри. И что я, по-вашему, могу сделать, чтобы внести свою лепту в строительство вселенской машины?

— Умереть.

Львы на завтрак

В молчании мы выезжали со стоянки на дорогу. Барри правду сказал — с того момента, как мы с ним вышли из машины, и до нашего возвращения в салоне ничего не изменилось. Вот разве что Магда хотя и оставалась по-прежнему без сознания, выглядела теперь какой-то умиротворенной, как будто у нее сняли груз с плеч. Наверно, так оно и было. Мне хотелось только одного: сидеть рядом и смотреть на нее. Думая о том, как же много она для меня значит, я знал, что с ней теперь все будет в порядке. С моих плеч тоже вроде как бы сняли груз, и, к моему великому удивлению, я был почти спокоен. Я знал, что поступил правильно, хотя это и означало конец всему, что я любил и на что надеялся.

Иногда счастье — это как гул самолета где-то в вышине. Закидываешь голову, смотришь, но в небе не видно ничего. Туда смотришь, сюда, но самолета нигде нет, хотя звук никуда не делся и даже нарастает. Ты обшариваешь глазами небосвод. А сам думаешь: ну что за глупость. Но все равно продолжаешь поиски, и если они наконец-то дают результат, испытываешь облегчение. Большую часть своей жизни я искал самолет в тех частях небосвода, где его не было. После нашей женитьбы я поделился этим сравнением с Магдой, и она сказала, что это ей напоминает песню в стиле кантри-энд-вестерн. Я сказал: так, мол, тебя и так, а она ответила: сделай одолжение.

— Где Джордж и Паулина?

— Едут за нами следом, как прежде.

— Что скажут врачи, когда обследуют Магду?

— Обнаружат, что у нее опасно низкое давление, и пропишут разные лекарства.

— А когда эта… штука даст мне о себе знать?

— Через несколько дней у вас начнутся головные боли. Ваше состояние будет стремительно ухудшаться. Все произойдет быстро.

— Если вы смогли засунуть в меня ее опухоль, то почему не можете найти того, кто должен соорудить деталь для вашей машины?

— Поверьте, мы старались. Но, в сущности, мы можем манипулировать только тем, что есть или уже было, мистер Маккейб. Например, Антония Корандо была очень талантливой художницей, которая уже начала принимать героин. Она так или иначе умерла бы в ближайшие полгода. Мы продемонстрировали вам ваше будущее, такое, каким оно было бы, иди ваша жизнь своим чередом. Но, говоря начистоту, мы многого на Земле не смогли понять. В нашем восприятии есть огромные прорехи. Внедрившись в вашу жизнь, Астопел продемонстрировал нам пределы наших возможностей.

— Так может, вы и тут ошибаетесь, может, вы переместили мне ее опухоль, а из этого ничего не выйдет и она все равно умрет?

— Маловероятно, хотя полностью исключить такого нельзя. Могу, однако, гарантировать, что если вам обоим сейчас сделают томографию, то у вас обнаружится опухоль, а у Магды — нет.

— Но вы тем не менее не на все сто процентов уверены в результате?

— Нет, и я бы вам солгал, ответив иначе. Мы все еще пытаемся понять, как что работает на вашей планете, но беда в том, что у нас просто нет времени нормально это выяснить.

— А старина Флоон как сюда попал?

— Это Астопел подгадил, — пожал плечами Барри. — Прислал его сюда, чего делать никак не следовало. Он надеялся, что это вас подстегнет.

— Флоон знал обо мне и Джи-Джи. Это его Астопел просветил?

— Да. Теперь Астопел знает почти столько же, сколько вы сами.

— А он с этими знаниями не может устроить какую-нибудь жуткую гадость?

— Да, может.

— Почему ж вы его не прикончите?

— Мы обдумываем такую возможность.

— Может, мне самому этим заняться?

— Я вам сообщу о нашем решении. А пока выбросьте это из головы.

— Вы уверены, что тот, кто вам нужен, находится в Крейнс-Вью?

— Абсолютно. И мы уверены, что вы с ними знакомы.

Барри рассказал мне и кое-что еще: ответственным за вклад землян в создание вселенской машины был не один человек — четверо. Трое уже завершили свою часть работы. Когда я спросил, что же такое они создали и можно ли мне это увидеть, он полез в карман и вытащил то самое перо.

— Черт возьми! Вот, оказывается, почему проклятая штуковина меня преследовала! Но перья не людское творение — птичье. Отыщите эту птичку, и ваши проблемы решены.

— Это перо — творение рук человеческих. Есть и кое-что еще.

Из того же кармана он вытащил кусочек кости серебристого цвета, который я нашел в земле, когда в первый раз хоронил Олд-вертью. Я выжидательно смотрел на Барри, полагая, что у него есть эффектная завершающая фраза к этой демонстрации.

Ничего такого не последовало. Он держал перо и кость на ладони и смотрел на них. А у меня вдруг помимо воли, как-то само по себе и сразу, без какой-либо связи с остальным, вырвалось:

— Как грести в лодке, плывущей по деревянному морю?

Он щелкнул пальцами свободной руки. В небольшом пространстве машины звук получился ужасно громкий. Как будто ветку сломали.

— Отлично, мистер Маккейб, вы вспомнили вопрос Антонии. Это-то и есть третья составляющая. Теперь нам только и остается, что найти четвертую.

— Но как я об этом узнал, Барри? Как я догадался, что вопрос был третьей частью?

— Потому что вы настроились на нашу частоту. Отыскали наш канал. — Улыбаясь, он стал измерять Магде давление. — Теперь вы сможете улавливать наши сигналы.

— Объясните нормальным языком, что это значит.

— Это значит, что вы начинаете понимать.

— Но что может быть общего между этим пером, костью и вопросом?

— Не знаю. Мы надеемся, четвертая часть все это объяснит.

В больнице нас ждали Майкл и Изабелла Закридес. Они немедленно переняли бразды правления от фельдшеров, даже сестер, пришедших им помочь, выставили вон. Закридесы — старые наши друзья, к тому же оба прекрасные врачи. Когда много лет назад меня подстрелили, Майк спас мне жизнь. Глядя, как он и его жена везут по коридору носилки с Магдой, я подумал, что скоро ему придется снова заняться моей персоной, когда chezmoi[13] начнет гаснуть свет. Но прежде чем я успел до конца проникнуться этой обнадеживающей мыслью и почувствовать себя несчастным, мое внимание привлекло кое-что в дальнем конце коридора. Еще раз удостоверившись, что Магда в данную минуту во мне не нуждается, я поспешил туда.

В самом конце стоял Билл Пегг и внимательно слушал низенькую врачиху со стрижкой монахини. Ее менторский тон за десять футов вызвал у меня зубную боль. Как только я подошел, Билл жестом ее остановил.

— Погодите, доктор. Это начальник полиции Маккейб. Он должен услышать все сначала.

— В чем дело, Билл?

— Шеф, это доктор Шеллбергер. Брунгильда Шеллбергер. — Он приподнял бровь — самую малость, — но мне все сразу стало ясно.

— Здравствуйте, доктор, что здесь происходит?

— Белый мужчина по имени Джон Петанглс был доставлен к нам полчаса назад с огнестрельными ранениями живота и бедра.