Сестрички с Севера - Шэн Кэи

– Чжу Лие умерла, я видела ее и живой и мертвой, я боюсь, и мне очень плохо.

Чжу Лие погибла как раз вовремя – у Цянь Сяохун появился достойный сочувствия повод уйти из отеля «Цяньшань». Ляо Чжэнху молча обдумывал что-то минуты три, а потом решил, что слова Цянь Сяохун не лишены основания.

– Хочешь пойти в больницу матери и ребенка в регистратуру?

– Это где?

– В пригороде. У меня там дядя работает главврачом.

– А что за работа? Типа врача?

– Ну да, будешь ходить в белом халате, как врач, да и куда более приличная работа, чем в отеле… Разумеется, я не говорю, что ты чем-то неприличным занимаешься, просто когда говорят про отель, то сразу нехорошее на ум приходит.

– Ого! Оказывается, ты тоже с предубеждением относишься! – Цянь Сяохун перевернулась и легла сверху на Ляо Чжэнху.

– Так хочешь или нет? Подумай! – Ляо Чжэнху закрыл глаза.

– Разумеется, хочу! Еще спрашиваешь! Когда я тебя не слушалась? – Цянь Сяохун прижалась к нему.

– Ты же умница. Честно сказать, там целая очередь из студентов, которые хотят работать в регистратуре, не веришь, сама сходи на биржу труда и посмотри, что там делается. Пока заполнишь анкету – уже вспотеешь.

Часть девятая

ВРОДЕ КАК ЛЮБОВЬ

Больница матери и ребенка располагалась в восьмиэтажном здании, а под прямым углом к нему примыкало общежитие сотрудников. Главное здание было облупившимся и пестрым, с долгой историей, а общежитие напоминало новый побег на старом дереве – его белоснежная облицовочная плитка всегда была чистой, как будто омытой дождем. Стоя на балконе восьмого этажа, можно было смотреть вдаль, и если погода ясная, то взгляд касался небоскребов, уходивших за облака, которые плыли по небу, словно рыбки, резвящиеся в синем море, а дома казались рифами или прекрасными кораллами. А еще можно было повернуть голову налево, и было видно море, бескрайнее, как небо, а рыбацкие лодки парили в нем, словно птицы. А если, как ни крути, решения проблемы нет, то самый простой способ – броситься с восьмого этажа головой вниз.

Непонятно почему пятнадцатилетняя работница парикмахерской А-Юэ решила сигануть оттуда, но она определенно разглядела и прекрасные здания среди облаков, и море, поэтому просидела довольно долго на краю крыши, словно птица на жердочке, не переставая при этом орать: «Не подходите! Не подходите! Если кто подойдет – я прыгну!»

Внизу собралась толпа, люди запрокидывали головы и восхищались отвагой пятнадцатилетней девушки. Больница опустела, кроме лежачих больных, все высыпали на улицу, врачи в белых халатах тоже затесались в толпу и стояли, разинув рот от удивления. Зеваки жаждали скорейшей развязки, желательно трагической, чтобы было более волнующе, хотелось чего-то такого, что заставляет сердце биться быстрее, ужасаться и бояться, но на что все втайне надеются. На крышу поднялись главврач, господин Ляо, все ответственные лица больницы, а еще полицейские, которых вызвали по телефону ПО92, всего чуть больше десяти человек, и они, глядя на А-Юэ, стоявшую на краю пропасти, не знали, что предпринять. А-Юэ отчаянно рыдала, но никто не понимал ее родного диалекта. Секретарь дирекции больницы без конца тянула к девушке правую руку и приговаривала:

– Сестричка, сестричка, дай руку, давай поговорим.

А-Юэ словно бы понимала, что рука обманет, ее слезы разлетались во все стороны, она недоверчиво качала головой и безостановочно что-то лепетала, вроде как выдвигала какие-то условия. Один из заведующих нервно ворчал:

– Твою ж мать! У нас скоро проверка, почему она решила отсюда сигануть? Вот ведь невезуха!

Народ все прибывал. Главврач забеспокоился. Все происходило в подведомственной ему больнице, и, хотя девушка не относилась к пациентам, это плохо скажется на их репутации, поползут слухи, и это до крайней степени неблагоприятно. Однако с девицей даже не пообщаться, это разговор глухого с немым, а ослиная голова, как говорится, не подходит к лошадиному рту, как ни прилаживай.

– Господин Ляо, я понимаю, что она говорит. – Цянь Сяохун сначала наблюдала за происходящим снизу, а потом очутилась на крыше.

– Быстрее! Уговори ее не прыгать! – главврач вытер пот.

День выдался жаркий, солнце в восемь-девять утра уже беспощадно злобствовало, несколько обесцвеченных прядок челки девушки ярко блестели и переливались на солнце. Она была маленькой: возраст маленький, росточек маленький, личико маленькое, совсем еще ребенок. Одета она была в коротенький темно-зеленый топик, по последнему писку моды открывавший пупок, а джинсовые шорты с рваными краями практически не прикрывали ягодицы, кожа была темной, поскольку девушка давно не мылась. Она не казалась сексуальной, поскольку одежда висела мешком, грудь была впалой, кроме того, у девушки явно случилась беда, раз она собралась прыгать.

– Сестричка, ты родом из такой-то деревни? – спросила Цянь Сяохун на своем родном диалекте.

А-Юэ остолбенела и покивала головой.

– Если у тебя какие-то трудности, расскажи мне, мы тебе все поможем, ты не бойся. – Цянь Сяохун приблизилась на несколько шагов.

– Не подходи! Не подходи! Вы мне не сможете помочь! – завопила А-Юэ и попятилась.

Толпа внизу загалдела.

– Расскажи. Мы попытаемся. Поверь мне. Я родом из тех же мест. Не двигайся. Я искренне хочу тебе помочь. – Цянь Сяохун заволновалась: если эта девочка сейчас прыгнет, то это будет и ее вина.

– Меня… меня обманули… я работала в парикмахерской… забеременела, и хозяйка вышвырнула меня на улицу… денег нет, а еще-е-е… – А-Юэ хотела разрыдаться в голос, но сдержалась, ей хотелось разразиться потоком слез, но слезы словно кончились, так что девушка просто осталась стоять в той же позе, готовая в любой момент прыгнуть.

Цянь Сяохун пересказала главврачу то, что сказала девушка, тот принял решение:

– Скажи, чтобы не беспокоилась, в больнице помогут ей сделать аборт, все бесплатно, кроме того, поможем разобраться с материальными затруднениями, выделим матпомощь в размере тысячи юаней.

Цянь Сяохун сказала, что главврач пообещал перед всеми. А-Юэ сначала колебалась, но уже молчаливо подпустила Цянь Сяохун почти вплотную к себе, и Цянь Сяохун встала рядом на краю. Цянь Сяохун показала вдаль и проговорила:

– Посмотри в ту сторону, а потом вон в ту.

Взгляд А-Хун двигался по кругу вслед за пальцем Цянь Сяохун, а потом девушка осела с горьким плачем и плакала так жалобно, как ребенок, оставшийся без мамы. Когда А-Юэ забрали с края крыши, зеваки, собравшиеся внизу, всей толпой ринулись обратно в больницу, заполонили коридоры так, что яблоку было негде упасть, и прошло довольно много времени, прежде чем давка рассосалась. Врачи срочно осматривали А-Юэ на предмет беременности и брали у нее анализы. Решено было сделать аборт сегодня же, а потом оставить девушку на несколько дней в палате, после чего дать немного денег и отправить восвояси, чтобы побыстрее избавиться от несчастья, стучавшегося в двери. Цянь Сяохун, словно переводчик, постоянно находилась рядом с А-Юэ.

– Кто только воспитал такую дочь, зла не хватает! – проворчала доктор Чэнь Фанъюань из отделения акушерства и гинекологии, качая головой, и начала опрашивать пациентку: – Как зовут?

– Линь Чжунъюэ.

– Сколько лет?

– Пятнадцать.

– Как давно были последние месячные?

– Два с половиной месяца.

– А? Это уже проблема. Комитет по контролю за рождаемостью недостаточно распространяет информацию. – Доктор Чэнь снова покачал большой головой.

Когда пришли результаты анализов, врачи всполошились, словно табун разволновавшихся лошадей. Оказалось, что у девушки венерическое заболевание, да еще и в стадии обострения, так что операцию пока делать нельзя. Когда Цянь Сяохун рассказала Линь Чжунъюэ о результатах обследования, та сохраняла спокойствие.

– Ты хоть знаешь, что такое венерическое заболевание? – удивилась Цянь Сяохун.

– Знаю. Давно знаю. – Линь Чжунъюэ улыбнулась, продемонстрировав желтые зубы.

– И ни чуточки не боишься? Не волнуешься?

– Боюсь и волнуюсь, я только что чуть с крыши не сиганула. Но ведь врачи сказали, что меня вылечат, чего бояться? Это же не СПИД.

Ли Чжунъюэ продемонстрировала удивительную искушенность.

– А сколько ты в парикмахерской работала?

– Четыре месяца.

– Каждый день принимала клиентов?

– В общем да. Деньги отдавала хозяйке, а сама получала каждый раз только двадцать юаней. Когда хозяйка узнала, что я залетела, да еще и подхватила нехорошую болезнь, то вышвырнула меня.

– Надо на нее настучать! – рассердилась Цянь Сяохун.

– Не стоит, там еще несколько сестричек работают, если их полиция схватит, то проблем не оберутся, а они просто хотят чуток подзаработать. – Линь Чжунъюэ проявила осмотрительность.

Цянь Сяохун нечего было сказать, она лишь ощутила, как засосало под ложечкой. После этого разговора ей внезапно пришла в голову мысль написать статью о том, как больница матери и ребенка протянула руку помощи девушке, приехавшей на заработки. Главврач отредактировал текст и послал статью в местную газету. Все это вышло случайно, и Цянь Сяохун не думала, что статья вызовет такой общественный резонанс в обстановке, когда у врачей проблемы с профессиональной этикой: они равнодушно относились к пациентам и думали только о красных конвертах. Говоря словами главврача Ляо, статья значительно подняла степень узнаваемости больницы матери и ребенка. Главврач Ляо вызвал всех ответственных лиц на собрание и предложил перевести Цянь Сяохун в агитационный отдел, чтобы она занималась вопросами пропаганды, так что случай с Линь Чжунъюэ стал переломным моментом для карьеры Цянь Сяохун после шести месяцев работы в больнице.