Кровь Севера - Александр Мазин

– Не пугай нас, колдун!

Хороший голос. Низкий, угрожающий. Рычащий.

Не знаю, что подвигло мне. Просто захотелось. И я тоже зарычал. Низко, грозно. Так рычит волк, предупреждая: это моя добыча.

Хорошо получилось. Естественно.

Желтобородый брат женоубийцы Сторкада дрогнул. Не рукой. Только веком. Моргнул.

И подарил мне те самые полсекунды.

Подшаг вперед, с уходом под руку (и клинок уже глядит не в меня, а мимо), толчок – и назвавший меня колдуном врезается в своего родича, лишая его возможности атаковать…

Вместо него ударил стоявший сзади и слева. Боковым зрением я поймал выпад и «укрылся» за могучим туловищем первого противника, одновременно выхватывая из ножен Вдоводел.

Глупость, скажете? Тропа передо мной была свободна. Я мог бы дать деру… И скорее всего умер бы, потому что викинги бегают быстрее меня.

Но я не думал бегстве. Потому что за минувшую секунду я понял еще одну немаловажную вещь. Все викинги – крутые парни. Но – разного уровня крутости. И возьми меня в оборот четверка бойцов уровня покойного Сторкада – во мне уже понаделали бы несовместимых с жизнедеятельностью дырок. Но четверо родичей не относились к норманской воинской элите. Они запросто порубили бы десяток франкских пехотинцев… И у них был почти стопроцентный шанс прикончить меня… Но они его упустили.

Теперь – повеселимся! Мой Белый Волк стоял напротив меня, на опушке. И улыбался во все зубы.

Уже знакомое безмятежное спокойствие объяло меня. Убьют меня или нет – это не так уж важно. Четверо, шестеро… Хоть двадцать противников. Ну убьют меня… Какая разница! По-любому всё будет хорошо!

«Ты не один, – улыбался мне белый красавец. – Ты – малая часть Великого Мира. Он был, есть и будет, независимо от исхода вашей маленькой драчки. Следовательно, и ты тоже – будешь».

Я засмеялся, легко и радостно. Подбил вверх сильной частью клинка летящий мне в шею меч и нанес мощный, но элегантный укол. Примерно так, только более грубо мой ученик Скиди когда-то парировал эффектный удар Гуннара Гагары.

Попал я не в шею, как намеревался, а в нижнюю челюсть. Челюсти у скандинавов крепкие. Опять-таки – волосяной покров имеется. Однако заплетенная в тугую косицу борода – слабая защита против закаленной стали. Жало Вдоводела вошло в кость так легко, что я почти не ощутил сопротивления. Я отдернул меч, собираясь уколоть еще раз, но мой противник и без того начал заваливаться назад, а сорвавшиеся с моего клинка капли крови упали прямо к лапам моего Волка. И Белый, не сводя с меня глаз, наклонил башку и лизнул смоченную влагой жизни траву.

Ну да, я смотрел на Волка, а не на свирепых датчан, набросившихся на меня разом. А зачем мне на них смотреть, если я и так провижу все их проделки? Вот этот намеревается сбить меня щитом, а тот – принять на свой щит мой удар (если таковой будет) и атаковать снизу, из-под щита. Если я уйду прыжком, то первый скорее всего меня достанет. А если отпрыгну, то окажусь левым боком к третьему братцу, который достанет меня уже наверняка. Какая славная и беспроигрышная комбинация… И я ломаю ее одним движением, просто ухватив свободной левой рукой за край толкающего меня щита и выворачивая его в направлении движения.

Весу во мне – три четверти от нормального нормана, но вес не имеет значения, когда выбран правильный вектор усилия. А у меня сейчас все движения – правильные. Потому что я сейчас – как наш драккар, скользящий над волнами и управляемый безошибочным кормилом Ольбарда Синеуса. Я не разбиваю морские волны, а «прогибаюсь» вместе с ними, скольжу на тончайшей прослойке воздуха, отделяющего дерево от воды.

Мой противник… Нет, скорее партнер. Партнер в великолепном и смертельном танце, партнер и ведомый. Я тяну за щит, а он удерживает рукоять и движется следом, по моей воле, втягивая в мой танец остальных: того, кто должен был «принять» меня, и третьего, которому было назначено вогнать клинок мне в бок или в спину. Третий бросается ко мне. Он очень торопится, но всё равно его братец, тот, что тянется за своим щитом, оказывается между нами раньше. И в этот момент я отпускаю щит и инерция бросает его хозяина на брата. Прямо на меч. Нет, он конечно успевает убрать клинок. И даже отклониться в нужную сторону, чтобы братец в него не врезался. Но… Перекрывает линию атаки другому брату. И его правая рука (он отвел ее, чтобы не поранить родича) очень удачно оказывается как раз на умбоне его собственного щита. Мне остается лишь ударить. Не слишком сильно. В этом нет необходимости. Умбон щита выступает плахой, на которой в момент удара лежит правая кисть датчанина.

Лежала. Теперь она летит на землю вместе с мечом, а ее недавний обладатель рефлекторно делает выпад в мою сторону (так часто бывает – боли-то нет, шок), но вместо смертоносного железа в меня летят куда менее опасные кровавые брызги.

А я уже проскальзываю – протекаю мимо – к третьему братцу. Мне легко и радостно от того, как… мне легко и радостно. Я на самом стержне жизненного потока. Что может быть лучше? Но мой очередной партнер этого не понимает. Мой смех, похоже, вызывает у него страх. И, как положено воину, испуганный, он нападает. Немедленно.

Но недостаточно быстро. Мы уже слишком близко для такого замаха. Я перехватываю свободной левой его правую руку – за край доспешной рубахи – колю Вдоводелом в бедро, доворачиваю клинок, расширяя рану, толкаю сторкадова брата плечом, он падает на тропу, боком, на свой щит…

И я лечу следом, сбитый с ног мощным ударом щита.

Ошибка. И я знаю, почему так произошло. Понимаю даже раньше, чем приземляюсь на упавшего датчанина. Потому что – кайф. Я слишком увлекся им. А – нельзя. То есть можно испытывать и радость и восторг от моего состояния. Но восторг, а не ВОСТОРГ!

Этот грубый толчок и боль, которую испытывает моя спина, мгновенно (я успеваю поймать укоризненный взгляд Волка) приводят меня в чувство. И падаю я уже правильно. Не на крестовину меча, которой раненый в ногу датчанин «заботливо» целит мне в глаз, а защищенным кольчугой плечом – на его клинок. Датчанин кричит. Другая часть перекладины вонзается ему в щеку. А я уже перекатываюсь на спину и встречаю Вдоводелом набегающего третьего. Набегающего, чтобы добить, но натыкающегося ногой на жало Вдоводела. Я мог бы ударить его под кольчужную юбку, в пах. Но – пожалел. Клинок «всего лишь» вспорол икру. И увяз.

Но ненадолго. Подрубленный начал падать на меня – и я «встретил» его упором ноги в живот. Так что третий братец Сторкада полетел дальше, а мой меч высвободился.

Кажется, всё. Я встал. В голове медленно таял хрустальный звон.

Волк ушел.

Остались четверо порубленных-порезанных родичей Сторкада и я. Не скажу, что без единой царапины – синячина на спине будет, это факт, – но главное цело и настроение бодрое. Да и с чего притомиться? Судя по количеству нанесенных и отбитых ударов прошло меньше минуты.

Я оглядел поле битвы. Забавно получилось. Все четверо мстителей за коварно загубленного родича живы. Первый братан валяется без сознания – челюсть я ему знатно покорёжил.

Второй сидит на земле, поспешно накладывая жгут на укороченную руку. Нет, парень, ты не берсерк. Кровь так и хлещет.

Третий лежит на боку, зажимая ладошкой развороченную щеку и опрометчиво игнорируюя кровотечение из бедра.

Четвертый – в отрубе. Надо полагать, приложился башкой, когда приземлялся. У него рана и вовсе пустяковая. Дырка в мышце. Зарастет, если перевязать вовремя. В отрубе – или придуривается? Нет, не придуривается. Нос конкретно на сторону. Вот они, проблемы открытого шлема.

Я вернулся к первому. Пнул его по колену, приводя в чувство.

Потом махнул Вдоводелом перед его носом, сбрасывая с лезвия кровь. Норман прижмурился: капли на личико попали, – и вцепился в рукоять заткнутого за пояс топорика. Не потому, что намеревался драться. Решил: убивать его сейчас буду.

– Вот мое главное колдовство! – Я поднес жало меча поближе. Норман не выдержал, скосил глаза на полированный металл с элитным «булатным» рисунком, промычал что-то…

– Молчи, – сказал я. – Ты уже на полгода вперед наговорился. Я оставлю тебя в живых. И твои братья тоже будут живы. – И вспомнив, что такие парни считают милосердие слабостью, добавил: – По марке за каждую жизнь не кажется мне слишком большой платой. Согласен?

Безрукий кивнул.

– Боги слышали наш договор, – произнес я торжественно, обтер Вдоводел о его плащ и убрал в ножны. – И теперь встань и позаботься о том, чтобы я получил четыре марки, а не две.

Повернулся к нему спиной и двинулся прочь. Рискнет метнуть в меня топор или не рискнет?

Не рискнул. Это правильно.

Забегая вперед скажу: выкуп я получил на следующий день и полностью. Разбогател еще на килограмм серебра. И прибавил еще пару пунктов рейтинга. Хорошо, что парни остались в живых. Увечье прибавляет славы тому, кто его нанес, а не тому, кто получил. Так что теперь братья будут носить на своих телах мою «рекламу». И желающих проверить меня на прочность станет немного меньше. Было бы не худо сочинить какую-нибудь песнь на тему нашей битвы. Сам-то я в искусстве Браги не силен, но можно нанять профессионала…