Герои 1812 года. От Багратиона и Барклая до Раевского и Милорадовича - Алексей Шишов

Перед вечером я по приказу отправился взять команду 3-го корпуса после раненого генерала Тучкова на Старую Смоленскую дорогу, на левый фланг обеих армий…»

Генерал-фельдмаршал М.И. Голенищев-Кутузов представил Коновницына за Бородино к полководческой награде – Военному ордену Святого Георгия 2-й степени. Тому в генеральной баталии, за день 26 августа, довелось командовать и своей дивизией, и багратионовской армией, и 3-м пехотным корпусом, и каре лейб-гвардии Измайловского полка. В наградном представлении на него говорилось:

«…3-я дивизия под предводительством его отняла обратно взятые неприятелем высоты. После этого, сражаясь с Измайловским и Литовским полками, наносил сильное поражение атаковавшим сии полки французским кирасирам, прогнав их с большим уроном.

Сверх того, предводительствуя арьергардом армии от Вязьмы до Бородина, останавливал ежедневно с свойственным ему благоразумием и мужеством стремление неприятеля. Некоторые дела были весьма кровопролитны.

Я сего генерала отлично рекомендую».

Однако Петр Петрович тогда Военного ордена 2-й степени за генеральную баталию с французами не получил: император Александр I порешил наградить героя Бородинской битвы Золотым оружием – шпагой «За храбрость», украшенной алмазами.

В юбилейном 1912 году, когда Россия праздновала 100-летие сражения, на Бородинском поле, на территории Спасо-Бородинского женского монастыря, был установлен памятник 3-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта П.П. Коновницына. В битве дивизия понесла тяжелые потери: 306 человек убитыми, 930 – ранеными и 480 человек пропавшими без вести (среди них был командир 1-й бригады генерал-майор А.А. Тучков).

Голенищев-Кутузов, когда Главная армия начала движение по Можайской дороге от Бородина к Москве, хотел снова назначить генерал-лейтенанта Коновницына начальником арьергарда. Но тот был вынужден отказаться от такой чести: контузии оказались серьезными. Арьергард возглавил «известный опытностью» Милорадович. Во время отхода от Можайска с одного из биваков Петр Петрович отправил семье, жене письмо:

«…Обо мне нимало не беспокойся, я жив и здоров, а щастлив тем, что мог оказать услуги моему родному отечеству…

Я десять дней дрался в арьергарде и приобрел уважение обеих армий. Наконец, вчера было дело генерального сражения, день страшного суда, битва, коей, может быть, и примеру не было. Я жив, чего же тебе больше, и спешу сим тебя порадовать…

Я командую корпусом. Тучков ранен в грудь. Тучков Александр убит. Тучков Павел прежде взят в плен. У Ушакова оторвана нога. Дризен ранен. Рихтер тоже. Раненых и убитых много. Багратион ранен. А я ничуть, кроме сертука, который для странности посылаю…

Дивизии моей почти нет, она служила более всех, я ее водил несколько раз на батареи. Едва ли тысячу человек сочтут. Множество добрых людей погибло. Но все враг еще не сокрушен, досталось ему вдвое, но все еще близ Москвы. Боже, помоги, избави Россию от врага мира!..

Помолись Заступнице нашей, отслужи молебен. Богоматерь Смоленскую я все при дивизии имею. Она меня спасет…»

Русская армия отступила к самой Москве. Собравшийся военный совет в Филях решал вопрос: давать новое генеральное сражение Великой армии Наполеона под стенами первопрестольной Москвы или нет? Участником совета был и П.П. Коновницын. О его убежденной позиции в том нелегком разговоре командного состава Главной армии говорится в «Журнале военных действий»:

«…Генерал Коновницын, находя позицию пред Москвою невыгодною, предлагал идти на неприятеля и атаковать его там, где встретят, в чем также согласны были генералы Остерман и Ермолов; но сей последний присовокупил вопрос: известны ли нам дороги, по которым колонны должны двинуться на неприятеля?»

То, что было сказано Петром Петровичем на военном совете в Филях, бравадой назвать никак нельзя. По своему характеру ведения боевых действий, как это было, к примеру, в Финляндии против шведов, или в деле под Островно, Коновницын поступал именно так. Но обязательно при условии, если такой ход действий требовала ситуация. Он стремился играть на войне в упреждение атакующих, наступательных ходов противной стороны. Та при этом ставилась откровенно в затруднительное, а еще лучше в невыгодное положение.

Сейчас можно только дискутировать о том, как бы развивалась кровавая драма для двух армий под стенами Москвы, дай русская армия, по мысли Коновницына, «встречный ход» Наполеону и завязав с ним повторную битву. Думается, что в истории Отечественной войны новое генеральное столкновение после Бородина было бы также названо «Битвой гигантов».

…После оставления Москвы генерал-лейтенант П.П. Коновницын был назначен дежурным генералом кутузовского штаба («дежурным генералом всех армий») и находился в этой должности все время контрнаступления Главной русской армии, вплоть до занятия города Вильно и выхода ее к границам Восточной Пруссии. Кутузовский приказ о том от 4 сентября 1812 года был объявлен по Главной армии:

«Командуя по высочайшей воле всеми армиями, определяю по всей той части дежурным генералом генерал-лейтенанта Коновницына, которого отношения, по власти от меня делаемые, принимать повеления, как мои собственные».

Коновницын был назначен не просто дежурным генералом. По воле главнокомандующего он обладал «всею властью начальника штаба, при котором звании граф Беннигсен, не заслуживший никакой доверенности, остался только номинально».

Голенищев-Кутузов, как считает ряд исследователей, назначил твердого в решениях и безупречного по биографии Петра Петровича дежурным генералом с большими властными полномочиями неспроста. Причиной тому была личность Беннигсена, «имевшего надежду свалить главнокомандующего». Это было не просто не скрываемое от посторонних желание наемника на русской службе, а нечто большее.

Во-первых, Левин Август Готлиб Беннигсен, бывший подполковник ганноверской армии, имел личную переписку с императором Александром I и негласно «присматривал» за главнокомандующим. Во-вторых, он играл в дворцовых интригах не последнюю роль: известно по свидетельствам, что именно его шарфом был задушен император Павел I, хотя сам граф в эту минуту «отсутствовал» в комнате, где совершалось цареубийство.

Здесь надо пояснить и следующее. Ганноверец генерал от кавалерии Л.Л. Беннигсен, много интриговавший против Голенищева-Кутузова, сам поставил себя «вне рядов армейского генералитета». Дело вскоре дошло даже до того, что император Александр I переслал лично Михаилу Илларионовичу очередной донос Беннигсена на него, отправленный на высочайшее имя. Главнокомандующий, прочитав «верноподданнейшее послание на высочайшее имя из действующей армии», тотчас потребовал, чтобы клеветник покинул армию. И тому, «потолкавшись некоторое время в войсках волонтером в чине генерала от кавалерии», пришлось убыть в столицу.