Посох Богов - Евдокия Филиппова

С южной стороны цитадель защищала толстая земляная оборонительная насыпь. Сразу же у стены, с внутренней стороны, — открытое пространство с загоном для скота. Жилые постройки внутри этого пояса теснились ближе к северу города. Дома были в основном самые обычные, из дерева, состоящие из пристроек, выступающих с обеих сторон и центральной овальной части.

От прохладного свежего воздуха у Ариты закружилась голова. Она покачнулась и упала бы, если бы кто-то не подхватил её под руку.

Киммерийка оглянулась.

Рядом стоял молодой плечистый скиф. Длинные русые волосы, густые и мягкие, как степные травы, покрывала скифская шапка. Тёмные глаза смотрели остро и хмуро, словно сквозь облака едва пробивалось солнце. Мех на его накидке, перехваченной поясом с массивной золотой пряжкой, трепетал при малейшем дуновении ветерка, отчего скиф был похож на льва.

Не успев опомниться, Арита оперлась на его руку, и её пронзило, словно молнией. Она вздрогнула и выдернула ладонь.

Скиф не засмеялся. Напротив, он ещё больше нахмурился, словно его тоже обожгла её маленькая горячая ладонь.

— Меня зовут Тирсай, — голос скифа прозвучал низко и глухо.

— Арита, — коротко ответила киммерийка и поспешила уйти прочь.

С того дня она видела Тирсая почти каждый день.

То он проходил мимо, то оказывался рядом с ней за трапезой. Но ни разу они не заговорили друг с другом.

Однако, Арита никак не могла понять, почему она всё чаще думает о нём, почему он попадается ей на глаза — то ли он постоянно рядом с ней, то ли она невольно оказывается поблизости.

В тот день был праздник Великой Богини Табити. В честь покровительницы одной из самых могучих стихий — огня — готовилась совместная трапеза, на которую участники приносили яства, приготовленные собственными руками для общего стола.

В бронзовых котлах варилось мясо, в собственом жиру жарились кабаньи туши и тушки птиц. Скифы с наслаждением пили из большой золотой чаши, ходившей по кругу, синеватое кобылье молоко и быстро хмелели. Было людно, возбуждённые громкоголосые скифы сновали повсюду, но Арита чувствовала себя чужой среди них, не различая голосов, не узнавая напевов. Ей хотелось остаться одной, и она решила уйти к небольшому ручью, резво вытекавшему из-под городской стены.

Девушка присела у самой воды, обхватила руками колени, опершись на них подбородком, и стала слушать, как звенит вода, сталкивая друг с другом гладкие камешки. Здесь было спокойно и так хорошо просто посидеть, послушать незатейливую песню ручья, вспомнить о Гирте…

Неожиданно совсем рядом, прямо над головой, она услышала:

— Арита? Почему ты здесь одна? Разве ты не пойдёшь на праздник?

Она обернулась на голос и увидела Тирсая.

На скифе был короткий кафтан с длинными рукавами и вырезанным воротом, длинные широкие штаны, заправленные в мягкие кожаные сапоги. На узком ремне висел короткий меч.

— Киммерийцы не поклоняются скифским Богам, — сказала Арита тихо, но непреклонно.

— А каким Богам поклоняешься ты?

Тирсай присел рядом. Его крепкое плечо коснулось плеча девушки. От смущения она напряжённо уставилась на воду:

— Богу, который внутри меня, — ответила она.

Тирсай внимательно смотрел на неё.

— И чему же учит твой внутренний Бог?

— Он учит жить на своей земле, не убивать и не грабить…

Арита осекла себя, понимая, что не смеет дерзить, если хочет убежать отсюда до того, как её казнят за такие речи. Но куда ей было бежать? В степь?

Тирсай же, напротив, решил поддержать разговор.

— А разве у киммерийцев нет культа Великой Богини? — продолжал он. — Культы Богинь плодородия есть почти у всех народов. Египептская Сехмет, семитская Астарта, вавилонская Иштар, греческая Деметра…

— Откуда ты всё это знаешь? — спросила Арита, удивлённая познаниями молодого скифа. Она внимательно посмотрела на его лицо. Это было лицо человека, способного осмысливать жизнь. Она уже чувствовала странную власть его над собой, и боялась её.

— Я служил у царевича Анахарсиса, брата царя Савлия. Царь отправил брата послом в Афины, а я поехал вместе с ним. В Афинах царевич изучал философию у самого Солона, одного из семи греческих мудрецов, получивших знания ещё у египетских жрецов. Когда Савлий призвал Анахарсиса обратно, тот не стал торопиться и по пути домой посетил немало городов. В Кизике, где по преданию жили долионы, потомки греческого Бога Посейдона, на горе Диндим есть святилище фригийской Богини Кибелы, олицетворения матери-природы. У неё есть и более древние имена: лувийская Ати Купапа, микенская Тейайа Матреи, Матерь Богов. Анахарсис говорил, что святилище Кибелы Диндимены на горе над Кизиком основали ещё аргонавты, посетившие город на своем пути в поисках Золотого Руна. Анахарсис принял участие в мистериях в честь Богини. Вернувшись домой, мой хозяин хотел ввести культ Кибелы среди скифов, но царь Савлий страшно разгневался и убил его собственными руками.

Этот скиф, он говорил с ней так, как когда-то с ней говорил с ней Гирт. А она смотрела на его губы, как смотрела когда-то на губы Гирта.

Но они были чужими, незнакомыми, и… она печально опустила глаза.

Вдруг, словно её обдало жаром костра, она остро почувствовала горячее сильное плечо скифа. Арита подняла глаза и увидела в распахнувщемся вороте кафтана могучую грудь Тирсая.

Заполночь уставшие скифы разошлись, и всё стихло.

А чуть позже, перед самым рассветом, когда едва уловимый ветерок принёс из степи запахи влажной после дождя земли и посвежевшей зелени, и ещё что-то такое, от чего замерает сердце, она очнулась в полутёмной палатке. Светильники догарали.

Арита не понимала, отчего так размякла. Куда подевалась её злость? Разве она больше не жаждет мести? К своему удивлению, она осознала, что мстить не хочет. Напротив, ей нравился этот молодой скиф, бывший так близко, рядом, и говорящий с ней так, будто они знакомы с детства. Она вглядывалась в точёное лицо, и не ненавидела ни его, ни себя. Она не видела ничего, кроме глаз и улыбки, такой близкой теперь. Было ясно одно, эта ночь была ночью истинной жизни и глубоко скрытых желаний сердца. Истина была обнажена, а она обнажена как истина. Она не смогла бы сейчас солгать даже в мелочи, в пустяке, потому что поняла — всё, что она делает, теперь имеет значение, каждое слово, как сакральная правда.

— А ты и вправду киммерийская царевна? — неожиданно спросил Тирсай.

Арита растерялась, ведь она помнила, что её приняли за царевну, потому что нашли при ней Лазуритовый Жезл. А вдруг только это обстоятельство заставило скифов оставить ей жизнь?