Башня одиночества - Валерио Манфреди

— Неправда, — сказал он и вытащил из сумки кулон с крылатым конем. — Это твоя вещь, ты положила ее сюда в тот вечер, в Алеппо, и надпись помогла мне найти это место. Это ты привела меня сюда.

— Все должно было случиться не так, — проговорила девушка. — К твоему приходу это место должно было пустовать. К сожалению, все пошло иначе. Мне пришлось остановиться здесь и ждать… Вот почему ты меня нашел. — Она произнесла эти слова решительным тоном и смотрела ему в глаза так твердо, что Филипп снова растерялся.

— Но тогда… зачем? Зачем ты хотела заманить меня в это уединенное место? Только для того, чтобы я, рискуя жизнью… мог продолжать свои поиски?

Девушка кивнула.

— Это невозможно, я тебе не верю. И ты действительно уехала бы, не дождавшись меня, чтобы больше никогда не увидеться?

Она подняла на него глаза, полные столь безутешных слез, что у Филиппа закружилась голова.

— Я не распоряжаюсь своей жизнью, Филипп, — сказала она.

— Но ты располагаешь этим мгновением. Располагаешь своей красотой, и я прошу, не отталкивай меня, потому что иначе я выйду на балюстраду, не скрываясь и не защищаясь. Ты впервые произнесла мое имя, — добавил он, — так позволь мне произнести твое, прошу тебя.

— Арад.

— Арад, — повторил он, словно магическое слово, способное открыть для них дверь, слишком долго остававшуюся запертой.

Она отняла ладони от груди и положила их на плечи молодому человеку, потом обняла его за шею, и Филипп почувствовал, как кровь забурлила в его жилах, словно огненная река, и поцеловал ее в губы, горячие и сладкие, словно фрукты на солнце. И пока она отвечала на его поцелуй и прижималась к его груди, Филипп дрожал от бесконечного волнения, от бесконечного счастья, лаская ее восхитительную грудь, а потом уложил ее на ковры и раздел, любуясь наготой в лунном свете, а она раскрыла ему свои объятия. Он разделся и обнял ее, почти стыдясь белизны своей кожи рядом с ее смуглой красотой.

Она села на него верхом и на мгновение замерла, словно черный идол, словно богиня, высеченная из базальта, потом взяла его руки и положила себе на бедра, чтобы он направлял волнующий танец ее тела, долгий и обессиливающий в лунной тишине… И он последовал за ней, искал ее в каждом вздохе, в каждом стоне, вкушая каждый дюйм ее кожи, пока медленное, величавое движение ее живота не перешло в безудержную дрожь, в дикий спазм, и он ответил ей резким и сильным движением, опьянев от запаха этой первородной женщины, черной Евы, пришедшей к нему из тайны. Он опрокинул ее, накрыв своим телом, сжал в страстных объятиях и проник в ее жаркую плоть, убегая прочь от мира, из пустыни, от покрытых известью стен этой затерянной в пространстве башни, освобождаясь в лунном свете, словно бродячий дух, охваченный дрожью Пегас, летящий над дюнами и горами, над пустыми, безмолвными долинами к седым волнам далекого моря… Потом он упал, рухнул в горячем поту, чувствуя ее неровное дыхание, изнуренный телом, и разум его терялся в пропасти ее больших, черных и блестящих глаз. Они заснули.

Топот копыт пробудил Арад от глубокого сна. Она вскочила, напряженная, словно львица в засаде, подбежала к окну и увидела длинную полосу пыли, блеск наконечников копий и ружейных стволов. Она увидела, как развевается в воздухе огромное пурпурное знамя над длинными голубыми плащами воинов. Поспешно вернувшись к постели, на которой лежал Филипп, охваченный сном, она поспешно разбудила его.

— Скорее, ты должен немедленно уходить! Они убьют тебя, если найдут!

— Но кто? Кто может желать моей смерти? Сельзник, как и я, разыскивающий это место? Ты знаешь человека, гнавшегося за мной в Алеппо? Я не боюсь его и не уйду.

Арад подтащила его к окну.

— Видишь их? Они убьют тебя, если ты не уйдешь. Я ничего не могу тебе объяснить, но если ты останешься, они убьют тебя без малейших колебаний.

— Я не хочу снова потерять тебя. Я останусь.

— Они и меня убьют… Ты этого хочешь? Ты должен уходить, Филипп… Послушай, если моей судьбе суждено перемениться, я сама найду тебя, где бы ты ни был, потому что ты прав: я солгала тебе, я подбросила ту вещицу, чтобы ты нашел меня здесь, я надеялась встретиться с тобой наедине, но судьба распорядилась иначе. А теперь уходи, уходи, прошу тебя!

— Еще одно, — сказал Филипп. — Ты помнишь, там, в Алеппо?.. Я оставил один предмет, маленький серебряный колокольчик в кармане формы. Это… это талисман. Я не могу без него обходиться.

— Твоя форма, — пробормотала девушка. — Я сохранила ее, чтобы вспоминать о тебе и вдыхать твой запах… — Она опустила руку в кожаный мешочек, и Филипп услышал мелодичный звон. Через мгновение в ее пальцах блестел серебряный систр.

— Спасибо! — поблагодарил он. — Спасибо, что сохранила его для меня.

Конский топот звучал теперь совсем близко, слышалось ржание, крики людей.

— Ступай за мной, — проговорила Арад и повела его к лестнице, спускавшейся по спирали вдоль внутренней стены огромного строения в тайную келью, куда можно было попасть через люк. И когда Филипп спустился туда, неожиданно захлопнула крышку над его головой и заперла на задвижку.

— Прости меня, — сказала она, — но это единственный способ тебя спасти. Через два дня кто-нибудь откроет люк, и ты окажешься на свободе. Прощай!

Филипп яростно колотил кулаками, но тщетно. Арад была уже далеко: она поднялась на верхнюю балюстраду в тот момент, когда распахивались ворота и многочисленный отряд воинов въезжал внутрь. Их вел Амир.

— Я слишком долго не видел твое лицо, Арад, — приветствовал он ее. — И не мог больше обходиться без тебя. Надеюсь, все хорошо.

— Все хорошо, Амир. И я рада тебя видеть.

Она спустилась во двор, где мужчины черпали воду из колодца, чтобы напоить животных.

— Момент близится, моя госпожа. — Амир подошел к ней. — Через пять недель, начиная с сегодняшнего дня, завершится цикл созвездий и свет Знания засияет во всем своем великолепии над Песками призраков, над Башней Одиночества. Царица излечится.

Но сейчас мы должны взять сокровище. Я уже договорился с халдейскими торговцами, и они везут в сторону моря огромное количество нефти. Оружие, самое современное, самое мощное, уже покинуло Тартус, непобедимые клинки куются в Дамаске. А теперь мы должны достать золото, чтобы за все это заплатить. Возьми из сокровищницы скипетр Черных Цариц. Мы тысячу раз упражнялись в этом испытании и не можем промахнуться. Если у тебя получится, если твой ключ поразит цель в тот самый момент, когда мой поразит вторую, дверь распахнется и ты получишь скипетр. Ты продлишь свою династию, а я буду умолять у твоих ног, чтобы ты удостоила меня взглядом.

— Благодарю тебя, Амир. Я тоже с нетерпением ждала твоего приезда. А теперь поднимусь в свою комнату и дождусь там рассвета, когда ты позовешь меня на испытание. Отдохни и ты, восстанови свои силы и дай покой своим людям. Я буду бодрствовать в одиночестве, чтобы сосредоточить энергию разума и тела. Я всю жизнь ждала этого момента.

Амир поклонился и вернулся к своим людям, отдал им распоряжения на грядущий день и удалился в комнату, находившуюся рядом с комнатой Арад, чтобы ждать рассвета.

Войдя к себе, Амир запер дверь, разложил на полу маленький ковер и сел на него, касаясь ягодицами пяток. Он открыла кожаный футляр и достал свой ключ — наконечник стрелы из вороненой стали в форме звезды. Он выбрал для себя более сложный ключ, потому что не сомневался в успехе, столь велико было его желание оказаться избранником будущей королевы Калат-Халлаки.

Молодые люди заперлись в своих комнатах и сидели на полу, пристально глядя на наконечники стрел, лежащие на ковре перед ними, и ждали, пока свет нового дня не зажжет их, словно алмаз, сообщая, что настал час испытания.

Лучи восходящего солнца осветили голову крылатого коня на вершине башни, затем стекли по его груди и растрескавшимся крыльям на каменную стену, медленно заливая ее чистейшим светом, проникли в комнату Амира, обращенную на восток, и лишь потом — в комнату Арад.

Оба вскочили, сняли со стены луки и надели свои наконечники на древко стрелы. Аккуратно закрепив их, спустились вниз.

Они встретились в центре пустынного двора, все еще погруженного в тень, и долго смотрели в глаза друг другу. И Амир ощутил что-то новое в ее взгляде — мерцающий огонек, словно душа девушки была неспокойна. Он оглядел стены башни, где несли свою службу часовые, обращенные ко всем сторонам света, и дождался, пока один из его людей шагнул вперед, сжимая ружье. То был условный знак, увидев который он обернулся к девушке и сказал:

— Идем, Арад, пора.

Они отправились вниз по лестнице, спускавшейся в подвал, и пошли по коридору, ведущему в самое сердце башни, молча ступая бок о бок, сжимая в руках луки и глядя перед собой, но в ушах Арад все еще звучали слова Филиппа, а кожа помнила его прикосновения.