Призраки не умеют лгать - Анна Сокол

— Раиска поварихой в школе работала, — она ткнула пальцем в одутловатое женское лицо во втором ряду.

Мачеха Маринаты выглядела массивной, даже спрятавшись за спинами коллег. Обычная тётка, изрядно потрёпанная жизнью, уставшая и давно переставшая надеяться на лучшее. Обвисшие щеки, кривая улыбка и небрежно собранные в воронье гнездо волосы.

— Выгнала она Маришку в аккурат после выпускного. Даже документы какие-то показала. Мол, Витёк ещё при жизни ей дом продал. Так что никаких прав здесь у Маришки не было, — женщина отвела глаза, словно сказала что-то неприятное. — У нас она жила с неделю, пока мамка не намекнула: не работаешь, не учишься, пора и честь знать. По-своему права была, конечно, но всё равно обидно.

Хозяйка опустила голову, нервно провела пальцем по краю стола и затеребила край цветастого фартука.

— Ушла Маришка. Ночью, я даже проститься не успела. Наши потом долго гадали куда. Чего гадать, дорога тут одна, — она замолчала.

— Это ведь не вся история? — спросила я.

— Сюда она так и не вернулась.

— Тогда откуда вы знаете обо мне?

Линдана Павловна оперлась руками о стол, словно боялась потерять равновесие, сидя на стуле.

— Что она натворила? — уже догадываясь, что придётся услышать кое-что неприятное, спросила я.

— Не хочу, чтобы ты плохо о ней думала. Или обо мне.

— Я не могу знать, что подумаю.

— Ты не такая, как она, — женщина вздохнула, и продолжила. — В обиде она была на мачеху, да не просто в обиде, а прямо-таки в ярости. Как зайдёт разговор о Райке, Маришку аж трясти начинало, кулаки сожмёт, зажмурится и бормочет: "Придёт час, и Райке всё отольётся, сама на коленях приползёт, ещё умолять вернуться будет". Так и вышло. Пропала подружка, а с ней и Пашка-дурачок.

Женщина снова отвела взгляд и отпила из своей чашки.

— Искали их. Всем посёлком. Патрули корпуса подключились. В Малозерце не появлялись. Словно в воздухе растворились. Её камни не отвечали, много ли надо, в воду швырни — и всё. Давешней зимой Сларик пьяный в озеро на тракторе въехал, сам ничего, протрезвел даже, но начинку у кад-арта пришлось менять, ещё и штраф влепили.

Ее слова всколыхнули старые воспоминания, как Семафор пару лет назад под лёд провалился, так мужик ещё полгода не замечал, что камень разума неактивен. Блуждающих отгоняет, и ладно, а то, что в терминал не вставишь, ему плевать, не работает, не учится, на учёте не стоит, пособий не получает.

— Думаю, лесом ушли, через заповедник, — продолжала рассуждать женщина.

Я мысленно прикинула расстояние от посёлка до монастыря. Только по очень большой нужде можно решиться на такое путешествие, через полстраны, по лесным тропам.

— Через два года пришло письмо. От Маришки. Писала, что всё хорошо, жизнь наладилась. Ничего конкретного, общие фразы. Хотела участковому отнести. Пашка до сих пор был в розыске. Да и Раису жалко, хоть и дрянная баба, а такого не заслужила. Но тогда бы не поздоровилось Маришке, посадили бы, и все дела. Решила сначала с ней поговорить. Обратного адреса, конечно, не было, лишь штамп почтового отделения — отправителя, деревня в Дистамирской области.

— Нашли?

— Нашла, — ещё один тяжёлый вздох вырвался из груди женщины, — в монастыре. Меня даже переночевать пустили. Наломала дров подружка. Настоятельнице наврала про дом, монастырю обещала отписать. И как ей без документов поверили, да ещё и с такими камнями? Мало того, уже и забеременеть от кого-то успела. Хоть срок и большой, а животик маленький был, под просторной одеждой в два счета спрятать можно. Я только поэтому и согласилась молчать. Мариша говорила, за месяц ничего ни с Пашкой, ни с Раисой не случится, а потом она с отцом ребёнка уедет, тогда пусть мачеха и забирает дурачка. Уговорила меня. Я вернулась обратно.

Голос Линданы Павловны внезапно сорвался.

— Райку в органы через неделю вызвали, оказалось, умер Пашка. С собой покончил. И Маришка тоже… того, от родов. Если б я тогда… может… — продолжить хозяйка не смогла, слезы сплошным потоком хлынули из глаз.

— Я потом искала тебя, — она вытирала лицо подолом фартука и старалась успокоиться. — В монастырь ездила и к Райке ходила. Сказали, умер ребёнок. Как же умер, когда даже могилки нет? Говорят, говорят с тобой, успокаивают, а глаза в сторону отводят, сами не знают — мальчик родился аль девочка. А отец говорю, куда делся? Тоже руками разводят.

Я дотронулась до руки женщины, понимая, что большего утешения она не примет, да и я вряд ли способна его дать.

— Раиса после этого в город уехала. Дом продала моим родителям. Когда я замуж собралась, они нам его и подарили, чтобы из посёлка не уехали. Второе крыльцо видела, — она кивнула в сторону двери, — мой бывший при разводе отсудил, до сих пор там спивается.

Выйдя на улицу, я вздохнула полной грудью и несколько минут просто стояла на месте. В руке я держала маленький прямоугольник плотной бумаги. Стоило заикнуться о фотографии на память, как женщина с готовностью предложила выбирать любой. Мне понравился наиболее чёткий, с двумя девушками.

Рассказа о собственной жизни удалось избежать. Решили, что он будет уместен в следующий раз. Мы обе понимали, что этого не будет, но сказать вслух не решились.

Пока я была в доме, солнце уже успело коснуться краем тёмной ленты деревьев начинающегося заповедника. Указания псионника выполнены с лихвой, на этот раз сплоховал блуждающий.

Машина стояла на том же месте. Дверца со стороны водителя была открыта. Сквозь лёгкую тонировку лобового стекла я видела очертания человеческой фигуры.

— Адаис Петрович.

Фигура не шевельнулась.

— Адаис Петр….

Я заглянула в салон, и слова застряли в горле. Псионник сидел, закрыв глаза. Вполне можно принять за спящего, если бы не лихорадочно горящие щеки и безвольно свесившаяся рука. Не слышно даже дыхания, массивная грудь под бежевой рубашкой не шевелилась.

Тысячи предположений одно другого страшнее вихрем пронеслись в голове.

— Нет, — простонала я.

Веки старика затрепетали, губы приоткрылись, издавая слабый сип. Сведённые судорогой пальцы с неприятным шорохом заскребли с левой стороны груди.

Я кинулась к старику, бормоча какую-то утешительную чушь. Он жив, и это главное. Что бы ни случилось — инфаркт, инсульт, если вовремя оказать помощь, вылечить можно всё.

— Сейчас… сейчас, вы только держитесь, — шептала я, хватаясь за телефон.

Черт, я даже местного кода не знаю, а на всеимперские дозвониться с сотового практически нереально.

Сипение, с которым выходил воздух их лёгких псионника, сначала прервалось, а потом поменяло тональность. Вдох — выдох, пауза, в течение которой у меня похолодели пальцы, и снова вдох — выдох. Взгляд зацепился за аппарат, торчащий из нагрудного кармана старика. Я выхватила чужой телефон и нажала на вызов, молясь про себя, чтобы хоть в этот единственный раз оказаться правой, в последний раз Адаис Петрович звонил в местную службу контроля.