СИМОН ДЕ МОНФОР. Жизнь и Деяния - Сомерсет Бейтман

Принц Эдуард вернулся из Кенилворта в Вустер; здесь он узнал о планах Симона идти в Кенилворт и решил отрезать его от его дома, точно так же, как недавно отделил от него войска его сына. Поскольку он опасался того, что в его лагере могут быть шпионы, принц решил сбить их со следа. Покинув Вустер 3 августа в понедельник вечером северной дорогой, он сделал вид, что направляется в Бриджнорт или Шрусбери. Но едва достигнув Клейнса, находящегося в трех милях к северу, он резко повернул к востоку и во весь опор поскакал к Кливскому приорству. Затем Эдуард повернул на юго-запад и двинулся вдоль Эйвона к Оффенгему. Здесь он пересек реку и стал продвигаться к западу, пока не достиг вершины Гринхилла, где соединялись четыре дороги и был хорошо виден Ивзем. Он расположил своих людей на открытом пространстве, но оставил графа Глостера немного позади таким образом, чтобы его нельзя было сразу увидеть, если смотреть из города. Когда основная часть войска переправилась через Эйвон у Оффенгема, принц приказал Роджеру Мортимеру продолжать двигаться по восточному берегу Эйвона, пока он не достигнет Бенджворта, для того чтобы блокировать восточный выход из города, через который прошлым вечером в него вошел Симон. Паук умело расставил свои сети, и жертва попалась в них. Скорость, с которой продвигались войска сторонников короля за последние четыре дня, резко контрастировала с медлительностью похода Симона-младшего.

Утром 4 августа набожные король и граф прослушали мессу в церкви аббатства, которую отслужил для них епископ Вустерский, и, позавтракав, стали готовиться к дальнейшему пути. Но тут стало известно, что с севера к ним приближаются войска, и граф воскликнул: «Это мой сын! Но пойдемте, посмотрим поближе». Цирюльник графа, обладал острым зрением и некоторыми познаниями в области геральдики. Он поднялся на самую высокую башню аббатства, и его господин последовал за ним. Когда он увидел флажки Симона-младшего и его сторонника, его первой мыслью было, что это действительно его силы. Но вскоре заблуждения рассеялись, поскольку за ними он заметил львов принца Эдуарда. Такого опытного солдата нельзя было ввести в заблуждение. Симон не думал о прекрасной панораме, открывающейся его глазам: аккуратные сады и красивые постройки аббатства, сады и фруктовые деревья города, река, лежащая к югу, и холмы, возвышающиеся на севере. Сын воина, он и сам прежде всего был воином и думал о предстоящей битве, Когда граф увидел войска принца, занимающие свои пот зиции, у него вырвалось: «Разрази меня Святой Яков, они хорошо стоят. Но этому порядку они научились у меня». А когда он увидел, как многочисленны их ряды, добавил: «О мой Бог, прояви милосердие к душам нашим, потому что тела наши принадлежат им». Неумолимо приближающаяся смерть позволила ему понять то, что сослужило бы ему верную службу, обрати он раньше на это внимание. К тому печальному положению, в котором он оказался, привела глупость его сыновей. Он, который надеялся привести Англию к лучшему управлению, не знал, как управиться со своей собственной семьей. Друзья пытались уговорить его бежать, но он не мог позволить себе показать спину врагу. Своему сыну, который предложил выступить против сил противника в одиночку, он ответил: «Мои мысли очень далеки от такого поступка, мой дорогой сын! Я рос на войне, и сейчас моя жизнь близится к концу. Наш род всегда славился одной чертой, его кровь говорит: никогда не беги от битвы, даже если тебе хочется бежать. Кроме того, мой мальчик, неужели ты предпочтешь покинуть поле боя, чем погибнуть во цвете лет. Сейчас ты, с Божьей помощью, приблизился к тому, чтобы продолжить меня и наш славный род в ратной доблести»40. Он умолял бежать Гуго Деспенсера и Ральфа Бассета, для того чтобы они могли продолжить борьбу в более подходящее время. Но они были воодушевлены его настроем и отказались покидать своего предводителя. «Тогда пойдем, — сказал он, — и умрем как подобает мужчинам». Престарелый епископ Вустера ходил по рядам и давал отпущение грехов коленопреклоненным солдатам, которые вновь прикрепили белые кресты на свои плечи, чтобы отличаться от сторонников короля, которые носили красные кресты. Взяв короля с собой, граф поспешил к холму. Но принц уже занял позиции, и все, что оставалось графу, — достичь небольшого плато, на котором оставалось место для битвы, но откуда было невозможно бежать. Здесь Симон построил своих людей плотным кольцом и приготовился дорого продать свою жизнь. Бой начал принц Эдуард, а вскоре слева от него появился и граф Глостера, поэтому Симон почти моментально был окружен. Его валлийская пехота, вялая и плохо вооруженная, сразу сдалась, и, поскольку они возвращались через городские сады, по направлению к аббатству, наступающие люди Мортимера оставили их в тылу. Некоторые из тех, кому удалось обогнуть эти войска, переплыли через Эйвон и бежали. Но они погибли, поскольку бродили по тем землям, которые были окружены. Лошадь Симона пала под ним, его старший сын был убит одним из первых. Когда граф узнал об этом, он закричал: «Это действительно так? Тогда настало и мое время умереть». Он обрушился на врага и работал своим мечом с такой яростью, что будь на поле боя еще шесть таких, как он, они бы одержали в тот день победу. Увидев его напор, враг заволновался и начал объединяться. Когда Симон увидел, что окружен, он закричал: «Я никогда не сдамся собакам и клятвопреступникам, но одному Господу Богу». Один солдат подкрался к Нему сзади и воткнул копье под кольчугу. Симон падал со словами на губах: «Будь милосерден, Господи». Во время сражения король был легко ранен в плечо, а в какой-то момент его жизнь находилась в такой опасности, что он выкрикнул: «Я Генрих Винчестерский, ваш король». Сражение продолжалось два часа и закончилось настоящей бойней. Ни одна война не приносит столько зла, как гражданская. Потери со стороны королевских войск были, но незначительные. Со стороны графа были убиты 160 рыцарей и баронов, включая самого Симона, его старшего сына, его кузена Петра де Монфора, Гуго Деспенсера, Ральфа Бассета, Томаса Астли и Вильгельма Бирмингемского. В числе попавших в плен был сын Симона Ги, который лежал в куче раненых и умирающих, пока его не подобрали едва живого, Годфрид де Боэн, Генрих Гастингс, Николас де Сегрейв и двое сыновей Петра де Монфора41.

Во время битвы были ужасающие знамения. Сам бой происходил во время сильной бури с громом и градом. Эта стихия пронеслась по всей стране, и во многих церквях монахи не могли видеть букв, чтобы вести службу. Простые люди сочли это знаком того, что небеса таким образом отреагировали на горечь от утраты того, кого народ считал своим героем. После битвы сторонники короля опозорили себя, надругавшись над телом Симона. Его голова была отрезана и надета на копье, руки отрублены, положены в сумку и в качестве подарка отправлены Матильде, жене Роджера Мортимера, в Вигморский замок. Оставшиеся части тела разосланы по другим городам. Владелица Вигмора оказалась на мессе в соседнем аббатстве, когда прибыл посланник со своим ужасным подарком и прошептал на ухо своей госпоже радостную новость о победе. В самый торжественный момент службы было видно, как руки поднялись над головой посланника, словно они были движимы некой силой, и по привычке сделали тот жест, который так часто делал их набожный владелец в этом месте службы, когда был жив. Госпожа отказалась принять такой подарок и приказала отвезти его обратно в Ивзем, где монахи уже похоронили убитого. Принц Эдуард отдал приказ, чтобы тело его кузена Генриха было погребено подобающим образом, и сам присутствовал на похоронах. Монахи спасли искалеченные остатки тела Симона, почтительно прикрыли их одеждой, привезли их в аббатство на носилках и похоронили перед главным алтарем, вместе с телом Гуго Деспенсера42. Их тщательная забота не осталась безответной, вскоре последовали чудеса. Сохранился список, в котором их перечислено две сотни. Один из пунктов в «Кенилвортском послании» поручал папскому легату наложить церковное осуждение на всех тех, кто отзывался о Симоне как о мученике и называл его чудеса пустым обманом43. В честь погибшего графа сочинили гимны, а францисканцы даже провели службу в память о его заслугах44.

Для людей своего времени Симон де Монфор был и изменником и святым. Бароны, поддерживавшие короля, считали его предателем, но простой люд видел в нем мученика, достойного стоять на одной ступеньке с Фомой Кентерберийским. В действительности умереть для Симона в тот день было, пожалуй, благом, поскольку он находился в совершенно безвыходной ситуации. Граф умер, но дело его продолжало жить. Симон посеял семена, которые проросли и превзошли себя во сто крат. Это похоже на насмешку судьбы, но предназначением его победителя было продолжить начатое дело и укрепить принципы, за которые боролся граф. Эдуард I был политическим наследником Симона де Монфора. Последний был великим воином и доказал свою отвагу и мастерство в каждой битве, в которой он сражался. Он был амбициозным человеком, который поднялся из положения бедного младшего сына до королевского зятя. Но Симон был глубоко религиозным человеком, чья жизнь основывалась на вере45. Хотя он и не был англичанином по рождению, он был большим патриотом, чем английский король и многие его бароны, которые искали личных выгод, а не всеобщего блага. Вероятно, наиболее яркой чертой всего его существа была непоколебимая преданность. Симон де Монфор никогда не сомневался в деле, которое делал, и был готов защищать его даже ценой собственной жизни. Так из крошечного родника среди холмов, где пробиваются тонкие струйки воды, конце концов получается могучая река, которая течет через большие и маленькие города и несет на своих волнах большие корабли. Река сегодняшних свобод своим началом многим обязана деяниям Симона де Монфора. Где бы ни находился современный человек, наслаждаясь плодами ограниченной монархии, конституционного правительства, участием в законотворчестве через представителей, пусть он никогда не забывает, что обязан этим Симону де Монфору. Как человек, он был почти совершенен, насколько это вообще позволяет бренная природа людей. Симон де Монфор был преданным мужем, добрым отцом, верным другом и образцом средневекового человека из благородного сословия. Как государственный деятель он опережал свое время, но наметил тропинку, по которой пройдут его потомки.