Психоанализ культуры - Зигмунд Фрейд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что этому препятствовало, точно установить не удается. Вполне возможно, неодолимое почтение к библейской традиции. Вероятно, представление, что человек по имени Моисей мог оказаться не евреем, а кем-то еще, выглядело слишком чудовищным. В любом случае вполне очевидно, что признание его имени египетским не считается решающим для оценки происхождения Моисея и из него не следует больше ничего. Если вопрос о национальности этого великого мужа признавать важным, то для его решения желательно, пожалуй, привлечь дополнительный материал.
Именно этим и занимается мой небольшой трактат. Его претензия на публикацию в журнале «Imago» основана на том, что своим содержанием он вносит вклад в прикладной психоанализ. Полученные таким образом доказательства впечатлят, естественно, только то меньшинство читателей, которое знакомо с психоаналитическим мышлением и способно оценить его выводы. Надеюсь, что им этот труд покажется важным.
В 1909 г. О. Ранк, тогда еще находившийся под моим влиянием, опубликовал по моему настоянию сочинение под названием «Миф о рождении героя»[40]. Оно осмысливает тот факт, что почти все крупные культурные народы издавна проставляли в эпических произведениях и сказаниях своих богатырей, легендарных царей и правителей, основоположников религии, основателей династий, империй и городов, короче говоря, своих национальных героев. «Особенно часто историю рождения и детства этих особ они наделяли фантастическими чертами, чье поразительное сходство и – более того – в отдельных случаях даже детальное совпадение у разных далеких и совершенно независимых друг от друга народов давно известно и привлекало к себе внимание многих исследователей». Если вслед за Ранком сконцентрировать, согласно, скажем, методике Гальтона, «усредненную легенду», включающую в себя существенные черты всех этих историй, получится следующая картина:
«Герой – ребенок очень знатных родителей, чаще всего царский сын. Его появлению на свет предшествуют значительные препоны – например, половое воздержание, либо длительное бесплодие, либо тайные половые сношения родителей, – что вызвано внешними запретами или препятствиями. Во время беременности или даже раньше следует предостерегающее предсказание (в виде сновидения), сулящее в большинстве случаев опасность отцу.
В результате этого новорожденное дитя обрекается, чаще всего по настоянию отца или замещающего его лица, на смерть или на исключение из семьи; как правило, его в каком-то ящичке отдают на волю вод.
Затем его спасают животные или совсем простые люди (пастухи) и вскармливает самка зверей или женщина из простонародья. Повзрослев, он полным превратностей путем вновь обретает своих высокородных родителей и, с одной стороны, мстит отцу, с другой – добивается признания своих прав, достигая величия и славы».
Древнейшим из персонажей истории, с которым связан этот миф о рождении, является Саргон из Аккада, основатель Вавилона (около 2300 г. до н. э.). В данном случае нам было бы небезынтересно привести приписываемое ему самому сообщение:
«Я, Саргон, правитель Аккада. Моя мать была жрицей, своего отца я не знал, а брат отца обитал в горах. В моем городе Ацупирати, расположенном на берегу Евфрата, мать-жрица забеременела мной. Она родила меня втайне, положила в корзину из камыша, обмазанную варом, и опустила меня в поток, не поглотивший младенца. Река принесла меня к Акки-водоносу. Акки-водонос по доброте души своей извлек меня из корзины. Акки-водонос воспитал меня как собственного сына. Акки-водонос своим садовником сделал меня. Пока я служил садовником, Иштар возлюбила меня, я стал царем, и 45 лет царствую я». В начинающемся с Саргона Аккадского ряду нам известны имена Моисея, Кира и Ромула. Ранк, помимо них, упомянул большое число эпических или легендарных героев, повторяющих эту историю детства или полностью, или в легко узнаваемых деталях, – таких как Эдип, Карна, Парис, Телеф, Персей, Геракл, Гильгамеш, Амфион, Зевс и другие.
Истоки и направленность этого мифа стали нам известны благодаря исследованиям Ранка. Мне достаточно привести только короткие выжимки из них. Герой – это тот, кто смело восстал против своего отца и в конечном счете одержал над ним победу. Наш миф прослеживает ту борьбу вплоть до изначальных времен индивида, когда он был рожден и спасен вопреки воле отца и его злому намерению. Помещение ребенка в ящичек – это, несомненно, символическое изображение родов, ящичек – материнское лоно, вода – околоплодные воды. В бесчисленных сновидениях отношения «родители – ребенок» отображены с помощью извлечения из воды или спасения от нее. Когда народная фантазия соединяет обсуждаемый здесь миф с рождением какой-то выдающейся личности, тем самым она собирается признать соответствующую персону героем, возвещая, что по характеру персона вполне соответствует типу героя. Источником же вымысла в целом является так называемый «семейный роман» ребенка, в ходе которого сын реагирует на изменение своих эмоциональных отношений к родителям, прежде всего – к отцу. В первые детские годы ребенком владеет грандиозная переоценка отца. Соответственно, король и королева в сновидениях и в сказке всегда означают только его родителей, тогда как позднее под влиянием соперничества и реального разочарования происходит отдаление от родителей и складывается критическая установка по отношению к отцу. Обе семьи в мифе, знатная и простонародная, – это, соответственно, два отображения его собственной семьи, как она видится ребенку в последующие годы его жизни.
Правомерно утверждать, что в результате этих разъяснений вполне понятными становятся как распространенность, так и однородность мифа о рождении героя. Еще большего интереса заслуживает то, что легенда о рождении и избавлении от Моисея обладает довольно редкой особенностью, а в одном существенном моменте даже противоречит другим.
За отправную точку возьмем две семьи, между которыми в легенде разворачивается судьба ребенка. Мы убеждены, что в рамках психоаналитической интерпретации они совпадают, отделяясь друг от друга только на время. В типичном варианте легенды первая семья, в которой ребенок рождается, – знатная, чаще всего царского рода. Вторая, в которой он подрастает, принадлежит к простому или даже к низшему сословию, что в любом случае соответствует тем отношениям, на которые опирается психоаналитическое толкование. Только в легенде об Эдипе это различие стерто. Ребенка, исторгнутого из царской семьи, привечает другая царственная пара. Думается, вряд ли случайно, что именно в этом примере изначальная идентичность двух семей проглядывает даже в легенде. Тогда как их социальная несовместимость придает мифу – призванному, как мы знаем, подчеркнуть героическую природу великого человека – вторую функцию, особенно важную для исторических деятелей. Этот социальный контраст можно использовать еще и для того, чтобы наделить героя правом на вхождение в аристократию, на его социальное восхождение. Таким образом, чужеземный для мидян завоеватель Кир становится посредством легенды о подкидыше внуком мидийского царя. Что-то подобное происходит и с Ромулом: если и в самом деле
