Чародей - Валентина Гончаренко

— По-видимому, вы правы. Если ваша характеристика верна, по-другорму он поступить не мог. Но это дела не меняет.

Андрей Игнатьевич уехал, и посыпались напасти, только успевай разгребать.

Надежда Алексеевна налетела на мою маму в магазине:

— Плохо смотришь за своей дочкой, Степановна! Довертелась хвостом, что вскружила Юрке голову. Жена приехала, а он и не смотрит на нее! Никак не оторвется от потаскухи. Так и передайте ей: на порог не пущу, у меня уже есть невестка и внучка… Скоро погонят сучку с директорства, а там, Бог даст, и из учителей тоже.

Мама пришла из магазина вся в слезах, с пустыми руками. Она ожидала этого, но все равно позор был невыносим. Привыкла, что меня только хвалили, а тут такое…

И Текля передала через маму, чтобы я явилась к ней на кухню для серьезного разговора. Партийная организация поручила ей, как другу семьи, провести со мной воспитательную беседу. Я, директор, соблазнила женатого учителя на прелюбодеяние, поэтому должна понести суровое наказание за развал семьи фронтовиков, имеющих ребенка. Пока не поздно, мне нужно одуматься. На головомойку к Текле я, конечно, не пошла.

А на Юрия обрушились мать и сестры. Ему было заявлено, что если он, непутевый, не вернется в семью, то потеряет дочку, жену, сестер и мать. Такой прощелыга им не нужен.

— А эту курву я еще прищучу, вылетит она и из директоров и из учителей! — грозно произнесла Надежда Алексеевна.

— Только попробуйте! — вскричал Юрий. — В тот же день меня не будет! Уедем, куда глаза глядят! Жену свою я в обиду не дам! Запомните: Таня — моя жена, и другой у меня не было и не будет! Я всю жизнь ее искал. Нашел, наконец, а нас раздирают в разные стороны! И кто? Родные сестры и мать! Ну, как я должен теперь относиться к вам? Уедем — не вернусь! Вы меня уже допекли…

Лида не проронила ни слова. В глазах ее змеей свернулась решимость.

Юрий потребовал, чтобы мать и сестры отказались от своих намерений подлавливать меня с мамой и устраивать нам скандалы. Кроме того, чтобы ни от кого никуда не было никаких заявлений, так или иначе порочащих наши с Юрием отношения.

И без их заявлений машина расправы над ослушниками стала стремительно набирать обороты.

Не дождавшись меня в своей резиденции, Текля сама явилась ко мне в учительскую, но прежде обошла классы, заглянула в сарай и столярку.

— В начальники вышла, Оксана Потаповна, проверяешь качество ремонта? Может и учебные планы показать? — спросила я насмешливо.

— Та ни, Тытяна, так зайшла… Спытать хочу, чого ты причепылась к женатому мужику? Охолонь! На що тоби така морока! Я все знаю… Ну, шо було, то пройшло… Тепер ничого ны буде… Так? Ну, чого мовчиш? Хочеш, шоб тоби плювалы на партийном собрании? Охолонь, кажу! Остатний раз пытаю: кинець чиплятысь чи дали будеш позорыть себе и маты? Подумай, шо тоби буде!…

С Юрием пытался поговорить вернувшийся из отпуска парторг — кладовщик, но Юрий послал его вниз по матушке по Волге.

В корпусах детского дома подходил к концу ремонт, который производило местное СМУ. Воспитатели по очереди спускались из лагеря, чтобы подготовить помещения к приезду детей. На неделю приехала Женька. Она принесла на хвосте три новости. Первая: Юрий обвинил Лиду в измене. Нашел какую-то записку, застал кого-то у нее в гостях, а неожиданно вернувшись, обнаружил забытые кем-то мужские часы. Лида клянется — божится, что чиста перед ним, но он не верит.

Вторая: Лида умыкнула из забытого им пиджака записную книжку со стихами обо мне и нашей любви. Ушла в сад, села там на сделанную Юрием скамейку, читала и думала. Может быть, плакала, а потом заявила, что начнет собираться обратно. С Юрием они договорились, ее здесь ничто не держит. Он в этой задрипанной пигалице нашел свой идеал. Ей таких стихов не писал, значит, не любил и теперь уж не полюбит. Аня, читая стихи брата, заливалась слезами от жалости и сочувствия к его судьбе. С этого момента она стала моей союзницей. Надежда Алексеевна тоже пробежала внимательными глазами все стихи сына и спросила у Лиды:

— Ну, что теперь?

— Уеду. В жизни всякое бывает, может, Юрий еще одумается, постарается одолеть это дурное наваждение, я подожду еще. А у вас попрошу разрешения оставить Аленку здесь, пока институт закончу. Вдруг она поможет отцу вернуться к ней…. Если через два года Юрий будет настаивать на разводе, я сопротивляться не буду, дам ему свободу, а пока пусть потерпит… После развода я заберу Аленку, алиментов требовать не буду, как сам решит, так пусть и поступает… А пока пусть Аленка побудет у вас…

— Конечно, пусть остается! Мы к ней уже привыкли…. Будет жить у бабушки! Здесь ей будет хорошо… Глядишь, и отца приманит, когда его сучку попрут из школы….

Все участницы этого разговора растрогались. Лидия очаровала своих родственниц, веривших каждому ее слову. Ну, дурак! Ну, дурак! Потерять такую жену! И на кого променял!.. Глядеть не на что…

Третья новость меня заинтриговала.

— Ты читала стихи? — спросила я у Женьки.

— А как же, читала! — похвасталась Женька. — А ты?

— Нет, конечно! Я по карманам не шарю… Даже записной книжки не видела. Он мне дарит стихи иногда, но не велит кому-либо показывать…

— Нет, тебе нужно обязательно хоть полистать эту книжку… Все листки исписаны, а на одной страничке — рисунок, тебе посвященный… Посмотри обязательно!

— Что-то ты хитришь, Женя! Говори напрямую, что там нарисовано?

— Нет, нет! Не скажу, сама должна увидеть! И не проси…

— Бог с тобой! Не хочешь говорить, не надо! У меня к тебе просьба… У Лидии есть какие-то планы, она не все их раскрыла, но конечно, поняла, что Юрия потеряла навсегда! Не глупая женщина! Зачем ей эти два года! Я хочу с ней поговорить. Устрой, Женя, нам встречу. Пусть она сама назначит время и место. Юрий не должен знать об этой просьбе.

Женька пообещала молчать, но не сдержала слова.

Вечером влетел разъяренный Юрий, упал на пол и тычком вмазал свою подушку в стену, с трудом сдерживая крик:

— Ты меня скоро в могилу загонишь! Зачем тебе разговор с этой продувной стервой?! Мало тебе горя с работой, так хочешь прогуляться по поселку с исцарапанной физиономией?

Я молча поставила перед ним миску с кукурузой. Он зло отодвинул ее и перевернулся ничком. Села рядом, продолжая молчать. Сумерки. Свет не включаю. Сел, начал раздеваться. Молчим. Протянул руку к миске.

— Ну вот теперь давай поговорим спокойно… Что плохого в том, что я спрошу у Лиды, почему она откладывает развод на два года, когда и так все ясно… По всем признакам, это не вздорная баба… И не винит меня в вашем разладе… Почему бы нам не обсудить общую проблему с глазу на глаз… Она совсем не дура и в чем-то понимает меня…

— Она умеет понимать только себя, и в этом плане совсем не дура…Аня имела глупость упомянуть о тебе в своем письме… Немку это взбесило. Какое он имеет право сам распоряжаться своей судьбой и быть счастливым без нее? Без нее я, видите ли, должен непременно страдать и на коленях умолять ее дать мне счастье… Это подспудная причина. Главная в том, чтобы Аленкой закрепить власть надо мной. И вот явилась: "Здравствуйте, я ваша невестка!". Она немка, но воспитали ее русские очень хорошие люди. С десяти лет у них, после гибели родителей в автокатастрофе. Ее любят как родную. Все для нее… Кружки танцев, музыкальная школа… струнный оркестр…. Поет, танцует…. С немцами, как немка, с русскими, как русская… Стреляет без промаха…. И вообще промахов не знает…. На фронт пошла ради приключений. Косяк поклонников от лейтенантов и выше…. И я среди них, пою серенады, читаю монологи, гриву по ветру и тоже копытом бью, аж искры летят…. Ты знаешь о Лилии… Она спасла меня от пошлости и цинизм, дала идеал Женщины…. Лидия казалась мне таким идеалом… Фронт ей скоро надоел, а запросто уйти дороги нет. Военнообязанная, радистка, разведчица…. Решила забеременеть. Из всего жеребячьего табуна выбрала меня, идиота… Объяснила потом: "За породу". Как выбирают жеребца, кобеля или хряка… А я на седьмом небе… Ничего не вижу, ничего не слышу, хожу полоумный от счастья… Сделал ей ребенка, расписались, и она укатила на Волгу, к родителям… А мне еще полтора года трубить… Чуть не удрал, так скучал, особенно когда в госпитале лежал… Толком не долечился — и к жене и дочке…. Улыбаюсь от счастья шире ворот… На деле оказалось — ни жены, ни дочки… Чужие друг другу люди… Настолько чужие, что она объяснила, почему выбрала именно меня… Быть верной женой никогда не собиралась, и от меня не требует верности… Хочешь так жить, — пожалуйста, и стол, и дом, не хочешь — бери шинель, и за порог… Взял шинель — и к матери… Женщин оценивал хуже тварей… Чудо — Тамара очистила мне мозги… И вся ваша девичья компания в школе… Но в первую очередь Тамара… Подходит вечер — бегу к ней. Сядем в классе, она на учительской табуретке, я умощусь на столе, побалагурим минут двадцать-двадцать пять, и она убегает писать планы… Я не задерживал и не лез с нежностями, будто она невеста младшего брата. Очень милая, очень симпатичная, очень притягательная, но нельзя: невеста! младшего! брата! Тройной запрет. Нарушить его — тройное кощунство. Поболтаю с нею, как живой воды глотнул. Домой иду взбодренный, пою, быстро справляюсь с планами — бух в постель, и сразу засыпаю. Утром первая мысль — Тамару увижу, может, удастся шепнуть на перемене несколько слов… Ничего мне больше не требовалось. Тамара, чистая душа, строила другие планы, именины затеяла вместо смотрин… Я и драпанул. Ночь, "Полтава" и ты, как второе рождение… И эта труба… Хмель в голове. Бесцеремонно взял тебя за талию, чтобы подсадить, и под руками шевельнулось что-то бесконечно родное, бесконечно близкое и очень вроде знакомое. Но я не удивился. Будто это ощущение было всегда. И тебя не удивила моя бесцеремонность, будто я имел право на нее. Руки как-то сами собой задержались, и ты сделала сердитое движение, дескать, пусти, дальше надо продвинуться. Тоже без всяких-яких, тоже по- родному знакомое и очень приятное. Труба длинная, тьма, как в преисподней, какие-то шорохи, шелест… Ты нащупала, где я, и придвинулась вплотную… Доверчиво и открыто, как к мужу. Жена, конечно… Жену обрел… и онемел от радости…. Но не удивился, будто знал это всегда. И ты вроде приняла это как данность, известную всем… Когда выбирались из трубы, ты хотела спрыгнуть, опершись на мою руку. Как это можно! Крепенько обхватил свою дорогую половинку, чуток подержал и с сожалением поставил на ножки… Готов был дальше нести, хоть на край света… И эту вольность приняла доверчиво и открыто. Ничего удивительного — жена! Хмель закрутился волчком… Взыграло ретивое, тормоза вдрызг, и, расправив крылья, я прямиком спикировал в беду… затеял, видите ли, мужичью игру с перспективой на будущее, очень счастливое, с волшебным словом "жена". Игру, совсем безобидную в отношениях мужа и жены. Ты вдруг свернулась в сосульку и выпала…. Стою и никак не врублюсь: что сделал не так? Пары вьются круче, потребовалось время, чтобы дотумкаться, что ты же не знаешь, что мы давно уже муж и жена. Нужно же тебе сказать об этом! С места в карьер, правда, успел поднять туфлю. Подлетаю к ступенькам… Слышу, плачешь навзрыд, как над покойником. Я похолодел. Голова прояснилась…. Не знаю толком, что сказать, хотел приголубить, успокоить, пырнула локтем, обозвала шалопаем и снова оставила одного. Стою исусиком, кляну себя на все корки. Постоял и поплелся домой. В воскресенье на урмане хотел перехватить, чтобы объясниться…. Ты не явилась на уху… К Тамаре пришел сам не свой… Семеновна и Семеныч на меня не смотрят и не разговаривают, а Тамара спросила, не случилось ли чего. "Ничего не случилось, говорю, похмелье переживаю. Просто вчера перебрал много… Пьяный я дурной, поэтому и ушел от греха". Не поверила, я не стал ее переубеждать. В школе мы встретились, как ни в чем не бывало. Ты прежняя, я старался быть прежним…. Дома же места себе не находил. Что делать? Как вернуть доверие и открытость? По пьянке потерял жену. Обматерил себя и с выпивкой как отрезал. Ни одной рюмки. Этого мало. Все равно, думаю, я не гожусь для тебя. Кто-то получше, чем я, тебе нужен…. Думал, что наши песни с Иваном, "Полтава", твои кулачки, сиденье в трубе обманули тебя, будто это начало особых, поэтически-красивых, искренних и чистых отношений между нами. И ты открыто и доверчиво прильнула ко мне душой… А я, дубина, турнул тебя. Дескать, не надейся, голубушка, мне требуется нечто другое, осязаемое и приятное в телесном выражении. Чистота, мол, не для сопливых. Мелькнул лучик со святым словом "жена", я прихлопнул его одним махом, убил без раздумья… Похоронил твою надежду на счастье. Вот ты и разрыдалась. Думал, никакими силами не вымолю прощение…. Видеть тебя, прикоснуться хотя бы к руке, что-то спросить, чтобы услышать голос… Чертушка- Пушкин дразнится: "пред вами в муках замирать, бледнеть и гаснуть — вот блаженство!" Вечером ты всегда в учительской. Пойти и все сказать начистоту, а вдруг прогонишь, тогда придется уходить из школы. Не умею переносить унижение. Стало уже совсем невмоготу, пошел, увидел ведра и явился с чистой водой из родника. Долго бился, чтобы внушить, что ты — жена, данная мне Богом. Наконец, поверила, я вернулся к жизни, и тут немка как снег на голову… Она прекрасно понимает, что разведемся мы с нею- не разведемся, Аленка обижена не будет, но не дает согласия на развод, чтобы нам с тобой насолить… чтобы разбросать нас подальше друг от друга… Сама не бегает с жалобами, но мать и сестер подогревает… Аня, правда, начала понимать ее суть, когда она предложила организовать вашу встречу в доме у матери. Они там собирались так тебя оттрепать, чтобы ползком добиралась бы к дому… Аня с Женькой предупредили меня, спасибо… Стерва день выбрала — послезавтра, когда я буду в облоно. Растерзав тебя, они разорвали бы мою душу на части, и что бы я тогда натворил, трудно представить… В лучшем случае отколошматил бы мать и сестер, а немку отвез бы в город на вокзал вместе с дочкой… и развода не получил бы, пока она не вздумала бы регистрироваться с каким-нибудь новым дураком, чего пришлось бы ждать как угодно долго. Одним ударом она отняла бы у меня всех — тебя, мать, дочку, сестер и расправилась бы надо мной руками родных мне по крови людей… Век бы им не простил. В результате я бы запил и полетел вниз головой в пропасть. Надо же быть такой изощренной стервой! Совершила бы настоящую шпионскую операцию. Ничего заранее не готовила, придумала на месте, ловко придумала. На фронте в офицерском табуне она стравливала между собой претендентов на ее сердце. Обходились без дуэлей и самоубийств, гибли, дождавшись первой атаки… Черт, только сейчас стало ясно! Одного капитана знаю точно… Погиб в день нашей свадьбы! Отмечали ее в моей землянке… Мы тогда несколько дней были свободны…. В бой пошли другие и тот капитан…