Корабли-призраки. Подвиг и трагедия арктических конвоев Второй мировой - Уильям Жеру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О том, чтобы распустить PQ-18, не было и речи. Британцы вообще больше не распустили ни один конвой. Хотя командиры кораблей эскортной группы PQ-17 получили официальные благодарности, старший британский военно-морской офицер на севере России дал понять, что не одобряет их решение покинуть торговые суда и ради собственной безопасности вместе уйти к Новой Земле после приказа рассеяться: «Было бы предпочтительнее, если бы… [малые суда сопровождения] по одному прикрепились к наиболее ценным судам конвоя и остались с ними», – заявил он. Другой британский офицер, находившийся в Архангельске, считал, что эсминцы единственные из эскорта обладали достаточной мощью, чтобы обеспечивать эффективную защиту конвоя, а «уход всех эсминцев, сопровождавших конвой PQ-17, сильно подорвал боевой дух британских и американских моряков торгового флота… в особенности последних».
* * *
В тот самый день, 27 сентября, когда «Трубадур» вошел обратно в Хваль-фьорд, Рузвельт и Черчилль гадали, как сообщить Сталину, что следующий арктический конвой, PQ-19, не отправится, как планировалось, в октябре. PQ-18 сопровождали 74 военных корабля, и в отсутствие хотя бы одного из них конвой не сумел бы добраться до Архангельска без серьезных потерь. Теперь большинство кораблей эскорта нужны были для операции «Факел», то есть вторжения союзников в Северную Африку, намеченного на 8 ноября. Черчилль сказал, что отправить конвой PQ-19 в обозначенные сроки не получится, если только не отложить начало операции «Факел», а об этом не могло быть и речи. Рузвельт согласился, но добавил, что отсрочка выхода PQ-19 станет «сильным ударом для русских». Красная армия и немецкая 6-я армия сражались за каждый дом в дымящихся руинах Сталинграда. Эта битва вполне могла определить исход войны на Восточном фронте, а возможно, и исход войны в Европе. Рузвельт и Черчилль прекрасно понимали, что Америка и Великобритания по-прежнему остаются на вторых ролях.
Рузвельт считал, что не стоит сразу сообщать советскому лидеру плохие новости о конвое PQ-19: «Если мы известим Сталина раньше необходимого, то ничего не выиграем, а проиграть можем многое». Он предложил не говорить, что отправку конвоя решено отложить, а сказать вместо этого, что конвой разделят на небольшие группы судов, которые отправят в течение следующих нескольких месяцев. Черчилль согласился попробовать организовать небольшие конвои, но убедил Рузвельта сказать Сталину правду: в операции «Факел» предполагалось задействовать такое количество военных кораблей, что отправку PQ невозможно было возобновить по крайней мере до января 1943 года.
Ответ Сталина был краток: «Ваше послание от 9 октября получил. Благодарю». Рузвельт посоветовал Черчиллю не волноваться, поскольку в СССР «используют речь не в тех же целях, в которых ее используем мы».
Сталин приберег свои комментарии для советского народа. В открытом письме, опубликованном в «Правде», официальной газете Коммунистической партии, он раскритиковал западные демократии за недостаточную помощь СССР: «В сравнении с той помощью, которую оказывает союзникам Советский Союз, оттягивая на себя главные силы немецко-фашистских войск, помощь союзников Советскому Союзу пока еще малоэффективна». Сталин добавил, что от Америки и Великобритании требуется «полное и своевременное выполнение их обязательств», и раскритиковал союзников за отказ открывать второй фронт во Франции.
Равняясь на Сталина, советские военные и правительственные чиновники превратили словосочетание «второй фронт» в горькую шутку. Они брали в руки маленькие банки с продуктами, доставляемые конвоями, и говорили: «Смотрите, вот и второй фронт». В Москве все глазели на второй ряд в Большом театре, который был зарезервирован для высокопоставленных представителей союзных держав, получавших пригласительные билеты. Там в основном сидели немолодые лысеющие джентльмены, которых дразнили «вторым фронтом» и «лысым фронтом». С точки зрения СССР западные союзники не оказывали ему никакой помощи, кроме нерегулярной отправки арктических конвоев.
* * *
Простояв восемь дней в Хваль-фьорде, «Трубадур» отправился в США в составе очередного конвоя. Погода испортилась, и «Трубадур», как водится, отстал от ордера. Море так разбушевалось, что Сальвесен отчаялся догнать остальных и развернул судно против ветра, чтобы выйти из шторма. Каюту Каррауэя залило морской водой, он собрал промокшие вещи и перебрался в одну из общих зон. «Но подумай только! – писал он Авис. – Если повезет, не пройдет и двух недель, как мы снова встретимся. Это так похоже на сон, что я не могу этого даже осознать, я не могу поверить, что возвращаюсь к тебе и что ты – моя жена». Запись получилась едва читаемой, потому что «Трубадур» нещадно качало из стороны в сторону.
Когда пароход качнуло особенно сильно, один из двух братьев, которые присоединились к команде в Архангельске в качестве помощников кочегара, упал в угольный бункер с семиметровой лестницы, сломал ногу и разбил голову. Сальвесен немедленно приказал «Трубадуру» покинуть конвой и доставить пострадавшего в ближайшую больницу, которая находилась в Сент-Джонсе на Ньюфаундленде. Каррауэй восхитился отзывчивостью капитана, но отметил при этом, что травмированный помощник кочегара был лишь одним из 75 человек на судне, включая выживших с «Эль Капитана», и капитан рисковал их жизнями, нарушая приказ и выводя «Трубадур» из конвоя. Каррауэй даже предположил, что Сальвесен ослушался приказа отчасти из-за изводившей его злобы на британцев, бросивших конвой PQ-17.
Брат пострадавшего не отходил от него ни на шаг, поэтому Джиму Норту приказали заступить на вахту помощником кочегара. Он должен был загружать уголь в тачку, толкать ее по тускло освещенному угольному бункеру и затем по желобам ссыпать уголь в кучи, откуда кочегары бросали его в судовые котлы. Когда у кочегаров заканчивался уголь, они стучали лопатами по желобам. Работа показалась Норту изматывающей. Всякий раз, когда «Трубадур» качало, тачка переворачивалась и приходилось наполнять ее снова. Вскоре Норт перестал успевать за кочегарами. Они стучали лопатами по желобам и выкрикивали проклятия. Кроме того, Норту не нравилось сидеть в бункере без окон, не видя ничего вокруг. Дважды в этом плавании он наблюдал, как торпеды несутся прямиком к нему, и теперь он представлял третью, невидимую, которая стремительно приближается. Через несколько часов в угольный бункер протиснулся здоровенный норвежский матрос и предложил Норту сделать перерыв на обед. Тот не расслышал его и выругался. Огромный норвежец улыбнулся, сгреб Норта в охапку и вытащил на палубу.
Пострадавшего помощника кочегара высадили в Сент-Джонсе, и «Трубадур» снова пошел на юг. Стало теплее и тише. Теперь судно шло в ордере медленного конвоя и впервые не отставало от других. Плавание казалось почти рядовым. Каррауэй составлял рапорты, делал опись боеприпасов и собирал вещи, чтобы сойти с судна в Нью-Йорке.
Около четырех часов дня 3 ноября «Трубадур» вошел в Нью-Йоркскую бухту. Его не встречала ликующая толпа, желающая отметить завершение выдающегося похода, но никто из команды этому не удивился. Американцы обычно не обращали внимания на прибытие торговых судов, какими бы опасными и волнующими ни были их путешествия. В тот день на первой полосе The New York Times писали о событиях у острова Гуадалканал, где американские морские пехотинцы вели отчаянный бой с японцами, и о столь же отчаянных усилиях Красной армии сдержать наступление нацистов на разрушенный Сталинград. В одной из статей приводились слова советского ученого, который на выступлении в Москве сказал, что СССР придется полагаться на себя, пока Запад не прекратит вести политические игры и не откроет второй фронт во Франции.
Но об одном важнейшем событии газеты молчали. Пока «Трубадур» швартовался в Нью-Йорке, 75 000 американских солдат в обстановке строгой секретности перебрасывали через Атлантику, чтобы начать операцию «Факел» – вторжение союзников в Северную Африку. Одновременно с этим с западного побережья Великобритании вышел не столь многочисленный британский
