История военного искусства - Ганс Дельбрюк

НИДЕРЛАНДЦЫ И СРАЖЕНИЕ ПРИ ГИНЕГАТЕ1 7 августа 1479 г.

 Первое сражение, в котором был применен швейцарский метод ведения боя нешвейцарцами, было сражение при Гинегате, в котором через 2,5 года после битвы под Нанси эрцгерцог Максимилиан, зять Карла Смелого, одержал победу над французскими войсками; следовательно, как раз те самые бургундцы, которые на себе так сильно испытали превосходство швейцарских методов, первые с успехом попытались сами применить это тактическое искусство.

 Максимилиан осаждал небольшую пограничную крепость Теруан, на выручку которой подходила с юга под начальством де Корда французская армия. С целью отбросить последнюю Максимилиан выступил ей навстречу. Французское войско состояло, по тогдашнему обыкновению, из рыцарей и стрелков; наряду со стрелками ордонансовых рот, распределенными по отдельным рыцарям, имелись также многочисленные стрелки-ополченцы (francs archers). В обоих этих родах войск Максимилиан значительно уступал своему противнику; зато у него было не менее 11 000 пехотинцев, вооруженных холодным оружием - пиками и алебардами, которых ему привел Жан Дадизеел, гентский бальи и генерал-капитан Фландрии. Максимилиану было всего лишь 20 лет, и к тому же ему недоставало опытности и авторитета в стране, принадлежавшей его жене, а они были необходимы, чтобы создать здесь новую военную организацию. Но у него в войске был граф де Ромон, владения которого были расположены на берегу Невшательского озера, в ближайшем соседстве с Берном и Фрайбургом. Состоя на службе у бургундского герцога, граф де Ромон принимал участие в битвах против швейцарцев. Весьма неохотно выступал он против них в качестве врага. Никто лучше его не знал швейцарцев и в мирное время, и на войне. Вот этот-то швейцарский граф, согласно источникам, и построил фламандских солдат по швейцарской системе. Надо полагать, что он же и посоветовал своему новому государю собрать возможно большее количество таких пехотинцев. Надо сказать, что нигде в мире нельзя было найти лучшего материала для такого нового творчества, как именно в бургундских Нидерландах. Ведь именно здесь уже раньше обнаружилась военная организация, совершенно однородная с швейцарской, - когда возмутившиеся фландрийские города разбили французское рыцарство в битве при Куртре (1302 г.). Под Розебеком (1382 г.) это воинство было снова разгромлено, ибо на фландрийской равнине в бою в рыцарством у него недоставало тех местных опорных пунктов, какие швейцарцам предоставляли их горы. Все же в этой стране сохранились в значительной мере и человеческий материал для военного строительства, и военный дух; ведь и войска Карла Смелого в значительной мере состояли из нидерландцев, а швейцарский пример дал ту форму, в которой с новым успехом мог проявиться этот воинственный дух.

 В общем, бургундское войско превосходило французское на несколько тысяч человек, даже если причислить к последнему гарнизон Теруана в 4 000 человек, который во время сражения угрожал тылу бургундцев.

 Оба войска построили свою кавалерию на флангах, а в центре - пехоту, которая состояла на одной стороне из стрелков и преимущественно из пикинеров на другой. Бургундские пикинеры были разделены на две крупные, глубокие колонны, одной из которых командовал граф Энгельберт Нассауский, сражавшийся под начальством Карла Смелого под Нанси, а другой - граф де Ромон, а в ряды последней колонны стал вместе с группой дворян2 сам Максимилиан с пикой в руках, вместо того чтобы по рыцарской традиции сражаться в строю рыцарей.

 Максимилиан в своих мемуарах рассказывает, что прибыв молодым человеком в Нидерланды, он велел изготовить длинные пики и обучал владению этим оружием. Пехота, следовательно, вырабатывалась, так сказать, систематически: длинные пики, вступление в ее ряды дворян и учения. Стремление придать устойчивость и прочность колонне пехоты посредством включения в нее дворян, сражавшихся, конечно, в первых рядах, представляет прием, с которым мы не раз встречаемся в конце средних веков. Однако различие, и притом весьма существенное, заключается в том, что теперь дворяне сами берутся за длинную пику - оружие пехотного солдата, и не только сражаются в первых рядах пехоты, но сливаются с нею в одну целостную, тактическую единицу. "Самые благородные люди, - сообщает нам "Преславная хроника", - граф де Ромон и сам герцог (Максимилиан) стояли среди простых солдат и сражались пиками".

 Де Корду удалось опрокинуть на своем правом фланге бургундских рыцарей, прикрывавших отряд пехоты, и захватить поставленные там бургундские пушки. О бургундских довольно многочисленных стрелках вовсе не упоминается в описании битвы; по всей вероятности, уступая превосходству французских стрелков, они либо бежали, либо втиснулись в ряды колонн пикинеров.

 Победа французских рыцарей дала возможность де Корду атаковать с фланга левую колонну бургундских пикинеров, предводимую герцогом Нассауским. Этим он заставил ее остановиться; эта колонна, будучи подвергнута обстрелу со стороны французских стрелков как с фронта, так и с фланга, при поддержке огня отнятой у бургундцев артиллерии, оказалась в крайне тяжелом положении, хотя большинство победоносных французских рыцарей бросилось преследовать бегущую бургундскую кавалерию, не приняв тем самым участия в завязавшемся бою пехоты.

 Если бы ход сражения принял такой же оборот и на другом фланге, то бургундцы были бы разбиты. Однако здесь было сосредоточено большинство бургундского рыцарства; оно выдержало натиск французов и не допустило их до фланга своих пикинеров. Таким образом, колонна де Ромона продолжала движение вперед и обратила в бегство французских стрелков, что разгрузило и освободило другую колонну от наседавших на нее французов; Это и решило исход сражения.

 Мы не располагаем таким описанием этой битвы современниками, в котором дословно было бы сказано, что гинегатские пехотные колонны представляли воспроизведение швейцарской тактики. В частности, об этом не упоминается ни в одной из четырех реляций этого сражения, или составленных самим Максимилианом, или могущих быть ему приписанными. Как "то ни странно на первый взгляд, однако ведь нередко бывает, что современники не отдают себе отчета в моменте принципиального переворота, и лишь потомство познает все значение этого момента. Ведь в военной истории древности, например, мы видим, что о такой существенной реформе, как о введении линейного боевого порядка во время второй Пунической войны, в современных источниках мы вовсе не встречаем прямого упоминания. Тем не менее как там, так и здесь факт не подлежит ни малейшему сомнению. И Дадизеел, и Молине, и де Бют, и Базен сходятся на том, что фламандская пехота решила исход сражения. "Dux Maximilianus, - пишет де Бют, - cum picariis fortiter instabat, ut equitatus Francorum qui ab utraque parte cum aliis suis obpugnare quaerebat eundem non posset in eum praevalere".3 Еще более наглядную картину рисует Базен, говоря, что фламандская пехота своими длинными пиками отражала натиск неприятельской конницы. "Nam ipsi Flamingi pedites cum suis longis contis praeacutis ferramentis communitis, quos vulgo piken appellant, hostium equites, ne intra se se immitterent viriliter arcebant".4

 Однако в этом случае не надо забывать, что победе способствовало то обстоятельство, что фланг по крайней мере одной из колонн копейщиков прикрывало рыцарство. Без этого фламандская пехота легко могла проиграть сражение, как то некогда и произошло в битве под Розебеком.

 Доныне остается невыясненным, почему эта победа не повлекла за собою падения Теруана и почему Максимилиан отказался продолжать поход и распустил свое войско. Не будь победа подтверждена столькими надежными свидетельствами, пришлось бы в ней усомниться, судя по таким результатам сражения. Говорят, что фламандцы не хотели больше служить; по всей вероятности, здесь сыграл свою роль старый антагонизм между государем и сословиями; нидерландцы боялись собственного властителя Максимилиана не менее чем французов и не хотели, чтобы он, пожав плоды своей победы, сделался слишком могущественным. Может быть, и казна Максимилиана была настолько пуста, что он не мог собрать необходимой суммы для выплаты жалования даже такому небольшому войску, какое было еще нужно для продолжения осады.

 Поэтому с политической точки зрения битва при Гинегате не имела никакого значения; с военной же точки зрения она представляет собою поворотный пункт. Банды нидерландской пехоты, которые в следующем поколении играли такую значительную роль, по-видимому, имели своими родоначальниками победителей при Гинегате, а для французов их поражение послужило толчком для реформы их военной организации, реформы, отразившейся, пожалуй, и на Испании. Но прежде всего эта нидерландская пехота явилась предтечей ландскнехтов.

ЛАНДСКНЕХТЫ5

 Победитель не пожал никаких плодов от победы при Гинегате, ибо он не сохранил своего войска после победы; и вскоре Максимилиан, правивший страной сначала как супруг законной государыни, а после ее смерти - как опекун ее сына Филиппа оказался в открытой борьбе с сословиями. Чтобы устоять в ней, ему пришлось вместо городской милиции обзавестись другим войском.