Риторическая теория числа - Сергей Евгеньевич Шилов

«Победа над Временем» как бытийственный посыл христианства вполне раскрывает сущность и «первую речь» Эпохи Бытия, крик великого ребенка, сумевшего родиться после Времени эллинистической цивилизации. Вот это самое ПОСЛЕ, После самого Бытия, которое есть После Времени (следует по порядку самого Времени), и есть смысл, скорее запечатанный, нежели раскрытый словом «метафизика».

Людям, чей разум раскаталогизирован терминологией квазиистиорических рефлексий (от марксистских до социологических и прагматико-бихевиористстких терминологий) и в силу этого не способен пока работать с категориями чистой мысли (Временем, Бытием), схватывающими саму непосредственную сущность Истории, следовало бы осознать, что именно таковое состояние и положение их ума является главным препятствием Вычислимости Истории, решению, т. е. той самой проблемы, которая образует самую интимную и желанную составляющую учений отцов-основателей данных терминологий. Но прежде разговора о Вычислимости (исчислении) Истории, обозначим параллели Нового времени античности (Времени для нас) и Нового времени европейской цивилизации.

Увидим эти параллели в сфере философии. Новое время европейской цивилизации имеет в философской области больше сходств с Временем античности, нежели с Эпохой Бытия европейской христианской цивилизации (ранним христианством, средними веками, Возрождением — в традиционной периодизации европейской христианской истории). Работа греческого философского сознания с религиозной мифологией сродни умозрительной работе философии Нового времени с христианством. Философы античности имеют дело с «природой», открытым ими в полемике, мыслесотрудничестве с мифологией феноменом, удерживаемым ими в умозрении некоторым устойчивым образом философского ремесла. Высшая ступень философии античности, достигнутая в творчестве Платона и Аристотеля, ступень, на которую первой ступил Сократ, состояла в установлении положения той точки умозрения, с которой схватывался феномен «природа», в установлении «сознания», названного в Эпоху бытия европейской христианской цивилизации «миром идей», оторванным от мира природного, внешнего. Но, впрочем, иной дефиниции Эпоха бытия для сущностной категории Эпохи времени и не могла дать, ведь в Эпоху бытия каждый предмет мнится как некоторое бытие, с присущими ему особенностями существования, так же и в Эпоху времени каждый предмет видится как некоторое время с присущими ему особенностями существования. Таковы, скажем, предметности «апейрона», «беспредельного» Анаксимандра, «воздуха» Анаксимена, «воды» Фалеса, «огня» Гераклита и иных временящихся предметов-объектов натурфилософии. Объект, предмет в Эпоху времени временится. Объект, предмет в Эпоху бытия бытийствует. Такова истина каждой эпохи, раскрываемая примирением субъекта (субъективности) каждой эпохи с названным ему (ей) объектом (объективностью) и несокрытая как истина сама по себе.

Философы европейского Нового времени открывают в мыслесотрудничестве с христианской философией (христианством) феномен сознания, «человеческой природы». Природа, таким образом, есть объект, который временится. Сознание есть объект, который бытийствует. С возникновением техники как способа схватывать то, что временится, и производить то, что бытийствует, важно также удерживать в памяти знание о том, что всё то, что временится, есть природа и всё то, что бытийствует, есть сознание, — так как техника отнимает это знание у человека в одну простую силу собственного самостоятельного существования и развития. Более всего это знание отнимает у человека телевидение. В эпоху Нового времени с объектом, который временится, работает наука, строгая рациональная европейская наука, с объектом же, который бытийствует, работает философия, все более превращающаяся в феноменологию в процессе истории Нового времени.

Такое разделение в Эпоху бытия означало бы (и означало в действительности) глубочайший внутренний разлад бытия, трагическое противоречие Эпохи бытия. Значимостная стратегия русского языка запечатлела тот смысловой напор, который заперт в словах «природа» и «сознание». Выражая ключевое различие между Временем и Бытием, эти слова тем не менее отражают невыносимую гримасу борьбы за их внутреннее единство, Единое. «При-рода», «Со-знание» — эти, заставляемые рассудком быть окончательными и твердыми слова, на поверхности своей отражают свою принципиальную незавершенность, незаконченность, они лишь указывают на то, что находится рядом с чем-то, при-сутствует чему то, находится «при-» и «со-». Единое бытийствует и временится, являясь общей и окончательной целью и смыслом человеческой истории как истории самой по себе в каждом из ее проявлений и в каждой из ее эпох и событий. Эпоха времени как страдательная Эпоха утери Единого, таким образом, есть Эпоха различия, критики чистого разума. Трудно представить себе большего критика отвлеченного «мира идей» как «концепта» Эпохи бытия европейской христианской истории, нежели сам Платон, и тем более платоновский Сократ как Герой критики чистого разума. Так и Декарт с его методом критического достижения истины через достоверность есть неназванный, но главный действующий герой кантовской Критики чистого разума. Кант — Платон Нового времени, и герой его диалога с вечностью, чистым разумом, олицетворенным для Канта в христианстве, — Декарт. Как античный мир завременился, наконец, в учении Аристотеля, очевидно показавшем Время как сущность античного мира, так и Новое Время европейской цивилизации, «непосредственно» завременилось, «задымилось», возгорелось в гегелевской Науке логике. ОТНЫНЕ античный эллинистический временящийся мир стал жить в застывшей стреле времени имперского римского платонизма в грозном ожидании Нового (для эллинистического мира) бытия. ОТНЫНЕ европейский нововременной мир стал жить в стреле времени гегелевского либерального империализма в грозном (многократно усиленном марксистско-бетховенской симфонией духа) ожидании Нового бытия.

Сущность человеческих ожиданий переживаемого посредством нас события истории состоит в вере в ПОБЕДУ НАД НОВЫМ ВРЕМЕНЕМ, вере в НОВОЕ БЫТИЕ. Вере, исторически обоснованной необходимостью наступления Эпохи бытия ПОСЛЕ Эпохи времени. Философия Нового бытия должна принципиально располагать разрешением тайны (проблемы) Времени — только в этом случае она вообще может возникнуть как нечто, неспекулятивно отличное от Философии Нового времени. Философия Нового времени является необходимой предпосылкой возникновения механики времени, Теорией исчисления (вычислимости) истории. В эпоху Нового времени человечеству еще приходилось довольствоваться механикой пространства, механикой Ньютона, дополненной на излете Нового времени релятивистской механикой — таково было наследие Эпохи бытия европейской христианской цивилизации, где как в каждой эпохе бытия, предметность, объектность мыслилась в подражание бытию бытийственным, т. е. пространственным образом. Естественно, что Эпоха Нового бытия будет основана на иной, менее всего пространственной форме бытийственности, что, наконец, даст возможность состояться интеллектуальному событию Механики времени. ПОБЕДА НОВОГО БЫТИЯ НАД НОВЫМ ВРЕМЕНЕМ БУДЕТ СОСТОЯТЬ В СОЗДАНИИ МЕХАНИКИ ВРЕМЕНИ. История становится универсальным событийным оказыванием, случайностностью всех линий мирового развития, всех объектов интеллектуального рассмотрения, от естественнонаучного, экономического, медицинского до культурного и философского. Атом, молекула, бактерия, пульсар, организм, государство, роман, стихотворение — каждая предметность универсализуется как числовая структура истории — бытия и времени Слова. История вычисляется как естественное творческое напряжение между числом и словом. Посредством истории слово вычисляет число. В вычислении словом числа число только и образуется как конкретное число истории, действительного числового ряда. Механика времени работает с числами истории как с реальными объектами времени, объектами времени,