Риторическая теория числа - Сергей Евгеньевич Шилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ныне, таким образом, путь, намеченный Гуссерлем, Хайдеггером и Ясперсом, путь становления философии наукой, способной к структуризации знания человечества, имеющей целью мировой порядок мирового знания, — не только может, но и должен быть пройден. Пришло время этого пути.
Гуманитарная наука как научный проект начата Декартом в виде идеи употребления Философии как некоторого Метода, располагающего свойствами естественнонаучного метода. Декарт, взяв за основу естественнонаучный метод своего времени, еще не загроможденный формальными конструкциями и деконструкциями, испробовал Философию на выполнимость ею данного метода, на сводимость ее содержания посредством данного метода к некоторым основаниям, которые можно было бы равноправно разместить в ряду естественнонаучных оснований.
Далее, у Гегеля оказалось, что Метод, открытый и представленный таким образом, зажил совершенно самостоятельной жизнью и попытался покрыть собой всю сферу знания в спекулятивном квазиаристотелевском проекте. Т. е. метод родившийся из обучения философии естественнонаучному знанию, стал претендовать на всеобъемлющий, универсальный метод, поглощающий и само естественнонаучное знание. Гегель тут, конечно же, поспешил, поддавшись непомерным философским амбициям и «совпав» с суетным духом времени немецкого романтизма, жаждавшего незыблемого увековечивания. Созданная им «система» была скорее гидом по естественнонаучным коллекциям того времени, причем временами гидом несколько полусумашедшим, обывательско-здравосмысленным и забавным. «Система» не содержала метод, который мог бы быть верифицирован, проверен как метод порождения естественнонаучного знания, удовлетворяющего прежде всего математическим критериям и физической достоверности — но содержала спекулятивный метод, позволяющий устанавливать произвольные и свободные, формально-логические связи «всего со всем», так называемый гегелевский принцип-метод «тождества бытия и ничто», с которого начинается его «Наука логики».
Современная, фактически провалившаяся инновационная революция отправилась господствовать и завоевывать мир по спекулятивному пути Гегеля, по пути спекулятивного конструирования «монополии на истину», как говорится, если нет гуманитарной науки, то «всё дозволено» и в первую очередь «монополия на истину». Тем не менее ценности гегелевского мышления образовали современный мир спекулятивного сетевого конструирования, категоризируемый информационными технологиями, мир глобализации, столь же уверенный в своей «монополии на истину». Немецкая классическая философия Шеллинга, Фихте и прежде всего, конечно же, Канта останавливают интеллектуальный монополизм Гегеля, хотя и «предшествуют» гегелевской системе. На самом деле «абсолютный дух Гегеля» профилактируется еще на ранних стадиях осуществляемой Кантом «Критики способности суждения», где Кант ясно, методо-логически ограничивает способность суждения — самим суждением, т. е. ограничивает способность суждения в ее способности выходить за собственные границы, трансцендировать, в качестве такого методологического порога и выступает «вещь в себе». Однако для «бури и натиска» немецкого романтизма, взявшегося философствовать, ничего невозможного в мире быть не могло, и Гегель четко уловил и гипостазировал это веяние-верование, «сняв» «вещь в себе».
Далее произошло раздвоение философского мышления, во многом спровоцированное Марксом, но являвшееся наиболее явственной и потому скрытой от «конкретных» глаз картиной исторического разлома, вызванного завершением Истории Нового времени, осуществляющимся в виде мирового закипания истории в XX в.
Метод (как правильное «имя», предметность философии) с абсолютно выхолощенным философским содержанием отошел к СССР как формальной методо-логической реальности. Отец-основатель советской методологии Щедровицкий не уставал повторять: «В методологии нет никакого бытия». Философское, собственное содержание философии, которым жива была философия с момента ее возникновения — Учение о бытии — отошло к европейской университетской культуре, иммунно защищенной от марксизма. При этом, «имя философии», идея предметного места философии в мире была, по ведущей мысли Хайдеггера, предана забвению.
В настоящее время это положение дел в сфере мышления меняется, но, на мой взгляд, не опасным всё же, профанным образом: Феноменология (в широком смысле) трансцендирует к нам, в наши интеллектуальные пенаты, а марксистская методология овладевает европейскими кафедрами и Нобелевским комитетом. Хотя в контексте полит-интеллектуального безумия, характерного для завершения переходного периода, наблюдается уже и некоторая пост-вторичная тенденция, когда «наша» марксистская методология, нотариально заверенная европейской левой профессурой, импортируется нам уже под их торговыми марками втридорога.
Гуманитарно-политическая реальность XX в. ворвалась в философию, в судьбы философов, разорвала единую ткань философии, уничтожила естество Мышления Нового времени, что первой ощутила именно философия, откуда и возник экзистенциализм, превративший философию в продукцию элитно-массовой «культуры».
Как не профилактировали Декарт и Кант потенциалы абсолютизации способности суждения, но всё же система абсолютизации способности суждения, система Гегеля, возникла. как не профилактировали Гуссерль и Хайдеггер потенциалы возникновения абсолютизации феномена, момента «здесь, теперь и сейчас», но всё же система абсолютизации феномена, экзистенциализм в широком смысле как абсурдное основание современного философствования (от структурализма до деконструктивизма, включая модернизм и постмодернизм), всё же возникла.
Безусловные достижения интеллектуальности и интерсубъективности, мыслящей от структурализма до деконструктивизма, всё же существенно поражены анти-интеллектуальной, анти-философской сущностью абсурда-квазиоснования, апофеоза беспочвенности ничто, в котором закипает человеческая натура в страхе перед Концом Истории Нового времени.
Наука возникает в тесной связи с задачей Науки. Ныне только определилась задача гуманитарной науки, задача, для решения которой объективно востребуется вся философия, вся история философии, вся история мышления. Это созидательная задача формирования человеческого измерения Истории (Нового) бытия, первым этапом которой является обеспечение перехода от Истории Нового времени к Истории Нового бытия. Термин «Новое» означает здесь дань уходящей натуре Истории Нового времени. На самом деле — в Истории как смене относительно краткосрочных Историй Времени долгосрочными Историями бытия — всякое Время и всякое Бытие — «новые», отличающиеся качеством (квалитативно) таким образом, что исчезает сам смысл употребления этого термина-спекулятивной категории.
Пороговой задачей, решение которой необходимо для институционализации гуманитарной науки, динамической, самоподдерживающейся, конкурентноспособной фиксации ее в реальном мире политики, науки, культуры, техники, экономики, повседневности — является дерегулирование монополий на истину. Структурными составляющими монополий на истину как было показано выше, являются абсолютизация способности суждения и тесно связанная с ней абсолютизация феномена. И то и другое — условия, которые действуют независимо от типа рациональности, будь-то постсоветская методология, либо западный университетский (феноменологический) интеллектуализм. Кстати, надо отметить, что продвинутыми методологами феноменология воспринимается, потребляется как некоторый потенциал институционализации, эволюционного восстановления в правах Бытия (в сфере методологического знания, которое всё же ощущает факт присутствия бытие в «истинной методологии», ощупывает «институты») — продвинутыми же феноменологами методология осознается как некоторый ноуменологический проект, проект науки, знания об «именах» вещей в себе как способов рефлексивного «схватывания» феноменов и даже управления оными.
Таким образом, «Генеральный штаб» гуманитарной науки образуется как своего рода стыковочный коммуникационный узел методологии и феноменологии, феноменологии и методологии. Таков институционально-организационный
