Африканский гамбит (СИ) - Птица Алексей

От хижин послышался дикий рёв, это пошли в штыковую атаку сотни Ярого. А Ярый опять оказался в положении короля, без королевства. Пулемёт заклинило, из-за выкипевшей воды в кожухе. Долить туда воды Ярый, в горячке боя, забыл, но это уже было, наверное, не важно. На берегу шла рукопашная. Пристегнув к винтовкам штыки, его воины дрались с бельгийскими наёмниками.

Отчаявшиеся спастись, бельгийцы, как белые, так и чёрные, рубились всем, чем можно, отражая штыковую атаку. Где, отбиваясь штыком, или прикладом винтовки, а где-то, и ножами. По берегу, и в воде, катались люди, жестоко убивая друг друга; перерезая горло, втыкая в грудь штык, или нож, стреляя в упор из пистолета, рубя друг друга саблями и тесаками, хватая за головы, и длинные волосы, у кого они были, топили в грязной и бурой, от крови, воде, своего врага.

Отовсюду слышались хрипы и стоны умирающих, дикий визг, схватившихся не на жизнь, а на смерть, людей, потерявших всякое человеческое обличье. Они били друг друга руками, ногами, прикладами, и штыками, выбивая глаза, разрывая рот, выпуская наружу кишки из живота.

Втыкали и метали ножи, душили друг друга, грызли горло врага зубами, а потом, ползали вокруг, умирая, либо неподвижно застывая в реке, или на берегу, уже безучастные ко всему.

Де Брюлле, плывя кролем, на секунду оглянулся, услышав дикий рёв атакующих дикарей. Увидел, и ещё быстрее стал работать руками и ногами, стремясь скорее добраться до берега. Крокодилов он не боялся, все крокодилы сами стали бояться людей, после такого, и исчезли с этого участка реки. Их время наступит, но позже, ночью.

Тогда они станут пожирать трупы убитых людей, наслаждаясь нечаянной трапезой. А река, качая трупы на своей груди, будет ласкать тела убитых водорослями и ветками прибрежной растительности, как будто, оплакивая их загубленные души, и принимая, какими есть.

Через час, всё было кончено, и на берегу, возле Банги, остались только трупы наёмников, и живые победители. Громко кричали раненые, собирали трофеи из воды победившие. Качала трупы река, а солнце равнодушно освещало всё сверху. Его время на сегодня подходило к концу, пора и отдыхать. А финал оно досмотрит завтра поутру.

Ярый устало сидел на пригорке, и принимал доклады от своих, обрадованных победой, сотников. По берегу бродили его воины, и собирали трофеи. Трофеев было много. Оружие лежало везде, на земле, и в воде. Воины ныряли в реку, доставая его со дна. Победа была полной.

На противоположный берег смогла добраться лишь третья часть всего бельгийского отряда, из тысячи наёмников Forse Publique. Остальные остались здесь, на территории, которую хотели захватить.

Радость победы омрачало то, что пулемёт не желал больше стрелять, не выдержав, сначала, издевательств над собой при доставке, а потом, небрежного отношения, со стороны жестоких эксплуататоров, ещё не доработанного до неприхотливости, оружия.

Как же там Момо? Уже вечером прибыл от него гонец, и сообщил, что его отряд медленно отступает, трепля своего противника, огрызаясь, и кусая его, словно собака.

_______________________________________________________________

Момо внимательно смотрел сквозь ветки дерева, сидя на нём. Внизу проходили многочисленные ряды походных колонн чернокожих тиральеров французской колониальной армии. В конце их колонн, промаршировали триста человек белой пехоты. Вместе с ними, шли чернокожие носильщики, сгибаясь под тяжестью частей лёгких пушек, завёрнутых в промасленную ткань, и переносимых в носилках, либо на спине.

Как только колонны прошли, Момо слез с дерева, после многочасового сиденья на нём. С этого, и с других деревьев, слезли и остальные его воины, лучшие, из лучших.

Быстро обходя, по широкой дуге, войско французов, медленно бредущих по джунглям, Момо напряжённо думал. Всё, что он хотел увидеть, он увидел. С такими силами, ему ещё не приходилось сталкиваться. Следовало придумать что-то новое.

На пути продвижения колониальных войск, они готовили волчьи ямы и засады, ловушки и нападения, но всего этого было мало, очень мало, катастрофически мало, ничтожно мало. Как говорил команданте: «Думай Момо! Разрешу ещё одну жену тебе иметь. А будешь дураком, всех отберу!» — знал, на что давить, прямо, на самое больное. Момо всегда мечтал возвыситься над остальными, и всегда хотел себе большой гарем.

Женщины, они же разные, одна мягкая, другая ласковая, третья крикливая, но страстная, четвёртая…. К тому же, когда их много, они заняты руганью друг с другом, и выясняют отношения не с ним, а с другими жёнами. А ты, знай себе, тасуй их. Сегодня ты любимая жена, а завтра, другая. Ах, ты не хочешь готовить, тогда иди на …, в смысле, возвращайся обратно к чёрной маме и чёрному папе, либо на суд других жён, а они-то, уж быстро вправят тебе мозги, зарабатывая себе плюсы.

Но сейчас, мысли о жёнах только отвлекали от решения смертельной проблемы. Его восемьсот воинов, были огромной силой, но недостаточной. Момо вытащил из-за пояса связку деревянных палочек, которыми отмечал количество врагов. Шевеля губами, он стал старательно их подсчитывать, как учил его Мамба… Один, два, десять, двадцать, палочек было много.

Общими усилиями, наконец, удалось подсчитать примерное количество вражеских воинов. Их было много, около пяти тысяч. Столько воинов Момо не видел никогда, а сейчас, они все прошли под его ногами, пока он смотрел на них сверху.

Кто-то из чёрных тиральеров, временами чувствовал на себе пристальный взгляд сверху, и задирал голову, стараясь разглядеть в густой листве смотрящего. Но тщётно. Момо сразу переключал своё внимание на что-либо другое, и давящее чувство чужого наблюдения исчезало. Негр пожимал плечами, думая на какое-нибудь животное, и шёл себе дальше, считая, что ему померещилось.

Подумав, Момо, для начала, избрал тактику иллюзии немногочисленного, и глупого противника. На следующий день, несколько воинов, из числа тиральеров, провалились в подготовленные волчьи ямы, где и погибли, мучаясь от пробивших тело заострённых кольев. На всём пути организовывались небольшие засады, по пять-восемь воинов. Тихо летели отравленные стрелы, впиваясь в тела солдат.

Раздававшиеся в ответ, выстрелы пронзали, в своём большинстве, лишь воздух, и стволы деревьев. Но, это не остановило колонны, а лишь замедлило их движение. Потери были небольшие, и на них не обращали внимание. Полковник Долизи гнал свои войска вперёд, не обращая внимания на слабых дикарей, только и умеющих, что стрелять исподтишка, и устраивать волчьи ямы, которые обходились, либо засыпались. Окрестные джунгли расстреливались, и колонна шла дальше. В одно из нападений, был захвачен раненый дикарь, но он успел полоснуть себя ножом, лезвие которого было отравлено, и ничего им не сказал. Пришлось отрубить ему голову, и подвесить тело на ближайшем дереве.

Нападения не прекращались, а стали усиливаться. Теперь, не мелкие отряды нападали на них, по мере их продвижения вперёд, а гораздо более крупные, и намного чаще. Это уже стало порядком доставать Долизи, и, назначив сильный головной и боковые дозоры, он стал пресекать подобные выходки туземцев, сразу атакуя их отряды, по мере обнаружения.

Дело сразу пошло на лад, и его войско увеличило скорость хода. А аборигены стали нести ощутимые потери. Он почти успокоился, когда аборигены решили сменить тактику мелких нападений, и атаковали его тыл большой группой.

Пропустив мимо себя основные колонны тиральеров, Момо отдал приказ к атаке. Последними у французов шли не белые роты, которые находились в середине походных колонн, а те же тиральеры, только из числа менее подготовленных. Молча, и не издавая никаких боевых воплей, на батальон тиральеров обрушилось триста бойцов Момо. Сначала полетели отравленные стрелы, вызвав панику в рядах чернокожих пособников французов. А потом, словно лесные духи, выскочили из джунглей партизаны Момо.

Воздух сразу же огласили вопли, схватившихся врукопашную, чернокожих воинов и солдат. Но, если партизаны Момо знали, за что сражаются, то тиральеры, не имели об этом ни малейшего понятия. Воевали они, в основном, за еду и призрачные блага, и за, не менее призрачные, обещания хорошей жизни, которые, пока ещё, никак не оправдывались.