Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома - Темби Лок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На третий день ожиданий я посмотрела через окно отеля на ослепительные голубые воды и сломалась. Я наконец-то позволила разочарованию, боли и осуждению ворваться в меня. Я пролетела полмира только затем, чтобы увидеть, что никто не встанет и не сделает то, что правильно. Никто не хотел ставить Саро и его чувства на первое место. Я привела саму себя к ссылке.
– Я не буду спускаться в сад сегодня. Останусь в номере. Возвращайся за мной, если кто-нибудь придет.
– Amore, прошу тебя. Пойдем со мной. Если здесь никто не объявится в течение пятнадцати минут, мы переоденемся и пойдем на пляж. А потом устроим на закате ужин.
– Саро, это полный абсурд! Я чувствую себя дурой из-за того, что вообще предположила, что это сработает! Я не понимаю это место, эту культуру, эти правила. Я имею в виду, мне очень нравится здесь находиться, здесь прекрасно, но в то же время я это ненавижу.
– Я пытался тебе объяснить. – Он обнял меня. А когда отпустил, я увидела боль в его глазах. Но еще я заметила новое, ясное понимание. – Мы сделали то, ради чего приехали, это их выбор. Я люблю тебя. Пусть это останется на их совести.
Через пятнадцать минут никто так и не пришел.
Так продолжалось четыре дня подряд, пока наконец Франка не сообщила нам, что у нас будут первые посетители, кузены. На следующий день брат его отца и его тетя должны прийти. Потребовались дни, но Нонна и Франка разработали план. Ежедневно маленькая группка дальних родственников будет приходить к нам, таким образом усиливая давление на отца Саро. Они собирались использовать обратную психологию Старого Света, создав условия и атмосферу, которые выставят на публику Джузеппе как упрямого, равнодушного отца, мужчину, которому нравится наблюдать, как его жена в открытую рыдает и отказывается посещать службу в церкви, потому что он не разрешает ей увидеть их единственного сына. Мне нравилось то, как думали эти женщины.
А затем произошел сдвиг. На седьмой день приехали Франка, Косимо и их девочки. Это был огромный шаг вперед. Первая встреча с ней довела меня до слез. Она была очень похожа на Саро, даже немного выше его, с лучезарной улыбкой и добрыми глазами. Когда она подошла и мы расцеловали друг друга в обе щеки, я почти растаяла. Я сдалась, ожидая, что этот момент когда-нибудь наступит. В ту же секунду я восхитилась женщиной, которая незаметно трудилась, чтобы достичь этого мгновения. И знала, каким актом неповиновения для нее было стоять в саду под лозой бугенвиллеи, наконец-то встретившись со своей невесткой. Она выбрала любовь своего брата вместо бесконечного повиновения установленному порядку вещей. И поэтому она была героиней.
Но вспыльчивый шестьдесят-с-чем-то-летний отец Саро, Джузеппе, по-прежнему отказывался приехать. Он принял решение, которое еще и удвоил. К этому моменту вся ситуация была полна сицилийского пафоса, и, честно говоря, я опасалась за благополучие мужчины, который был способен неутомимо убеждать себя в том, что у него больше нет сына. И все равно я пыталась очеловечить его. Пыталась понять его позицию.
Я старалась представить себе, что где-то внутри он наверняка знает или хотя бы допускает мысль о том, что если он сейчас не увидит Саро, то, скорее всего, не увидит уже больше никогда. Америка, расстояние и жена-иностранка, которая виной всему произошедшему, позаботились бы об этом. Где-то внутри он должен был знать, что, преодолев такое расстояние, добравшись до Сицилии, мы протягивали, наверное, самую большую оливковую ветвь, которую он когда-либо видел на острове, где нет недостатка в оливковых деревьях.
На восьмой день ранним утром Саро загрузил наш арендованный «Фиат» и бросил мне ключи.
– Вот, ты за рулем. Я хочу найти Полицци-Дженероза. Мы будем ехать, пока не устанем или пока не опьянеем от качественной еды настолько, что не сможем уже вернуться.
Полицци, как он мне объяснил, это город, о котором он слышал еще в детстве, но так и не побывал там. Мне нравилось, как это звучит.
Одним из неписаных правил в наших отношениях была установка, что я – водитель, а он – штурман, когда мы путешествовали за пределами Лос-Анджелеса, по большей части из-за того, что я ездила за рулем еще с подросткового возраста, а у него не было водительских прав до тех пор, пока ему не исполнилось тридцать пять и он не переехал жить в Соединенные Штаты. А еще мы узнали, что один из нас был, как оказалось, ужасным пассажиром – это я. Своей нетерпеливостью и комментариями я сначала отвлекала его, потом доводила до злости, а зачастую это было комбо из того и другого. Он научился бросать мне ключи и довольствовался тем, что высовывался в окно и спрашивал дорогу, когда это было нужно.
Через два часа после выезда из нашего прибрежного отеля мы ввалились в горный городок – Полицци-Дженероза. У меня упал уровень глюкозы в крови, меня укачало в машине, и вообще я состояла из каких-то обломков. Я не предполагала наличие таких далеких, крутых, узких горных дорог со сводящими живот спусками в скалистые долины внизу. Один взгляд на каменные здания, выросшие прямо на краю утесов над пропастью, и сразу же становилось понятно, почему Полицци-Дженероза (что означает «Благородный город») был высокогорным сначала эллинским, а позже норманнским форпостом, стратегической точкой обороны. Добраться туда, даже тысячи лет спустя, было нелегко. Для этого требовалось больше, чем просто желание.
Переключая туда-сюда передачи в «Фиате» и стирая резину на левой стороне об дорогу, я швырялась бессмысленными угрозами в адрес Саро, в том числе и обещаниями никогда не иметь детей от него, если он не найдет мне тратторию, которая немедленно сможет задобрить меня лучшей тарелкой местной еды и доброй порцией домашнего вина. Он встретил мои гиперболы и гипогликемию с безразличием, уклонившись от атаки: «Однажды ты будешь благодарить меня за эти воспоминания». Когда я продолжила давить на него своими жалобами, он пригрозил оставить меня в ближайшей траттории, пока я не остыну, а сам отправиться смотреть футбол по телевизору в местном баре. Это была раздражающая ссора, прибереженная специально для молодых женатых людей, которые потерялись на острове, одновременно знакомом и чужом.
