Современная американская повесть - Джеймс Болдуин

На Макапу все, конечно, знали про новый отряд. Солдаты любят рассмотреть профессиональным взглядом и обсудить всякие новые распоряжения начальства, которые решительным образом затрагивают их жизнь, — даже если от них самих тут ничего не зависит. Поэтому на Макапу солдаты всё понимали про заслон, про оплошность, которая вызвала его к жизни и которую он должен прикрыть, а также про новый план, который, будучи приведен в действие, превратит это дорожное охранение в самую настоящую западню, а солдат — в смертников. Пятеро солдат (из них одни с автоматической винтовкой Браунинга) должны занять постоянную позицию у водопропускной трубы под склоном, где дорога поворачивала и спускалась на равнину. Если противник высадится, их задача — сдерживать разведывательные группы до тех пор, пока не подорвут заряд. После этого они действуют по своему усмотрению и могут пробираться к своим как сумеют. Все понимали, что это значит. Вот почему они считались смертниками и отряд набирали из добровольцев.

Как ни странно, зная это, каждый на Макапу стремился попасть в отряд, и попавшему завидовали. Причину объяснить нетрудно. Кроме того, что доброволец выходил из опостылевшего загона, по этому шоссе ездили на городской базар грузовики. А в дополнение к неприятной обязанности сдерживать будущие японские дозоры отряд имел приказ останавливать все перевозочные средства и обыскивать их на предмет возможной диверсии. Как только охранение начало действовать, на позиции, охваченной кольцом колючей проволоки, сразу стали появляться свежие фрукты, бананы, конфеты, бутылочки кока-колы и «севен ап», а то и заветная 0,75 виски. Но если позиция в целом пользовалась этими благами в малой степени, пятеро на дороге жили, как цари. Впервые с начала войны солдаты на Макапу, по крайней мере пятеро из них, вкусили щедрой гражданской любви и обрели, можно сказать, приемных родителей, каких давно уже нашли в домах по соседству солдаты с лучших прибрежных позиций. Каждый из пятерых почти сразу выбрал себе любимого — если не любящего — поставщика, который ежедневно доставлял ему не только образчики своих рыночных товаров, но и кое-какие мелочи из дому. И что еще важнее — они, эти пятеро, могли разговаривать с людьми, то есть не солдатами. Почти с любыми людьми. А среди них попадались женщины. С женщиной поговорить — лучше, чем ничего, хотя от разговоров голод только лютел. Не было такого рядового на Макапу, который не желал бы рискнуть отдаленным будущим, где маячил японский дозор, ради сегодняшних, маленьких, но для него роскошных благ.

И вот командир отделения, а теперь уже глава этой маленькой, но недоступной группы счастливцев, сам обратился к Масту. Высокий, спокойный, покладистый и умный — хотя на родине, в Новой Англии, успел кончить только восьмилетку — сержант Томас Бёртон был хорошим командиром отделения. Он подошел к камню, где сидел Маст, поставил на камень длинную ногу и облокотился на колено с нерешительным и смущенным видом.

— Хочу с тобой поговорить.

Маст, сразу почуяв неладное, уставился прищуренными глазами в спокойные глаза Бёртона.

— Да? О чем?

Маст не забыл, как Винсток, тоже начальство, поймал его, когда он вот так же сидел один.

— О пистолете о твоем, — сказал Бёртон.

Продолжить ему не удалось. Маст сразу встал и, ни слова не говоря, пошел от него к людям.

— Эй! Подожди минуту! — позвал Бёртон. — Вернись сюда.

Маст остановился и нервно оглянулся на него. Как защититься от этих капралов-сержантов, которые могут тебе приказывать?

— Мой пистолет тебя не касается. Что тебе понадобилось знать о моем пистолете?

— Не волнуйся, не волнуйся. Вернись, — успокаивал его Бёртон. Из осторожности он даже не пошевелился.

Маст все еще колебался.

— Слушай, я знаю, как тебя прикупил Винсток, — сказал Бёртон. — Любому мало-мальски сообразительному человеку понятно: он отобрал у тебя пистолет вроде для того, чтобы сдать, а сам оставил его себе. Я такую гадость никогда не сделаю. Ты что, не понимаешь, Маст?

— Откуда ты про это узнал? — не глядя на него, угрюмо спросил Маст.

— Догадался, — ответил Бёртон. — Всего-навсего. — Он осторожно снял ногу с камня, словно рядом была зверюшка и он боялся ее спугнуть. — А ты у него ночью увел, верно?

— Угу, — нехотя буркнул Маст.

— Я догадался. Ловко. Тут еще смелость нужна.

— Чего тебе надо? — отрывисто спросил Маст, не клюнув на лесть.

— Поди сюда, сядь.

— Нет.

— Поди сюда. Я хочу с тобой просто поговорить. Хочу сделать тебе предложение, — сказал Бёртон. — Больше ничего. Насчет твоего пистолета.

Маст чуть не взвыл.

— Не хочу я никаких предложений насчет пистолета! Никаких не хочу предложений. Хочу, чтобы меня оставили в покое. Чтобы меня и мой пистолет оставили в покое, больше ничего не хочу.

— Не буду я выманивать у тебя пистолет, — сказал Бёртон, — иди сюда. Слушай, я сказал хоть слово про твой пистолет? Я знаю про твой пистолет с тех пор, как нас закинули на эту паскудную позицию, так или нет? А я хоть раз велел тебе сдать его или еще что-нибудь? Сказал тебе про него хоть слово, а?

— Нет, это верно, — нехотя ответил Маст.

— Так иди сюда, сядь, елки зеленые, — сказал Бёртон. — Не умрешь ты, если меня послушаешь. Не умрешь ты от разговора.

— Да не хочу я про него разговаривать, — сказал Маст, однако к камню вернулся. — Я и думать-то про него не хочу. Все ко мне лезут с этим пистолетом. Кто украсть хочет, кто выманить, кто еще чего. Не хочу я о нем разговаривать, думать не хочу, драться из-за него не хочу, ничего не хочу. Хочу, чтобы меня оставили в покое. Неужели это так много? Скажи?

— Сядь, — сказал Бёртон.

Маст сел.

— Только ничего не говори. Выслушай меня, — сказал Бёртон. — Не отвечай, сперва выслушай. Больше от тебя ничего не требуется. Не умрешь ты от этого. Ладно?

— Ладно, — сказал Маст.

— Ладно. Значит, так. Вот мое предложение, — сказал Бёртон. Он нерешительно замолчал, и лицо у него опять стало смущенным. — Понимаешь, за последние дни я много выиграл в покер, — пояснил он для начала и тут же взял быка за рога: — Вот мое предложение. Я дам тебе сто пятьдесят долларов. И возьму в охранение.

— За пистолет?

— За что же еще? Конечно, за пистолет.

Маст слушал, но рядом с такой щедростью слова теряли смысл.

— В охранение? — ушибленно повторил он.

— Ну да. Я это могу. Мне только сказать лейтенанту, что одни из ребят не справляется, и попросить замену. Тебя на его место.

— Да… а… — по-дурацки протянул Маст. Это было потрясающее предложение. Полтораста долларов — почти пятимесячное жалованье рядового первого класса. — Хотя, — вырвалось у Маста как бы в ответ себе, — что толку от денег? На что их потратишь, кроме покера? За неделю все и проиграю.

— А ты заначь, — посоветовал Бёртон. — Похоже, что через месяц или два нам опять начнут давать увольнительные. Будет с чем поехать в город.

— Да… А если не будут давать увольнения?

— Ну, допустим, не будут. Но от охранения моего нос воротить не стоит, ты уж мне поверь.

— Да. Я знаю. Все туда хотят, — задумчиво сказал Маст. — Только почему, — спросил он немного погодя, — почему ты не предложил этого раньше? Когда набирали? Почему только сейчас?

На лице у Бёртона опять мелькнула нерешительность и смущение. Он пожал плечами.

— Мне надо было рассчитаться с ребятами за кое-какие услуги, — кратко объяснил он.

— Разве это честно? — сказал Маст. — Взять человека, а потом вышибить?

— А почему нет? За услугу рассчитался. Я же взял его.

— Откуда я знаю, что ты со мной так же не сделаешь?

— Слушай. Давай начистоту. Давай я тебе объясню, — настойчиво сказал Бёртон. — Я бы никогда не выгнал человека ради своего интереса или выгоды. Кого я выгоняю — его надо выгнать. Работу делает кое-как, всю дорогу сачкует. А я не вижу, почему мне не попользоваться, если в делах у меня порядок. То же самое с тобой. Будешь плохо работать, и тебя вышибу. Будешь хорошо — останешься. — И однако, несмотря на безупречную логику этого рассуждения, Маст заметил, что лицо у него слегка смущенное, как будто Бёртон еще не вполне себя убедил.

— Почему всем нужен мой пистолет? — чуть ли не жалобно сказал Маст.

— Всем, а тебе он зачем нужен? — спросил Бёртон.

— Сам не знаю. Наверно, из-за этих самурайских сабель. У меня предчувствие… Очень сильное предчувствие… Что когда-нибудь он спасет меня от сабли. А я хочу спастись. Мне с ним… ну, спокойнее.

— Ну и другие думают, как ты, можешь спорить на что хочешь, — сказал Бёртон. — Не проспоришь — проверено. Ты же видел — у старшины тоже пистолет, кроме винтовки. И у старика Пендера.

— У сержанта Пендера пистолет с той войны.