Воин - Даниил Сергеевич Калинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но купец, рискнувший покинуть гавань ночью, был заранее готов выйти в просторный залив, более походящий на открытое море – по крайней мере, противоположного берега здесь не видно даже в самый солнечный день. А пока горячие на расправу руги, спугнувшие свеев, разобрались, кто сможет отправить ладью в погоню, да собрали полную команду (заодно и я привел свою невеликую дружину), да запаслись едой и водой хотя бы на сутки пути, в заливе неожиданно поднялся сильный встречный нам ветер, взволновавший море. Из-за штормовки в погоню смогли пойти только днем, и как следствие, к северному мысу мы к ночи не поспели – несмотря на то, что гребли изо всех сил. Тогда я попросил причалить к берегу у ближайшего поселения, где мы с Храбром и Горыней с огромным трудом купили лошадей (хорошо хоть, мои «базовые» способности включали примитивные навыки верховой езды) – а после загнали их ближе к рассвету, пытаясь успеть… Даже не знаю, что именно мы хотели успеть, загоняя бедных животных – ведь Гуннар предупредил, что Флоки собирается отомстить на пиру, то есть прошедшей ночью.
Увы, слова старого свея оказались пророческими.
И вот нашим взглядам предстало пепелище на месте терема Ратибора, славного боевого вождя. В меру хитрого, в меру великодушного, чрезвычайно храброго и невероятно могучего воина, способного ударом двуручной датской секиры повергнуть конного рыцаря! Он был воплощением ратной варяжской удали – и мне до Ратибора было очень далеко. Очень.
Но именно я стал предводителем воев, решивших совершить Флоки месть – увы, когг Бьерна, забравшего своего ярла с побережья, перехватить так и не удалось…
…– Ладья и дружина теперь мои! Я был первым ближником Ратибора, мне он доверял сражаться с ним бок о бок в любой схватке. И по справедливости мне вести воев, воздав кровью за подлость свеям!
Русобородый Яромир, крепкий и ладный мужчина зрелых лет говорит страстно, горячо и убежденно. Что же, изрядная доля истины в его словах действительно есть, да только с соратником не согласен Деян, крепкий, коренастый, словно небольшой медведь, воин.
– И я ближник Ратибора с самого начала. И я был его избранным, мне он доверил ладью в последнем плавании, я сумел тогда перехватить датских купцов и взять богатую добычу. Чем же я теперь хуже тебя?
– Тем, что именно я первым ходил со своей ладьей в походах Ратибора!
– А мне он отдал драккар!
– Ха-ха-ха-хах!!!
Мой демонстративный, вызывающий смех не мог не привлечь к себе внимания спорящих. Взгляды их обратились на меня – и к слову, сейчас они очень похожи, выражая одновременно и изумление, и гнев.
– Тебе смешно, ромей?
– Да, смешно.
Я ответил опешившему от моей дерзости Яромиру резко, даже не пытаясь как-то сгладить углы:
– Мне смешно, потому что два славных мужа, каждый из которых имеет собственное судно, спорят из-за третьего. Но при этом людей у вас не хватит управлять ни собственными кораблями, ни ладьей Ратибора, даже если собрать оба ваших отряда. Сколько у тебя осталось воев, Яромир?
Венд недовольно сжал губы, после чего нехотя ответил:
– Восемь воев. Я девятый.
Я столь же развязно, с этакой командной ноткой в голосе, обратился к Деяну:
– А у тебя?
Крепыш ответил после короткой паузы, очевидно пытаясь продемонстрировать мне все охватившее его презрение:
– Девять. Я десятый.
– Итого девятнадцать человек. А у Будивоя пятнадцать лучников, но он никогда не водил ладьи. У меня же семеро воев, я восьмой… Итак, нас чуть более чем четыре десятка дружинников. Гуннар же утверждает, что благодаря пополнению и наемникам-хускарлам хирд Флоки насчитывает шесть десятков бойцов. Притом они будут укрыты стеной бурга, а даже если и примут бой в поле, то против каждого нашего воя со щитом и топором выйдет двое свеев. Нам нужно больше людей.
Хотя я говорил резковато и сознательно вызывающе, но говорил по делу – а когда закончил, на несколько секунд повисла тишина. Нарушил ее более спокойный и рассудительный Деян:
– Можем пригласить с собой и других вождей. Все, кто знал и уважал Ратибора, а таких много, захотят отомстить свеям.
– Но тогда и добычу придется делить на двоих, троих или большее число ярлов, а также и их дружинников.
– А что ты предложишь, ромей?
Последнее слово Яромир выделил особо насмешливой и одновременно едкой интонацией, произнеся его, будто ругательство. А я ответил, наоборот, подчеркнуто спокойно:
– Я предлагаю справиться своими силами, но для начала определить вождя на время похода. Вождя, которому каждый из нас будет подчиняться беспрекословно, выполнять любой его приказ. Предлагаю выбрать того, кто ведет за собой больше всего воев.
Скромно молчащий до того старшина лучников удивленно и одновременно с тем радостно воззрился на меня, но громкий, издевательский смех Деяна охладил его энтузиазм:
– Ха-ха-хах! Что же, это нам Будивоя старшим над собой поставить?
Холодно посмотрев в глаза крепыша, я коротко ответил, словно отрубил:
– Нет. Меня.
– Что?! Ты случайно головой не ударился, ромей? С какой стати-то?! Или ты разучился считать? У тебя воев меньше всего!
– Верно. Пока. Пока меньше всего. Но я знаю, где взять десятка два, а то и три крепких бойцов, совершенно точно желающих отомстить Флоки и его свеям. А помимо того, Гуннар – мой пленник. Я обезоружил его во время нападения, я сохранил его жизнь после, когда толпа готова было его убить. И только он знает дорогу к усадьбе Флоки. Что вы сможете сделать без него, а значит, и без меня? Ну и наконец, не забывайте – свей хотел отомстить не только Ратибору, но и мне, ведь именно от моей руки пал ярл Сверкер. А значит, воздать за подлость, за яд на лезвиях ножей, это прежде всего мой долг – но и моя честь. Наконец, вы, конечно, искуснее меня в схватке – но я много читал о битвах прошлого, я много знаю. Помните, кто помог победить нашей дружине в битве при Лунде? А кто придумал, как можно быстро взять город? Так что, есть возражения против меня в качестве вождя похода на свеев?
Яромир удивленно замолчал, но слово тут же взял Деян:
– Погоди. Нас сейчас четыре полных десятка. Выйдем в море на ладье Ратибора, хорошо. Но вот ты говоришь, что знаешь, где можно найти еще воев – и наберешь десятка два-три. Однако же на наших ладьях шести десяткам