Наследник славы. Часть 1 (СИ) - Алексей Янкин

Всё-таки наибольший интерес Профессора, даже больший, чем труба-лифт и вышеупомянутый грот, вызывала рубка управления кораблем, занимавшая вторую сверху палубу. Вокруг центрального экрана, представлявшего собой вертикальную, трехметровую диаметром световую трубу, расположенную по самому центру рубки, установлены двумя полукольцами столы с восемью удобными глубокими креслами с внешней стороны каждого. Именно в этой трубе и находился Центральный Процессор - мозг корабля. И откуда бы, из какого бы кресла ты не смотрел на клубящийся мрачновато-сине-зелёным цветом бок "трубы", тебе в её глубине открывался совершенно одинаковый объемный вид. Изображение формировалось где-то в глубине газообразного, заключенного в силовое поле, тела. Кроме того каждому члену экипажа выводилась еще и дополнительная, соответствующая его специальности и занимаемой должности, информация. Экран сам определял специальность и должность смотрящего в него, неважно в какое бы кресло тот не сел. Таким образом, какого-то определенного рабочего места ни у одного из членов экипажа не было. Можно бухнуться в первое попавшееся и Центральный Процессор тут же обратит его именно в твое рабочее место.

Кроме того стол каждого, находящегося в рубке управления, украшали два-три дымчатых экрана, появлявшихся и исчезавших по мере необходимости. Лишь с кресла сидящего за столом картинка в них виделась вполне четкой, при взгляде же со стороны тело экрана расплывалось легкой дымкой. Всё управление кораблем сводилось по большей части к тому, чтобы выбрать из нескольких вариантов предлагаемых на экране центральным процессором возможных действий - одно, самое необходимое в данной ситуации. Если выбор порождал, с точки зрения корабля, нежелательные последствия или разночтения, он не стеснялся его уточнить голосом, прибегая порой к самым саркастическим комментариям.

Вообще корабль мог без стеснения заговорить с любым пассажиром или членом экипажа, где бы тот в то время не находился, хоть в санузле в самый интимный момент (что поначалу шокировало землян). Мог ответить на совершенно любой, самый каверзный, самый нелепый вопрос. Но категорически не желал общаться с землянами на темы устройства корабля или правил его пилотирования.

Первый раз Романа, беспечно принимавшего "душ", чуть не хватил удар, когда голос прямо за спиной посочувствовал: "Тебе бы не мешало скинуть немного вес". И убедившись в произведенном эффекте, успокоил: "Ухожу, ухожу. Неженка какая!". И кто его знает, "уходил" ли он в действительности. Корабль, вернее речевой блок его центрального процессора, с удовольствием вспоминал все последующее время полета его первые "встречи" с Профессором и Романом. Корабль мог разговаривать со всеми членами экипажа одновременно либо с одним-двумя из них. Как вскоре убедился Роман, голос слышал только тот, к кому корабль обращался непосредственно. Шуке пояснил, что голос раздается не извне, а рождается в голове того, к кому обращается процессор. Поэтому голос всегда говорит на языке слушателя и речь его настолько разнообразна или примитивна, насколько это позволял лексический запас и интеллектуальный потенциал слушателя.

Хотя голос корабля возникает у каждого в голове, но у члена экипажа создается полное впечатление, что он разносится из вне. Роман мог поклясться, что в большом помещении его даже сопровождает лёгкое эхо.

Но каких либо речевых команд, связанных с управлением кораблём, центральный процессор не принимал принципиально, требуя их непременного подтверждения с экрана в рубке управления.

***

Первые недели повышенная сила тяжести до нельзя выматывала землян, особенно не молодого уже Михалыча. Он даже перестал по своей привычке слегка подпрыгивать на одном месте, погрузившись в размышления. Да и отвыкшие от родной силы тяжести Шуке и Зэнь-Ди в своих земных обличьях молча страдали, не показывая вида. Шуке лишь однажды, в ответ на жалобы Романа, проворчал: "Скажите спасибо, что это не военный крейсер. Вот где ускорение. Там сила тяжести плющит людей. Сам-то я, правда, на них не летал, но слышал много...".

Однако уже к концу первого месяца заметно возросшая мышечная масса позволила членам экипажа забыть об увеличившемся тяготении. Этому в немалой мере способствовала и та диета, которую подобрал каждому из них командир. Он, кстати, взял на себя и роль медика.

Образовавшуюся уйму свободное время земляне использовали для дальнейшего ознакомления с кораблем, его устройством и оборудованием. Судя по всему, корабль изначально предназначался для каких-то научных экспедиций.

Савелий Михайлович очень скоро нашел себе занятие по душе. "Люблю астрономию, знаете ли, - почти каждое утро теперь заявлял он Роману за завтраком, потирая руки, - Астрономия моя страсть". После чего прямиком отправлялся в астрономический отсек, где мог просиживать сутками, пока Роман буквально не выволакивал его оттуда. Вход в астрономический отсек открывался узким лазом с неким подобием весьма неловкой винтовой лесенки из рубки управления. Поднявшись по нескольким ступенькам, попадаешь в на удивление небольшое круглое помещение с невысоким потолком и тремя креслами по центру. Оно чем-то походило на комнатку для курения.

Но стоило потухнуть освещению... как вы оказывались в бесконечном открытом космосе! Сияющие звезды обступали вас со всех сторон. Казалось, в следующее мгновение ужасный космический холод набросится на тебя, превращая живую теплую плоть в кусок льда. Или твое тело разорвет в кусочки, в атомы твоим же внутренним давлением.

Стены, пол, потолок отсека сплошь закрыты большими вогнутыми экранами. Профессор поначалу думал даже, что эти экраны являются окнами - настолько естественную картину окружающего пространства они выдавали. Вскоре земляне привыкли и, сидя в удобных откидывающихся креслах в центре отсека, с упоением исследовали открывавшиеся их глазам красоты Вселенной. По просьбе, обращенной к центральному процессору корабля тот или иной участок можно приблизить настолько, что у отдельных, наиболее близких от них звезд, становились различимы даже вращающиеся вокруг них планеты. Планеты, совершенно невидимые в начале, неожиданно возникали из мглы моргающими точками, неслись навстречу, превращаясь в небольшие серпики. Росли, росли, росли, вдруг набегая с безумной скоростью, заполняя собой значительную часть экрана. На некоторых из них удавалось даже словно спуститься к поверхности на несколько километров, а то и сотен метров, путешествуя над ее поверхностью, планируя птицей на невидимых крыльях. Одни из планет не имели атмосферы, другие (таких большинство) в той или иной мере затянуты газовыми пузырями самых разных цветов. Две из множества обнаруженных с помощью Шуке планет необычайно похожи на Землю. На них моря и реки. Правда разглядеть, есть ли там жизнь, невозможно даже с этими поразительными технологиями зартеннарцев. Больше всего Романа поражало, захватывало дух, то обстоятельство, что это вовсе не монтаж, не цветные кадры научного фильма, не реконструкция художника или предположение фантаста, а реальность. Пусть эта реальность, эти виды и показывают то, что творилось на этих планетах сотни и тысячи лет назад, до того, пока свет сквозь пространство донес её до них. Но реальность! Такой же шок Роман испытал некогда, когда в детстве направил небольшой шестидесяти сильный школьный телескоп на Луну и отчетливо различил на ее поверхности самые мельчайшие детали.