Часть вторая (СИ) - Тереза Тур

— Лучше скажите, кто заведует тем, чтобы его величество кушал регулярно, четыре раза в день?

— Да какое твое дело? — взвизгнул господин Хорм.

— Если вы отвлечетесь от своих обличительных речей и оскорблений в мой адрес и вспомните все же, кто есть кто, то ответите на мои вопросы. И мы с вами подумаем, как все организовать, чтобы и его величеству и его окружению было комфортно.

— Вот при батюшке императора Фредерика… — опять завелся управляющий двора.

— Видимо, император Максимилиан не питался вообще. Или ходил для этого по придворным — я смотрела на Хорма в упор, в лучших традициях психологических тренингов целясь в переносицу. Показалось мало, и я представила что он мой ученик и не выучил историю… Видимо, перестаралась. Старик не выдержал и заорал:

— Ты что — всерьез решила, что если постель милорда Верда на императорскую поменять, можно во дворце распоряжаться?

— Вот вы мне скажите, уважаемый… А у вас приказ какой? — нежно улыбнулась ему я.

— Выполнять ваши распоряжения, — лицо у господина Хорма стало такое, словно он уксуса хлебнул во славу Империи.

— Вот и выполняйте, — так же ласково посоветовала ему я. — А в мои отношения с императором Фредериком и принцем Тигвердом не лезьте — мы сами как-нибудь разберемся.

На пороге моей гостиной послышались негромкие, но выразительные аплодисменты. Мы обернулись. Старика знатно перекосило — это был император. Собственной персоной. Распорядитель погнулся в низком поклоне.

— А вот скажите, мне, — проскрежетал Фредерик, — как бы с вами поступили при моем благословенном всеми четырьмя Стихиями, правильном батюшке за такие разговоры?

— Позорная отставка. И рудники за оскорбление члена императорской семьи, — чуть слышно ответил распорядитель.

— Отлично. Значит, вы отдаете себе отчет в своих поступках.

— Ваше величество! Но ведь так все равно нельзя. Фаворитка должна знать свое место. И она не может вести себя как первая дама двора. Как ваше супруга! — уже не мог остановиться старый служащий.

— И вот почему меня называют тираном? — обратился Фредерик ко мне. — У меня иной раз складывается ощущение, что вокруг меня — абсолютная вольница. И каждый делает лишь то, что ему вздумается. И более — того, оскорбляет людей, которых я считаю своими. Тем самым, оскорбляя меня как повелителя. И хозяина.

Старик рухнул на колени.

— Просто прислуга слегка одичала от невнимания, — пожала я плечами.

— Слушайте, — у императора загорелись глаза. — А вы можете сотворить тоже чудо, что и в поместье сына?

— Еда вовремя?

— И пирожки, — мечтательно прикрыл глаза император.

— Вот вы точно еще не ужинали, — нахмурилась я.

— Но я сегодня обедал! — похвастался Фредерик. — Ирвин сказал, что он подаст в отставку, поднимет бунт и уйдет лечить верхушку Османского ханства, если я не съем суп.

— Зачем же до такого состояния доводить замечательного специалиста? — удивилась я.

— Некогда было! Кстати, Крайому тоже досталось, — наябедничал император.

— Хорошо, ваше величество, я согласна. Только у меня будет одно условие.

— Вот так сразу, — нахмурился Фредерик.

— Я вам напишу, в какие часы вы кушаете, а вы — приходите. И едите. Несмотря на занятость, совещания, мероприятия и прочие события. И не доводите меня до бунта. А то мы его поднимем вместе с господином Ирвином. И будет вам на завтрак полезная овсянка. На воде. И без соли.

— И на черном знамени восставших будет миска с кашей.

— Именно, — кивнула я. — Как символ правильного питания…

Мы переглянулись — и захохотали.

— А кто вам будет помогать? — спросил император. — Вы же еще работаете в академии.

— Вот этот милый человек и будет, — кивнула я на коленопреклоненного распорядителя.

— Я намерен его наказать — нахмурился Фредерик.

— Я тоже, — широко улыбнулась. — Поэтому будет логично, если он поступит в мое распоряжение.

— Вы правда считаете, что это достойная замена каторги?

— По крайней мере, этот человек искренен, и я знаю, чего от него ждать, — пожала я плечами. — А там посмотрим.

— Только я хочу предупредить господина Хорма относительно его искренности… — сказал император так, что даже у меня прошлось морозом по коже.

— Простите, ваше величество, — проговорил управляющий.

— Ужинать? — спросила я.

— Давайте, — согласился Фредерик.

Я распорядилась, чтобы накрыли стол в малой столовой. Возражений от любителя строить императорских фавориток не последовало. Старик рванул из моей гостиной как резвый молодой сайгак. Мы же с императором чинно расселись по креслам — и принялись ждать, когда нас позовут.

— Вероника, только одно замечание, — обратился ко мне Фредерик. — Если с вами еще раз посмеют говорить в таком тоне, то пойдут и позорные отставки, и ссылки, и — для особо не понятливых — рудники. И я не желаю, чтобы вы хоть как-то кого-то защищали передо мной в этом вопросе.

Я задумалась. Потом спросила:

— Слушайте, а у вас в империи нет такого понятия, как общественно-полезная работа? Суток на пятнадцать.

— Как для кадетов военной академии?

— Если уж на наследного принца и его свиты благотворно влияет покраска казарм и уборка отхожих мест — то почему бы не предоставить такую возможность и дворцовой прислуге. При необходимости.

— Миледи. Я в восторге.

— А еще — в качестве особого наказания — назначать на работы прилюдно. И наряжать в какие-нибудь яркие комбинезоны. Оранжевые, скажем.

— Хороший способ избавиться от старого распорядителя и прочих имперцев, кто с тоской вспоминает правление моего батюшки, — хмыкнул Фредерик.

— Почему избавиться? — удивилась я. — По-моему, хорошая альтернатива, когда и наказать надо, а на рудники ссылать пока вроде и не за что. Или не хочется.

— Потому что этих ревнителей приличий удар разобьет. Ровно на том моменте, когда на них комбинезон прилюдно надевать будут.

Я замолчала. Как-то не подумала, что такое унижение для жителей империи, особенно для той ее части, что ценили статус больше всего на свете, будет равняться смертному приговору.

— Что вы опечалились? Неужели переживаете за жизнь и здоровье всяких высокомерных дураков?

— Я не люблю жестокости.

— Это империя, миледи Вероника, — пожал он плечами. — И я — император. Но можете мне поверить, я тоже не люблю жестокости. Но…

Фредерик покачал головой.

— Мой батюшка, император Максимилиан был великий человек. И для него единственным мерилом всего было величие империи Тигвердов. Окружающие его люди оценивались лишь с точки зрения полезности или бесполезности для его грандиозных планов. Он желал — не много не мало — вернуть империи ее исконные земли. То, что эти земли очень и очень давно отошли соседним государствам и особой необходимости в них не было… Его интересовало мало. То, что постоянные локальные войны и грызня с соседями поставили империю на грань экономической катастрофы… Это тоже не повод отказываться от великих планов. К тому же наша армия действительно не знает поражений — это факт.