Первый и непобедимый - Юлия Галанина

Ночью пришёл Ряха, — этому и лестница не понадобилась.

Несмотря на внушительный рост и вес взобрался по стене, как паук и запертую изнутри раму открыл одним мизинцем.

— Тихо, — сказал он мне. — Это я. Люди говорят, ты с моей сцепилась?

— Бессовестно врут! — оскорбленно фыркнула я из-под стёганого одеяла, глядя на Ряху одним глазом. — Дуру ты себе ревнивую нашёл, вот что я тебе скажу. В глаз съездила ни за что, ни про что. Думает, я тебя у неё отбиваю. А ты из-за такой будешь рёбра себе ломать. Глупо.

— Люблю я страстных женщин, — признал свою вину Ряха, запаливая свечу на столе. — Покажи боевую награду.

— Остроумный, да? — окрысилась я. — Сердцеед!

Ряха развёл руками, без слов подтверждая, что сердцеед, а куда денешься?

— На вот, первейшее средство от таких вещей, — поставил он на стол баночку. — Мы с ребятами, когда на Родинке махались, только этим и сводили. Давай намажу правильно.

Я села на кровати и нехотя подставила ему лицо.

Не хуже лекаря Ряха нанёс свое волшебное средство, закрыл баночку, басом пожелал мне спокойной ночи и исчез за окном.

Хорошая у Ряхи оказалась мазь, утром я заглянула в зеркало и повеселела: отёк почти спал, со вчерашним зрелищем и не сравнить. Даже жить захотелось.

Пошла посмотреть, как там Лёд поживает.

— Здорово, спасибо тебе, мне уже легче! — с порога заявил Лёд.

— Что с тобой? — удивилась я.

— Не со мной, а с тобой. Твой вид подбодрит и умирающего. Замечательный фонарь. Очень тебе идёт.

— Будешь выступать, — такой же получишь! — пригрозила я.

— Ох, лучше таким фонарем светить, чем ожогами маяться… — вздохнул Лёд. — Я скоро взбешусь и кидаться на всех начну. Буду кусать за ноги. И подвывать при этом.

— Ну потерпи еще немного… — попросила я, осматривая его спину. — Хорошо подживает, скоро встанешь.

— Дела у нас скоро встанут, — вздохнул безнадёжно Лёд, — Град один всё не сделает. Устал я от этой кровати, от этой комнаты — сил моих нет. Я домой хочу… — сказал он вдруг жалобно. — В Ракушку. Там яблони весной цветут, а тут нет. Если бы не Копчёный, совсем бы от тоски загнулся.

— Не грусти, не уйдут от нас наши цветущие яблони, — попросила я. — Знал бы ты, как я домой хочу. Ничего, мы всё равно всех победим.

Посидев у Льда, я отправилась посмотреть, что там делают остальные.

Града я нигде не нашла — наверное, как обычно, проворачивал какие-то дела в городке.

У Профессора же сегодня был очень удачный день: дамы Отстойника вдруг дружно решили напечь булочек с корицей — и корицу с прилавка у Профессора точно Тот Бык языком слизывал.

Профессор сиял.

Рассвет заперся у себя в кабинете, разложил там бумажные дорожки на столе и подоконниках, и что-то старательно писал.

Мне от такой идиллии взгрустнулось, и когда я выполнила свой неизбежный практикантский долг около кастрюль, то решила наведаться в баню, спросить у бабки-знахарки какого-нибудь средства замаскировать синяк, чтобы в день Ряхиного турнира выглядеть не хуже прочих ревнивых. Да чего-нибудь от ожогов спросить.

Нашла плащ с капюшоном побольше, чтобы не светить фонарём на улице, опустила капюшон на лицо пониже, — и пошла.

Сегодня, наверное, действительно был Великий День Выпекания Булочек, а не День Мытья в Общественных Банях: потому что в бане было пусто.

Хотя одно то, что сегодня, в День Жёлтой деревянной Собаки, девять красных мэнгэ, не рекомендовалось возвращать долги — уже не могло не настроить снисходительно к такому замечательному дню.

— А чего это у вас в банях, уважаемая, сегодня немноголюдно? — спросила я знахарку. — Прямо непривычно как-то.

— И не говори, милая, — вздохнула бабуля. — Видишь, сегодня, оказывается, день сжигания жертвенных коричных булочек. Кто ж знал, — гороскоп на щит только-только вывесили. Вот и торопятся все тесто завести. А у тебя какая печаль?

— Ой, у меня их много! — беззаботно махнула рукой я. — Средство от ожогов мне надо. Помните, парень у вас приворотные и отворотные зелья брал. Для него.

— Ну что, помогло зелье-то? — с профессиональным любопытством спросила знахарка.

Мне стало смешно, поэтому я плачущим голосом сказала:

— Как сказать. Приворотное — крепко работает, а вот отворотное — не особо. Вон его результаты — на лице у меня.

И откинула капюшон.

Бабушка-знахарка с восхищением осмотрела мой фонарь.

— Из-за этого и Лёд пострадал… — понесло меня дальше неудержимо. Уж очень она обрадовалась силе своих шарлатанских настоек.

— Да-да-да… — сочувственно покивала знахарка головой, но глазки её при этом возбужденно поблёскивали: ещё бы, такая сплетня замечательная вырисовывается.

— У меня прекрасное средство есть! — заторопилась она. — Сейчас найду. Не волнуйся, милая, оно будет бесплатно, садись в креслице.

Я села в плетёное кресло, покрытое ветхой шкуркой.

Бабуля откинула крышку громадного сундука, занимавшего добрую четверть её каморки и, перевесившись через его край, надолго исчезла верхней половиной туловища в его недрах, оставив на обозрение только свой обширный тыл, обтянутый тёмной шерстяной юбкой.

— Погоди, погоди, ага, вот оно! — глухо сообщала она из сундука результаты поисков.

Наконец она с кряхтеньем выпрямилась и торжествующе показала мне глиняный горшочек. Этот, в отличие от бутылок, был обвязан ядовито-зелёной тряпицей.

— Сейчас мы его тебе на личико нанесём… — журчала знахарка. — И будет оно у тебя, милая, как новенькое, ну такое распрекрасное, что все ахнут. Только надо посидеть, подержать его. Так ты говоришь, к тебе не только Янтарный ходил? — проявила она редкую осведомленность в моей личной жизни.

— Кто ко мне только не ходил… — пробурчала я, морщась, потому что хвалёное средство щипало, словно бабуля мне крапиву прикладывала. — Медбрат бы их всех побрал!

— Да-да-да-да-да-да-да, — понимающе зацокала языком знахарка. — Глазки-то закрой, удобнее будет.

— Больно! — капризно сказала я. — Эти гады сами чуть друг друга не поубивали, да и мне прилетело!

— От того? — утвердительно спросила знахарка, чуть не мурлыкая от удовольствия.

— Ну, — подтвердила я, понятия не имея, от кого того. — Тихий, тихий с виду, а внутри-то бешеный!

— А ты, милая, не тужи, — советовала мудрая бабуля. — Бьёт, значит любит.

— Ничего себе любит! — возмутилась я. — А людей зачем калечить? Да ещё так? Мне со Льдом ещё жить и жить под одной крышей, пока практика не кончится. Нет, ну нашёл дурочку! С такой любовью — пусть катится на все четыре стороны. Мне и Янтарного хватит.