Любимый (м)учитель (СИ) - Левина Ксюша

Стены в домике были ровные, а потолки на удивление высокие. Будто когда-то планировалось соорудить второй этаж, но планы так и остались планами. Зато под потолком теперь имелся обрубок перекрытия, на который даже вела хилая лестница. По центру гордо высилась на свои полтора метра крохотная печка.

— Ты когда-нибудь таким занималась? Это же кошмар!

— Что вы… это интересно. Представьте — этот домик может быть живым. В нём может быть уютно… Он такой маленький и странный.

— Это дача, Вероника. Она и должна быть мательной и странной! Тут вёдра хранят и лопаты…

Егор открыл дверку печки и скептически туда заглянул.

— Такое ощущение, что кто-то очень культурный всё-таки ходит сюда и потом возвращает на место замок… потому что печку, явно, топят.

Он вышел, оставив Веронику одну, в компании фонарика. Не будучи трусихой, она смело прошла по пыльному полу, чтобы достать из угла веник и начать подметать. К тому моменту, как Егор вернулся с охапкой веток и тремя поленьями, она смела всю грязь к выходу, а телефон закрепила так, что он освещал приличный участок комнаты.

— Держи, — Егор протянул пакет. — Я всё-таки готовился к поездке. Там заряженный фонарь и несколько свечей. Всё что нашёл у Игнатовых.

— Откуда вы знали, что тут света нет?

— Осенью садоводства его отключают, дурында…

Нашлись и спички, и несколько старых стопок в стенном шкафчике, из которых вышли прекрасные подсвечники. А когда в печке затрещали дрова и немного проветрилось от открытых форточек помещение, стало даже уютно.

— Блин… это так круто, что если начну говорить, вы решите, что притворяюсь, — шепнула Роня, опасаясь говорить громко и спугнуть магию “дачных духов”.

— Говори, — Егор подтащил к печке два стула, которые они в четыре руки хорошенько протёрли от жуткой грязи, и накрыли двумя старыми одеялами, которые пожертвовали Игнатовы.

— Да я всё… здорово тут. Меня от заброшек всяких просто… торкает!

— Прямо-таки торкает? — Егор протянул к ней руки и усадил рядом с собой на стул.

— А что мы будем есть? — спросила она, пряча нос в вороте его рубашки и глубоко вдыхая знакомый запах.

— Ничего.

— А пить?

— Ничего, — он отвечал буднично, будто в этом нет ничего странного.

— Мы же тогда умрём?

— А ты хочешь тут остаться навсегда? — он засмеялся и Вероника поёжилась. Ей от этого звука захотелось слишком уж во многом признаться и многое потом сделать.

— Хочу… это как будто ваша комната, которую выстригли из квартиры и поместили в лес. Выйдем отсюда — и там будет лес волшебный. С эльфами и всё такое…

— Вот вроде кажется, что ты взрослый человек, способный послать куда угодно Иванову, и тут же выдаёшь чепуху про лес и эльфов, — руки Егора сжались сильнее.

А Вероника задумалась… ещё утром она проснулась уверенная, что всё плохо, а теперь всё…

— Слишком хорошо. Вы… мы ещё утром были друг другу… — она отстранилась и заглянула ему в глаза. — Вы уверены?

— Тебе страшно? — он склонил голову на бок и даже нахмурился.

Сейчас уйдёт. Скажет, что устала и уйдёт.

Ей некуда идти, дурак!

Пешком пойдёт… от меня уйдёт. Заставит отвезти домой.

Ну зря ты, чтоли завёз её в глушь? Скажи ей всё! Давай же!

И Егор не дал ей договорить. Жестом попросил подождать, и стал собираться с силами. Он до сих пор ещё её не смог поцеловать. Она так и осталась для него недосягаемой. А ещё, он до сих пор не успел ей сказать в лицо, что чувствует. И казалось, что сейчас самый нужный момент, но сил не хватало.

— Я тебя поцелую, окей? Не дёргайся только! — предупредил он, приблизился и очень легко коснулся её губ.

Очень медленно, очень осторожно. Так что она не отпрянула и не испугалась, это было естественно, как дышать… целоваться с ним. Целоваться с ней.

И оба не знали о том, что другой жмурится и дольно сжимает руки в кулаки, чуть не прокалывая кожу ногтями, так сильно хотелось вцепиться друг в друга и до мяса растерзать.

Оторвавшись на секунду он перевёл дыхание, снова попросил тишины, а потом с новой силой прижался к её губам.

И ещё раз, и ещё раз.

Отрывисто и поверхностно, будто боясь зайти дальше, он целовал её пока не набросился по-волчьи, так как обожал это делать, выбивая дух и заодно лишая голову мыслей. А когда Вероника всё-таки застонала в ответ, придвигаясь ближе, протрезвел и отстранился.

— Так. Это подождёт, а то мы не остановимся! — предупредил он и самолично пересадил перебравшуюся к нему на колени Соболеву, обратно на стул.

— Ч-что? — пьяно спросила она.

— Ничего! Молчи и слушай, — он даже шею размял, выигрывая себе пару секунд времени, а потом кивнул и начал.

— Так. Я должен признаться, — она на это кивнула, немного даже испугавшись серьёзного тона. — Я… блин, фраза такая идиотская, её будто миллион человек обсосало. В общем, я тебя… ну как бы да. Любовь… — растеряв всю серьёзность он мотнул головой и уставился на Веронику так, что она отпрянула.

— Вы меня пугаете, — честно призналась она.

— М-м… ага… — кивнул Егор. — Короче ты поняла?

— Ну… вы пытались мне в любви признаться? — с осторожностью сапёра уточнила она.

— А на что это похоже? — съязвил он в ответ.

— На “чё попало”…

— Сама ты “чё попало”! Слово-то какое… — он встал с места и сделал пару решительных шагов.

А Вероника, испугавшись, что он уйдёт всочила следом и спикировала на него со стула, повиснув на шее.

Она прижималась грудью к его спине и крепко обнимала, обхватив и руками и ногами. А он стоял опустив голову и не мог не улыбаться. И знал, что она не увидит, а всё равно прятался.

Эта его улыбка… улыбка дурака и бездушного интеграла, который признаёт своё поражение.

И никаким Вероникам это видеть не положено.

Примечание:

Весенний ветер в форточку ворвался

 Гудел, кружил, бумагами шуршал…

 А у стола "бездушный интеграл",

 Закрыв глаза, счастливо улыбался…

"Гостья" — Э.Асадов



=Я любить тебя буду — Можно?

— Я… тебя… люблю… — медленно, отрывисто произнёс он уже в четвёртый раз.

Они кое как утроили из вороха одеял и спальников более-менее приличную лежанку, и теперь, полностью одетые, там валялись. До рассвета оставалось как минимум пара часов, а спать никто не собирался. У Вероники болели от его щетины щёки, а она всё равно подставлялась под новые атаки поцелуев.

— Мне кажется, что это глупо, — в который раз возмутился он.

— Ну почему?

— Нельзя так говорить! Это ни о чём.

— А как надо?

— По факту, чтоли… Когда тебя нет — ты мне мерещишься, — Вероника забилась в его руках, потому что всё внутри от этих слов скрутило раскалёнными канатами. — Или там… порой ты такая восхитительная стерва, а через час невинная овечка, что у меня отказывает инстинкт самосохранения (любой нормальный бы давно сбежал). Ты самый глупый умный собеседник во вселенной. Или… от твоих щёк у меня… нет, это пошло.

— О-о-о… — завыла, давясь смехом Вероника, а Егор стал, как маленькую трепать её за щёки.

— Да-а, вот от этих самых штук, ну ты прямо хомяк. И твоя музыка — это кошмар, но она о тебе многое рассказывает.

— Всего лишь то, что я люблю занудные арии с глупыми текстами? — уже серьёзнее смпросила она.

— Нет… да. Никогда об этом не думал. Просто это будто твоё состояние души и оно прекрасно. И то что ты по ним учишь историю — отвратительно, но мило.

— Вы сейчас так много сказали, а на самом деле можно просто обойтись… “я… тебя… люблю!”

— Как скучно! Вот бы Толстой обошелся словами “Война” и “мир”.

— Реально! Вот бы… — Роня упала на спину, и теперь Егор мог беспрепятственно задирать её майку. — Зачем вы ушли? Зачем это было нужно?